Кажется, телевизор вот-вот задымит – с такой частотой сейчас по нему крутят сериалы о благородных витязях в ментовских шкурах. Но все это кино уже от правды не спасает. Промышляющий разбоем и посвятивший свой досуг расстрелу мирных граждан мент становится все более врагом № 1 в сознании народа.
Вот один недавно в очередной раз сбил насмерть беременную и дал деру – а коллеги кинулись его отмазывать, словно он не человека, а муху на асфальте раздавил. И никакие «принимаемые меры» уже не выправят тут ничего – по одной главной причине, что скорей всего министру Нургалиеву не покажется таковой.
Эту причину я шкурой ощутил, когда зашел на днях в свой отдел милиции по одному не суть важному делу. Дежурный капитан на входе, отгороженный непроницаемым стеклом, встретил меня как цепной пес:
– Чего надо?
Я ему:
– Здравствуйте.
Но он в ответ мне то же:
– Чего надо?
Я повторил еще раз:
– Здравствуйте.
Он оглядел меня с такой ненавистью, какую только может человек испытывать к напавшей на него навозной мухе:
– Чего надо?!
И я прочел в его глазах неодолимое, сильней страха любых последствий, желание вдавить меня в вонючий обезьянник сзади – и сдал быстро на попятную:
– Да ничего, не надо, не здоровайтесь. Где такой-то кабинет?
И уже выйдя из их логова я понял, что играл с огнем – и только чудом за попытку поздороваться, воспринятую как оскорбление мундира, не схватил по ребрам. Поскольку кто я для их брата? Да сволочь, которая мало приперлась со своей вонючей жалобой марать отчетность и отрывать «от дел» – еще и изгаляется!
Такое отношение ко всем по ту сторону стекла – и нарушителям, и потерпевшим, называемым презрительно «терпилами» – и есть первоисточник милицейских преступлений против граждан. У них сегодня все разбилось на своих и чужих – как в случае с полковником Будановым: да, задушил он шпачку – но из вражеской деревни и на взводе, вызванном войной. Потому и после осуждения служит героем для своих, как раздавивший бабу с пузом на асфальте – для его своих.
Но почему эта порочная мораль войны так дико обуяла наших стражей порядка? Бытие определят, хошь не хошь, сознание; и эти стражи сами оказались вдавлены в такое бытие, что лишь с таким сознанием и могут в нем существовать. В силу службы они денно и нощно видят худшую сторону нашей жизни, способную погнуть любую душу. При этом само праведное дело борьбы с преступностью, искупавшее бы безобразную изнанку, настолько пало, что не искупает больше ничего.
Еще с начала 90-х их жестоко обломали «политической» отменой уголовных дел по самым наворовавшимся и навалившим больше всего трупов злыдням. Над всем тогда довлел чубайсов тезис о приватизации «любым путем», но путь был в основном один – воровской, в жертву ему была принесена и наша правоохранительная система.
Ключевой в ее разгроме точкой стало громкое снятие Ельциным прокурора Москвы Пономарева, лучшего профи, за убийство Листьева в 1995 году. Для всех осталось тайной, чем прокурор-то виноват в убийстве одного из двух, вторым был Березовский, приватизаторов Останкино? Вина же была в том, что под его началом это официально не раскрытое по сей день преступление было раскрыто в сутки. Но пришедших брать заказчика убийства, как рассказал мне штурмовавший его офис друг-следователь, с треском отозвал сам генпрокурор – макнув мордами в грязь честных ребят перед хохочущим злодеем.
В итоге начался массовый исход лучших оперов и следаков из наших органов. Их заменили те, что совестью пожиже и квалификацией пониже – и вся работа и отчетность стали там уже во многом фикцией. Главой МВД стал Рушайло, мигом заслуживший кличку Нарушайло и выдавший такой приказ: «Ремонт в отделах производить за счет спонсоров». Были созданы спонсорские фонды из самой нечисти, освобожденной за «содействие» от наказания, куда передавался весь изъятый конфискат. И у моих друзей из МУРа вылезли на лоб глаза: «Нам предписали деловой контакт с теми, кто в нас стрелял из-за угла!»
Потому следом ушел и «средний класс», а те, кто остались, уже не могли в принципе раскрывать серьезные дела – что и устроило нашу сроду повязанную с криминалом власть. Но тем не менее она потребовала от разбитого ей же корыта показателей по «рядовым» делам – не порывая с теми же рушайлами, порушившими остатки чести в ментовских рядах. То бишь как бы по четным дням будь молодцом, по нечетным – подлецом. Но люди в форме не способны на такую эквилибристику. И по закону тяготения к более легкому и низкому скатились до уже необратимых подлецов.
Почему еще дежурный капитан глядит на меня волком? Он не хуже других знает, что все живут сегодня криво, уж никак не на зарплату, и пришедший плакать, что украли его «мазду» или «лексус», наверняка сам на эту «мазду» или «лексус» обокрал страну! Какого ж черта он с его фиксированной ставкой должен разбирать эти дела, когда у него есть и свои, которыми он расфиксикрует свою получку – ему-то почему это нельзя, когда всем прочим можно?
И вообще – нормальные люди давно решают их проблемы за порогом ментовской. А кто пришел сюда за правдой, коей здесь давно в помине нет – или больной дурак, которого гнать надо, или дуркующий прохвост, которого тем паче надо гнать. Так уж устроен человек, что его сознание должно или направлять его поступки, или, коль это не по силам, их оправдывать. Иначе он входит в невыносимый конфликт с собой, толкающий или в петлю, или к стакану – загубившему, кстати, оперов не меньше, чем бандитский огнестрел. И как мораль вора – презрение и ненависть ко всем, кто не ворует, так и мораль мента – презрение и ненависть ко всем вне его круга.
Но менты – это еще такие парадоксы, что и плюя на все законы, живут и дышат по священному для них уставу. Только действительный устав их службы – вовсе не тот, что писан на бумаге. А другой, неписаный, сберегшийся еще от царских держиморд – по которому высший чин тыкает, а низший выкает; всякий смачно хамит стоящему на ступеньку ниже и раболепствует перед стоящим на ступеньку выше. Холуй – вот главное, что сегодня делает мента ментом. Потому он меньше всех способен спорить с любой сходящей свыше подлостью – и больше всех показывает ее содержание в общественной крови. «Разрешите доложить, товарищ генерал!» – «Да, доложи, сынок, сюда свои сто баксов!» И так, как в этом вещем анекдоте – от сержанта до генерал-полковника.
Я не знаю, знает ли об этом Нургалиев и получает ли эти доклады тоже? Если да – тогда опять же анекдот, как еще при советской власти принимают в партию узбека, секретарь райкома спрашивает: «Ты в банде курбаши служил?» – «Да». – «Так куда же тебе в партию?» Ему потом: «Дурак, соврал бы: нет!» – «А как соврешь? Сам курбаши спросил!»
А если нет, тогда зачем нам вообще такой свадебный министр?
Но так или иначе эта насаженная на гнилую нитку силовая вертикаль стремится взять реванш за все свои унижения. И одним из знаков этого реванша, вроде масонского значка, стало показное курение всеми служивыми, от сержанта, генеральского «Парламента». За пачку вдвое дороже рядовой не взыщет ни одна проверка, но всяк да видит, что такой куритель – не босяк и не позволит за копейку отрывать его «от дел».
А этих дел у них сейчас хоть отбавляй. Кто свой «доклад» нашел на проститутках, кто на подбросе подлежащих выкупу вещдоков; но самая лафа – «работать хачиков». Заловит такой парламентарий их с дюжину: «Есть регистрация? Нет? Это плохо. Давай пятьсот и вали!.. Есть? Это хорошо. Давай пятьсот и вали!» Только в итоге на раскрытие реальных дел у них уже ни времени, ни толку нет. А раскрываемость-то требуется свыше – и ее тоже надо в силу действующей показухи доложить!
И тут наступает самое ужасное. Труд настоящих сыскарей требует уймы знаний и навыков – как вождение самолета, за штурвал которого никто не посадит леваков: катастрофа будет непременно. А за штурвалом следствия сегодня оказались сплошь и рядом эти леваки. Но как они могут раскрыть хоть что-то? Лишь одним путем – диких пыток с вышибанием признания. И нечего тут строить изумление в высоких и как бы непричастных к этим ужасам оперработы лицах. Если вместо толковых сыщиков они же насадили дилетантов, эти пытки будут и дальше процветать: ну нет у них других методик! И это – уже негласно состоявшаяся катастрофа с кучей жертв ментовского произвола по тюрьмам и кладбищам, куда большей, чем от всех сенсационных авиакатастроф.
Служить в милицию сейчас уже идет и прямо криминальный контингент – видно, для власти более благонадежный, чем былые профи. Один мент-ветеран из Подмосковья мне говорит: «К нам в отдел пришли юнцы – и прямо в кабинете строят планы, как будут лохов на бабки разводить. Я им: вы обалдели? А они: дед, ты отжил, сегодня надо рубить бабло – и дай дорогу молодежи! Я подошел к начальнику, он мне душевно посоветовал уйти с почетом. Ну я и ушел».
Как-то сотрудники одного знаменитого по тем же сериалам ГУВД обратились ко мне за правовой помощью. Им нужно было собрать доказуху на одно лицо, чьим криминальным прошлым я занимался в качестве журналиста. После двух дней общений, повергших меня в шок технической оснасткой главных сыскарей страны, я им сказал: «Ребята, вы его не словите – если у вас нет даже Интернета, компьютер с шариковой мышкой и адресной базой десятилетней давности. Не могут дикари с камнем за пазухой сражаться с танком, а злодей технически вооружен против вас как танк!» И как показала жизнь, мое печальное пророчество сбылось.
Но кто-то же так опустил их, что на моих глазах за информацией, добыть которую по Интернету дело двух минут, двум сотрудникам выписывали командировку в дальний город! Какой может быть из этой катастрофы выход? Над этим всуе бьются популярные ток-шоу с приводом тех же высших лиц, де непричастных к безобразиям, только все ищущих эти выходы. А тем временем наши силовые, но глубоко опущенные органы творят свое отмщенье – но не согнувшим их в дугу, а всему остальному обществу. Еще сегодня в духе всеобъемлющего лицемерия в него внедряется такая отговорка на попытку обуздать хоть снизу эту вертикаль.
Опять же в виде анекдота: кто-то завозмущался чем-то в парикмахерской, на что парикмахер Соломон ему: вы хотите исправить всю несправедливость в государстве? Но почему начали с парикмахерской? Но это – тот же блуд. Начать с Нургалиева никто не даст, поэтому начинать надо с парикмахерской, с участкового, с хама за стеклом дежурки. Поскольку если даже вдруг каким-то чудом сам министр вас примет по душам, то скажет непременно: а что я могу, если все снизу подлецы? И пошлет вас за справедливостью обратно вниз. Надо, если хотим жить по-людски, давить любое зло, от мала до велика – и, конечно, начинать с себя.
Наша власть втянула всех в порочный круг, где все кривят и лицемерят, от уборщицы до президента убираемого ей банка. Только соринка в своем глазу нам в духе парикмахерского Соломона кажется вполне терпимой, как выброшенная нами на асфальт обертка от мороженого. Но вытекающая в результате груда мусора, с теми же гнилыми мусорами, уже нас нестерпимо возмущает. Но черта ль возмущаться, когда очередное следствие общей нечистоплотности проедет трамваем по тебе! Ведь когда тот же трамвай, в котором и ты тоже едешь, едет по другим, тебе начхать. И если уж на то пошло, наши кривые органы, которые вольно всем хаять, не кривей разъезжающих вокруг на купленных сплошь за кривые деньги иномарках.
Да, рыба гниет с головы, но сегодня мы, все общество, зажившее нефтью единой, без труда и без стыда, но со всеми вытекающими благами – и есть та голова. Мы привыкли винить во всем не себя, а власти, «их» – но что в этом толку? От «них» уже ждать нечего; как мы нарушаем все правила морали и дорожного движения, так и они все нарушают против нас. Они – вовсе не боги, могущие, если им как следует взмолиться, отмотать назад профуканную нами жизнь. А сами подневольные рабы стихии, плывущие по нашему течению. И Бог – не в их впавших в повальное стяжательство церквях, готовых отмолить за деньги любой грех и освятить любой кистень, а в нас. Какие мы – таков и наш Бог.
И не надо вторить лживой формуле из сериала: не мы ужасные, это жизнь ужасна. Жизнь ни причем. Ужасны мы. А потом и жизнь, в которой штатные борцы с преступностью становятся страшней урла, и впредь при нас, страдающих больше за свою «мазду», чем за всю нацию, не станет лучше. По поводу мента, стрелявшего в универмаге, по нашим СМИ прошло, что его могут сдать в психушку, чтобы не выдал каких-то убийственных для его вертикали тайн. Но что б он мог открыть более тайное, чем уже явное?
Подстройка наших органов под государственное воровство привела к тому, что они потерпели необратимую моральную коррозию. И все больше обретают черты преторианской гвардии у римлян и гестапо у фашистов, которым за преданность владыкам позволялось все, вплоть до расстрела «от бедра» сограждан. Так что в итоге можно противопоставить всей этой разошедшейся стрельбе? Стреляй не от бедра, от сердца – и пуля виноватого найдет!
|
|
