Теорию шести рукопожатий знаете? Так вот, если их распределить не в пространстве, а во времени, то я в одном — в одном! — рукопожатии от фон Мекка. От Николая Карловича, разумеется. Мой родной дедушка, 1885 г.р., окончивший в 1913 году Киевский политехнический институт, служил инженером на Казанской (тогда — Московско-Казанской) железной дороге в подчинении у господина фон Мекка. Есть дореволюционная фотография: красавец-дед в форме с эполетами, бабушка, которую я не знала, - в роскошной шляпе с цветами, еще какие-то люди в светлой одежде с интересными застывшими лицами.
Дед умер почти в 93 за игрой в преферанс (кому бы ни рассказывала — все завистливо вздыхают). Умер в своем замечательном, уже тогда старом кратовском доме: поселок железнодорожников на станции Прозоровская (прежнее название Кратова) основал сам фон Мекк. Несмотря на очевидные немалые заслуги, Николая Карловича расстреляли, как и всю железнодорожную верхушку. Дед по какому-то божественному наитию незадолго до этого ушел работать учителем математики в школу. Он очень сильно хромал, ходил в уродливом высоком ботинке. Его не взяли в армию, что, собственно, и позволило ему остаться в живых и поставить на ноги двух сыновей и двух дочерей, младшей из который — моей маме — уже 94.
Я только что вернулась из Кратова. Какие бы перевороты ни происходили в нашей измученной экспериментами стране, какие бы беды ни обрушивались на мою семью, Кратово всегда было для меня местом радости и покоя. Кстати, новое имя Прозоровской дал герой гражданской войны по фамилии Крат. Но этого уже никто не помнит. А вот стародачное местечко под Москвой знают многие.
Большой дом из черных бревен и огромный когда-то участок (я, маленькая, считала там сосны, ставя мелом крестики на стволах — их было больше ста!) давно разделен на множество частей. В своей комнате я ничего и никогда не меняла — только ремонтировала. Сегодня утром просыпаюсь: солнце полосами пробивается сквозь медовые стволы сосен, птицы поют, нежная зелень, электричка свистнула и застучала... Кра-то-во.
В дедовом кабинете на столе были две замечательные вещицы: маленький сверкающий кусочек рельса (прижимать бумаги) и расплющенный железнодорожный костыль (бумаги резать). Такого не было ни у кого, я очень гордилась. Дед брился опасной бритвой, душился вкусным одеколоном и всегда надевал галстук. Называл себя помещиком, смеясь от души: жил в доме с овдовевшей старшей дочерью на две пенсии. Занимался со мной ненавистной геометрией — орал, будь здоров! Обожал меня, называл «притуленькой»: я любила прижиматься, сидя рядышком. Очень ему нравилось, когда я спрашивала, почему на платформе пахнет дровами.
P.S. В Кратово начали вырубать сосны — уже залысины возле пруда! Несмотря на сильнейший протест снизу, его таки включили в «Раменское городское поселение». Страшно думать, что может случиться дальше...
|
|
