На нашем телевидении развился такой жанр – я бы назвал его «бредовая дискуссия». Берется какое-нибудь утверждение – например что огурцы безвредны для людей, и гости студии давай его оспаривать. Мол это враки недобитого совка, все едоки огурцов рано или поздно умирают, соленый огурец – вообще друг смертоносной водки и враг молока… А вот от салата из силикатных кирпичей еще никто не умирал, поэтому кушайте силикатные кирпичи! Спорщику плевать, что говорить, лишь бы маячить на экране – если он, конечно, не подкуплен каким-нибудь кирпичным лобби.
Примерно та же логика звучит и в теле-доводах в пользу продажи огнестрельного оружия. Де только дай всем по стволу – и мы забудем враз про покушения на личность! Если преступник будет знать, что ты вооружен, нипочем на тебя не нападет!
Но это – полный бред. Вооруженных людей гибнет куда больше, чем невооруженных; знание того, что полицейский вооружен, не останавливает прущего на него с той же пушкой или ножом бандита. Да, для тех, кто в силу службы вынужден лезть на рожон, оружие – защита, но только вкупе с профессиональным навыком, который с прилавка не продать. Я в свое время много общался с носителями табельных стволов, и дабы не впадать в абстрактное «считаю так, считаю сяк», приведу на сей счет пару примеров из самой жизни.
Был у меня друг-следователь Дмитрий Лило, известный в 90-е его успешными делами, еще и опытный самбист. И рассказывает как-то. Получил он новую квартиру в Митино, возвращается домой, из лифта вышел, и тут кто-то со словами «Руки вверх!» упирает что-то ему в спину. Он, всегда бывший начеку, делает стандартный разворот, ногой по морде кладет на пол неизвестного, заламывает его руку за спину и упирает в его лоб свой ствол. Тот же орет: «Я пошутил! Я твой сосед!» Поскольку так оно и было, дальше они мирно разошлись; сосед за свою шутку поплатился только тем, что с неделю потом из-за вывиха скулы мог кушать одно жидкое.
Но вот в чем суть. Благодаря автоматизму владения оружием его хозяин не запутался в портупее, не нажал случайно на курок, не подстрелив при этом ни соседа, ни себя. Не то дурная шутка могла бы отправить одного на тот свет, другого – на нары. Почему еще один мой старый знакомый, московский судья Владимир Кульков, когда-то так отозвался на выдачу ему защитного ствола:
– Да мне его даром не надо! Я же не опер, который раз в неделю ходит в тир, сноровки нет. Грохну безоружного – сяду за превышение самообороны, а вооруженный меня грохнет первым. И это еще я, прошедший армию, а что говорить о наших судьях-женщинах!
– Как же вам обороняться?
– Меня обороняет моя репутация. Я взяток не беру, сужу по совести, поэтому угрозы если и случаются, то крайне редко.
– И что тогда?
– Звоню начальнику ОВД, он дает конвоиров, с ними езжу на службу и домой, пока есть признаки опасности. А пистолет для меня – не только не защита, но лишний фактор риска!
Вот тоже характерный случай. Еще в бандитские 90-е я с тремя операми гулял на какой-то пьянке в их отделе, и они решили показать мне, для впечатления, живых бандитов. Взяли мы еще водки и поехали до какого-то плавучего притона в строгинской пойме, где какие-то упыри встретили нас в легком шоке, однако сели с нами пить. Мои друзья скоро вовсе упились, повздорили меж собой, и один другому сунул в рожу. Дело было зимой, они вышли на скользкий берег и давай биться руками и ногами, то и дело падая, на глазах очень довольного таким зрелищем урла. Я с криком «Хорош позорить органы!» кинулся их разнимать – и улетел рожей в снег. Всех кое-как разнял еще один наш спутник, заволок в машину, и сержант развез нас по домом.
Назавтра мы перезвонились, дав взаимные зароки; но в чем опять-таки мораль. Те опера были при оружии, но, владея им на уровне инстинкта, даже в мертвецком виде не пустили его не по назначению. Поэтому окончилось все парой синяков и вздрючкой от зама по розыску – а не кровавым месивом, что было б неизбежно в ином случае.
Еще пример: был у меня еще друг, боксер-любитель, с которым мы прошли примерно одну юность: походы по девчонкам, дискотекам, на природу и так далее. Эти походы у него всегда кончались по стереотипу: «Тут трое на меня, деваться некуда, я одному бах, он улетел, другому бах, третий бежать…» Но мне, не обладавшему его ударом, почему-то всегда было куда деваться в тех же ситуациях – и удавалось выходить их них без мордобоя.
То есть всяк пользуется тем, чем обладает; но я бы в нашей нынешней стихии лучшим средством самозащиты, надежней любой пушки, все-таки назвал мозги. Ну заруби себе на носу: не предлагай чужой девчонке в ночном кабаке сию минуту дуть к тебе! Не пей в тамбуре последней электрички с незнакомцами. Не ори неловко повернувшему водителю: «Козел! Петух!» Не гоняй хотя бы свыше 100 километров в час по городу – и крови сразу станет в разы меньше!
Жизнь уже показала, что травматическое оружие, якобы созданное специально для самообороны, не сократило, а увеличило число гражданских травм. Ибо работает синдром приятеля-боксера: все, что заряжено, безумно хочет разрядиться; нет повода – создаст его само. Певцы гражданского вооружения в духе их бредовой логики на это отвечают: «А боевое – сократит!» Ну, то есть дали детям поиграться ножичком, они им поранились; тогда дадим всем по кинжалу – то-то будет толк!
Еще те же певцы прельщают наш морально замордованный народ такой рекламной сказкой: «Огнестрельное оружие – защита личного достоинства!» Но личное достоинство не отсюда начинается! Попробуй для начала попросить своего начальника тебе не тыкать – небось сто потов сойдет! Для этого не нужно никакого пистолета; а коли ты трус в душе, и 150-мм гаубица не сделает тебя храбрей!
Все эти сказки, очевидно, сочиняются как раз для тех глупцов, кому не только огнестрельное оружие – и спички опасно давать в руки! Их же дети, которые легко находят в тайных папиных сусеках коньяк, кредитки и ключи от машины, найдут и пистолет – и тут же потащат его во двор и в школу. А боевой – это, в отличие от травматического, такая увлекательная вещь, что кому хочешь снесет голову!
Вот еще на тему личного достоинства. В 91-м перед вылетом из Таджикистана, менявшего тогда свой братский облик на небратский, я зашел на базар прикупить сладких тамошних плодов. И вдруг на меня прет громила из местных наци с шайкой своих нукеров: мол убирайся, пока жив, тут все не для тебя! Но драпать от него, да еще не загрузившись вдоволь, мне показалось недостойным своей нации – и я, немного зная местные обычаи, решился вступить с ним в диалог:
– Послушай, уважаемый, меня ты можешь и убить, а о них, – я указал картинным жестом на торговцев, – ты подумал? Они свой товар тащили сюда для меня, потому что я столько заплачу, сколько местный не заплатит! Я не торгуюсь, я спешу на самолет, а они на мои деньги купят своим детям одежду и книжки в школу. А ты и детей их хочешь обобрать!..
Тот дикарюга сперва рыпнулся ко мне – но так как весь базар, возбужденный моей громкой речью, занял сторону покупателя, драпать пришлось ему. А мне еще в итоге надарили еще столько, что еле дотащил до самолета. Ну, а был бы, допустим, у меня при этой стычке ствол – и я бы, не мудрствуя лукаво, его вынул? Уже, конечно, не писал бы этих строк.
В те 90-е у населения этих стволов хватало – и что, меньше убивали? Как у нас нет семьи, в которой кто-то б не полег в Великую Отечественную, так и после 90-х не осталось человека, не имевшего б среди близких или знакомых жертв от пальбы тех лет.
Еще довод за свободную продажу огнестрельного оружия: полиция нас все равно не защитит! Но если плясать от такой логики – а суд не рассудит, депутаты не спасут – надо всем продавать и судейские мантии, и депутатские мандаты! И сгинуть в первобытный строй, где каждый сам себе и пахарь, и лекарь, и защитник, и судья.
У нас уже идет эта варваризация, когда чуть не у каждого ларька по своему охраннику, охранные структуры начинают сами грабить – и на них нужны еще охранники. Выигрывают при этом более дикорастущие народы, далекие от цивилизованного разделения труда и функций, необходимого для выпуска более сложных, чем простой грабеж, станков и самолетов. Пока культурный выпускник, попавший под дикарский нож, будет писать в прокуратуру о бездействии полиции, а там полгода будут это разбирать, эти самодостаточные дикари его сто раз дорежут. И только им, уже набравшимся всякого оружия, его легализация прибавит силы. Но тогда обо всех наших самолетах надо будет вообще забыть, а тем, кто уже сросся с человеческой цивилизацией, забиться вовсе в щели. И выход из этого лишь один – крепить свои защитные структуры, а не деградировать до личной варварской самозащиты.
И самый сильный аргумент оружейных либералов: в Америке оружие свободно продается! Ну, если не падать на колени перед всяким чужим опытом, когда-то займы из него полезны, когда-то нет. Но просто что-то слизывать, по-обезьяньи – удел идиотов. Самолет быстрей автомобиля, но просто взять и приковать автомобилю крылья – не поедет вообще. В Америке в комплект с торговлей оружием входит и многое другое: смертная казнь за убийства, твердый суд, полиция пожестче нашего, как и срока за экономические преступления. Но об этом другом наши либералы ни гу-гу: мол продавать оружие – это либерально, а карать преступников – совковый пережиток! То есть стоят по сути на позиции урла, чья заветная мечта – о преступлении без наказания. Ну, и мочить «козлов» не топором, а из передовых беретт и кольтов, которые, само собой, и наводнят наш оружейный рынок в случае его открытия.
Кстати о смертной казни, о которой у нас тоже не стихает вал этих абстрактных споров. Вот мнение о ней того же лучшего в 90-е охотника за убийцами Лило, отставленного генпрокуратурой за его слишком высоко зашедшую охоту:
– Из долгого общения с бандитами я вынес одну истину: что кроме вышки они не боятся ничего. Мне говорили прямо: «15 лет – не страшно, купим адвокатов, купим суд, по кассации скостят до восьми, освободят досрочно за примерное поведение – через пять лет можно выйти. А против вышки – уже нет приема». Будь моя воля, я бы всех обитателей Бутырки разбил на две части. Одну бы сразу пинком выгнал на свободу, потому что если мужик по пьяни спер бутылку водки, нечего ему полгода в камере болтаться, суда ждать. Содрать вдесятерне и сказать: «Вася, больше так не делай!» А вторую половину, всех убийц – под расстрел, чтобы каждый думал, чем рискует, прежде чем убить. А то сейчас убийца думает: «Ну, в крайнем случае лет на пять поменяю обстановку, а по нынешним порядкам мы и на зоне славно поживем…»
Смертная казнь – не панацея, но одна из сдерживающих мер в системной связке с другими. Ибо в сложносочиненном современном мире продуктивны лишь системные подходы, зато всего одно дурное решение может разрушить сразу все. И в нашем случае свободно продавать оружие – это отречься от какой ни есть цивилизации и громко объявить о начале новой гражданской войны. Уже не за передел собственности, а просто за свое доуничтожение.
В Америке личный винчестер прикипел к рукам, когда после ее гражданской войны 1861-65 годов Линкольн раздал всем желающим по земельному наделу, который надо было лично защищать. У них своя традиция, у нас своя; и нам индивидуальное оружие не заменит общественные средства безопасности, как охота на мамонтов – современное сельское хозяйство. В нем мы уже скопировали слепо Запад – и остались без него. Львиную долю еды закупаем – чем приставили чужой ствол к своему виску, и должны день и ночь молиться, чтобы он не выстрелил. Но общественную безопасность, при ее развале, за морем не купишь; чужих полицейских, как нанимаем всяких тренеров и хоккеистов, не наймешь!
Раздать всем по стволу, вместо возврата в строй таких матерых профи как Лило, у кого раскрываемость была под 100 процентов – все равно что приставить к голове еще одно, доморощенное дуло. Но из него без той железной хватки, что мой друг явил в сцене у лифта, бабахнет обязательно – и так, что вышибет наши последние мозги.
|
|
