- Здравствуйте, Михаил Геннадьевич! По традиции вы нам вместо гостинцев приносите темы для разговоров. С чем к нам сегодня пожаловали?
- Тем звучит научно. Я бы даже сказал, интеллектуально. Как написано в Уголовном кодексе, «с особым цинизмом». «Можно ли защитить свои права в суде?» На самом деле сразу оговорюсь, что несколько случаев, когда люди реально защитили свои права в суде, я знаю. Теоретически это можно, и даже есть отдельные случаи, это подтверждающие. Но в целом это все в большей степени воспринимается гражданами нашей страны как откровенное циничное издевательство.
Когда люди стали ходить в суды и пытаться защитить там свои права, они обнаружили, что сделать это почти нельзя. Потому что суды, с одной стороны, безумно формальны, безумно заволокичены. У меня была простая история. Суд рассматривал практически год дело. Меня там обозвали человеком, который создает фашистскую организацию. Прежде чем суд приступил к рассмотрению дела по существу, прошло месяцев девять. Понятно, что любой нормальный конкретный вопрос обычных людей, которые не могут платить адвокатам, не могут срываться, бросать все и бежать на очередное судебное заседание, чтобы через два часа ожидания в коридоре им сообщили, что заседание переносится. Нормальному человеку это маловозможно. Это возможно только в совершенно крайних, критических ситуациях.
И граждане Российской Федерации, проварившись и промытарившись в этой чудовищной судебной каше, с откровенным издевательством, с цинизмом адвокатов, я уж не говорю про прокуроров, следователей и судей, с появлением целого слоя адвокатов под названием «решала», которые просто носят соответствующие конвертики, а иногда и не конвертики, люди восприняли совет решать свои проблемы в суде как издевательство.
С того времени возникла качественно новая реальность. Если раньше мы говорили о бандах коррупционеров, о бандах вымогателей, то сейчас стали складываться банды правоохранителей. Причем относящихся не к какой-нибудь одной правоохранительной структуре. Скажем, помните, было дело «оборотней в погонах» - генералов от МЧС. Какой кошмар! А интегрированные банды, которые включали в себя сотрудников самых разных структур, которые обеспечивали круговую поруку. И вот, обеспечивая эту круговую поруку, они оказывались практически безнаказанными. И гениально выходили сухими практически из любой самой неприглядной ситуации.
Самая яркая и громкая история - это с Сергеем Магнитским, юристом, которого просто убили в СИЗО. Причем я понимаю людей, которые говорили, что он, наверное, виноват, он, наверное, работал на каких-нибудь не очень хороших людей. Очень может быть. Но это не повод для убийства. Да еще с особой жестокостью. Человек сидит в суде, он тяжело болен. Ему просто физически плохо. Он просит у судьи кипяточку, чтобы развести лапшу «Доширак», чтобы съесть ее. Судья напряженно размышляет над этим вопросом и отказывает. Человек ест лапшу сухой, потому что у него нет другой возможности питаться. Так устроен процесс суда. И он умирает мучительной смертью через некоторое время после этого. Поскольку Запад звереет, затронуты интересы западных фирм, и составляют списки российских чиновников, причастных к этому списку.
- Судья есть в этом списке?
- Не знаю. Я свечку не держал с той стороны, у меня подружек нет. Скорее всего, есть. Наши начинают реагировать. Назначают виновными стрелочников - врачей СИЗО, которые по сути дела отказывали ему в медицинской помощи. Да, они совершили преступление, нарушена клятва Гиппократа, Уголовный кодекс и все остальное. Детский вопрос: простите, а они что, по своей инициативе отказывали ему в медицинской помощи? Они что, давали инструкцию судье, чтобы тот запрещал ему давать кипятка? И так далее.
Маленькая деталь: руководитель налоговой инспекции, через которого все это проходило, на ее счета вроде бы поступило 8 млн евро. Причем судя по списку покупок, которые сделала ее семья: вилла в одном из самых престижных центров недвижимости в Абу-Даби, какой-то комплекс - на искусственных островах насыпаны островки в форме пальмы, на них стоят роскошные особняки. Особняк в Архангельском, где-то еще в Западной Европе. Это не на 8 млн евро списочек. Это побольше списочек. У нее все в порядке, она уволилась, никого это не волнует.
И вот, наконец, самая яркая история с бандами правоохранителей - это подмосковная прокуратура. Напомню, когда все только начиналось один из высших чинов Генпрокуратуры не постеснялся появиться на телевидении и официально заявить примерно следующее: если будет фотография, где этот прокурор сфотографирован в обнимку с владельцем этого игорного зала на фоне игорных автоматов, и если там будет плакат стоять, который объясняет, что эти автоматы именно нелегальные, вот только тогда мы, может быть, что-нибудь как-нибудь начнем делать. Это - воплощение цинизма.
А еще у меня есть знакомый адвокат, он, по-моему, из КГБ и прошел все горячие точки и в советское время, и в российское время. Когда ему надоело по горячим точкам бегать, он вышел на пенсию и тихо-культурно стал адвокатом. Случилось так, что к нему обратились, по каким-то причинам он взялся за это дело. Нормальный город под Москвой, 70 тысяч человек населения, может, чуть меньше. Все в порядке. Только там возник бизнес. Там адвокат имел офис в здании суда рядом с кабинетом судьи. Если вам какая-нибудь недвижимость нравилась или у вас какой-нибудь конфликт возникал, вы просто шли, оформляли соответствующие услуги, и суд принимал решение в вашу пользу. Не то что по подложным экспертизам. А по экспертизам, которые делали люди, которые не могли быть экспертами по своим документам. Если я сейчас выступлю экспертом в области архитектуры в суде, строго говоря - совершу уголовное преступление. Потому что я знаю, что я не эксперт. И тот, кто меня привлечет, тоже совершит преступление. И которые давали экспертизу, которая не имела никакого отношения к реальности. Они говорили, что дом стоит вдоль, он стоит неправильно, поэтому нужно что-то здесь сделать. А дом стоит как положено - поперек. Таких нарушений были десятки. Потому что конвейер по отъему собственности работал. Суд, адвокат и честный адвокат - мой знакомый. Он в это дело влез и решил обеспечить правопорядок и правосудие. Он же юрист, он же всю жизнь обеспечивал закон. Думал, что обеспечивает.
Каким же был его шок, когда он приходит, скажем, в прокуратуру, а там на столе у прокурора стоит статуя Фемиды, как положено - с завязанными глазами, с весами. Только в одежде проститутки. Это что? Как что - Фемида, наша правоохранительная система. А вы что думали? Он человек наивный, он служил. Он думает, что руководство какими-то интересами руководствуется. И он идет к начальству, в Генпрокуратуру, в Следственный комитет. Его принимают, потому что человек заслуженный. Его знают, насколько я понимаю. Приходит на личные приемы, все рассказывает. А дальше очень интересно. Пока вопрос не ясен, пока его просят донести документы, принести это, то, его принимают, работают с ним очень конструктивно, нормально, по-человечески и профессионально. Как только люди убеждаются в том, что это все правда и действительно имеют место преступления на местах, его просто перестают пускать на порог. И просто отсекают.
Он начинает устраивать пикеты. Он проводит пикеты и страшно действует всем на нервы. Возникает вопрос - что же делать, чтобы этот человек не мешал функционировать организованной преступной группировке? А это человек, которого боялись, насколько я понимаю, чеченские бандиты в 90-х годах, а не только в Москве. Это люди, которых даже самый отмороженный человек десять раз подумает, прежде чем их тронуть. У человека богатый бэкграунд. Находится гениальный выход. Причем абсолютно цивилизованный. Если нельзя устранить человека, нужно изменить правовое поле так, чтобы человек стал безопасен. Мы примем закон, по которому то, на что вы жалуетесь, будет абсолютно законным. Или в крайнем случае, что вы не сможете на это жаловаться.
И вот 3 мая этого года. Подписывается приказ по Следственному комитету № 72, которым утверждается однономерная инструкция по работе с заявлениями и обращениями. В которой есть пункт 21, абзац 2. Я избавлю вас от российского канцелярита, потому что тогда на нас обидятся наши слушатели. Смысл следующий: следственный комитет не должен регистрировать и не должен работать по существу, рассматривать по существу заявления и обращения, в которых высказывается несогласие с решениями судей, прокуроров и следователей. Имеются в виду следователи самого СК. Если в этом заявлении или обращении указывается на совершение ими должностного преступления.
Когда я увидел инструкцию, я не поверил, а потом сказал: мало ли у нас инструкций пишут, они половина не работают. Ничего подобного, вот эта инструкция работает. И приходят отказы в рассмотрении, где черным по белому написано: дорогой товарищ, вы сообщаете о должностном преступлении. А по инструкции такой-то мы ваше заявление принять должны, но регистрировать права не имеем как заявление, которое требует следственных процедур, соответственно, рассматривать по существу тоже не можем.
Что у нас было раньше? Раньше была ситуация, когда было много плохих правоохранителей. Но у нас были, я знаю людей, абсолютно честные люди, с огнем в глазах. Их не очень хорошо всегда использовали, которые действительно пытались расследовать преступления и пытались бороться с преступностью. Они не пытались наживаться на страданиях, бедах и горе людей, они не пытались попасть в долю к преступникам или брать их под крышу. Они по-честному пытались бороться с преступностью. И вот теперь, если такому следователю попадает заявление о должностном преступлении, совершенном его коллегой, прокурором или судьей, он не может этим заниматься по инструкции. У него прав нет. Он совершит административное правонарушение. С него за это должны будут снять погоны и выгнать из органов. Это реальная ситуация, которая у нас существует сейчас.
- Давайте разберемся с формальной стороной вопроса. А есть ли какая-то альтернатива, куда можно обращаться? Может быть, здесь идет речь о формальных ошибках, которые допускают заявители?
- Нет. Есть судья. Он на вас смотрит и говорит: за неправильный переход улицы на красный свет такой-то приговаривается к пяти годам тюрьмы. Это неправосудный приговор. Вы имеете право его обжаловать в апелляционном суде. Но апелляционный суд рассматривает апелляции обычно по формальной стороне вопроса. Были ли нарушения в процессуальном характере. Если вы представили десяток свидетелей, что в это время были в Анапе, а судят вас за правонарушение, совершенное в Москве, и этих свидетелей не приняли и не заслушали, то в этом случае налицо правонарушение. И апелляционный суд может это рассматривать. А если их заслушали, а во внимание не приняли, то это уже намного сложнее. Апелляционный суд может рассматривать, а может и отказаться рассматривать. И, наконец, рассмотрев, он может принять решение в пользу своих коллег. Потому что корпоративная этика существует во всех сферах деятельности.
Раньше была ситуация, что вы могли жаловаться в Генпрокуратуру, потому что это надзорный по своей природе орган. Могли жаловаться на правоохранителей, на судей, на других прокуроров на местах, на следователей. Из Генеральной прокуратуры выделили Следственный комитет специально для рассмотрения по существу, для проведения следствия по поводу таких жалоб. И Следственный комитет говорит: должностные преступления мы не рассматриваем. Если судья совершил мелкую ошибку, которая на должностное преступление не тянет, или прокурор совершил мелкую ошибку, которая на должностное преступление не тянет, тогда пожалуйста, сколько угодно. Но если он совершил вещь, которая тянет на должностное преступление, грубо нарушил закон, цинично, он не захотел исполнять свои прямые служебные обязанности, не оказал помощь, извратил действующее законодательство и так далее, если он занялся по сути дела преступной деятельностью, вот в этом случае жаловаться вам больше некуда. Потому что вашу жалобу не примут.
- Давайте до конца разберемся, что это. Очередная непонятная закорючка в нашем законодательстве?
- Это бюрократическая разборка, которая имеет фатальные политические последствия. Вот так.
- Эта норма работает с мая этого года. Есть ли примеры по этому делу?
- Я знаю один пример, когда она сработала. Письмо, где написано: дорогие друзья, вы же сообщаете нам о должностных преступлениях, совершаемых судьями и прокурорами. Что ж вы нам о них сообщаете? Мы же не можем их регистрировать и рассматривать по существу. Я думаю, что это оружие не массового применения. Это оружие, которое вырубает профессионалов от юриспруденции. Если вы обычный человек, который пытается найти справедливость, вы бьетесь всем телом, как муха о стекло, извините, как рыба об лед, и вы не знаете, что вам делать. И вы разбиваетесь и уходите, никому не мешаете заниматься правильным бизнесом. А если вы профессионал, если вы знаете детали, если вы буквоед в хорошем смысле этого слова, если вы хитрый человек и знаете, как пройти расставленные ловушки, и доходите до конца, тут уж в конце это последнее окончательное оружие. А для тех, кто прошел нашу эстафету до конца, вот у нас стоит в кустах крупнокалиберный пулемет. И он сносит все окончательно. Потому что вы напрасно рыпались. Потому что ваши дела рассматривать некому. Идите отсюда.
- Два вопроса. Может быть, это плюс? Потому что ведь вместо оружия огнестрельного у нас сейчас оружие вот такое. Раньше могли просто прикончить слишком громко кричащего. И второй момент. А может, не стоит так опасаться по поводу, что это инструкция? Ведь, слава богу, есть Интернет, его пока еще прокуроры стран ШОС пытаются каким-то образом взять под контроль, начать экстремистские комментарии всячески отслеживать. Но пока можно заявить и на судью, который вынес вопиющее решение, и на прокурора, и на следователя.
- У нас очень много людей жаловались на начальство, записывая видеоблоги. Последний такой случай - офицер, который пожаловался, что его солдат кормят собачьим кормом.
- Майор Матвеев.
- Четыре года он получил.
- За избиение и вымогательство.
- Формально за избиение и вымогательство, но сильно подозреваю, что он получил за этот видеоролик. Допустим, что человек чист, свят, допустим, что дело состряпано, и он может жаловаться. Он известен, он всенародно известен. Общественное мнение Интернета юридических последствий не имеет. Помните историю, когда водитель одного высокопоставленного чинвоника убил женщину, переходившую улицу на зеленый свет, а потом ее же семье еще и иск вчинили? Давно. Это была одна из первых историй про убийство с мигалками. Потом история с машиной вице-президента ЛУКОЙЛа. Общественное мнение - это одно, а юриспруденция - это совершенно другое. И если юриспруденция используется для совершения преступлений, очень важно, чтобы были возможности решение не просто оспаривать, но и наказывать преступников. А эта инструкция практически лишает людей возможности, лишает людей доступа к правосудию, с одной стороны. С другой стороны, хорошо, майор Матвеев стал известным. Отлично. А представим себе, что это был не майор Матвеев, а лейтенант Сидоров, который не стал общефедеральной знаменитостью, а просто доложился по начальству. Его сгноили втихую, и не на четыре года, без огласки. Интернет для тех, кто может о себе громко заявить. Повезло, талантливый человек, все по-разному бывает.
Но большинство людей не имеют доступа к федеральной трибуне. Будь то Первый канал или Интернет. Большинство людей сталкиваются с произволом в своем маленьком городе. А хоть бы и в районе Москвы. И люди не могут заявить о себе, потому что им не хватает квалификации, не хватает свободного времени. Общественный интерес занят чем-нибудь другим. И люди не могут получить защиту общественного мнения, какой бы эфемерной она ни была. Они беззащитны. Правосудие должно работать именно для таких людей. И именно этим людям по сути дела в правосудии сейчас отказывают.
Я совершенно не хочу сказать, что кто-то имел какой-то корыстный умысел и он специально защищает и крышует соответствующих бандитов в правоохранительных органах. Упаси боже! Самые страшные вещи делаются не из злого умысла, а просто от лени и желания снять с себя тяжелый груз. Безусловно, никому не охота читать про своих подчиненных, что они совершают должностное преступление.
Из всех наших «правоохранительных органов» Следственный комитет производил до этой инструкции наилучшее впечатление. Это как если бы священник, который сказал: вы знаете, а я вам, дорогая моя паства, ваши исповеди слушать не буду, потому что мне надоело, идите отсюда. Вот примерно так же это выглядит.
На самом деле это ужасно, потому что это вещь беспрецедентная. Это лишение людей возможности сообщать о преступлениях. В нашей стране такого не было никогда.
- Если кто-то хочет пожаловаться на судью, есть же квалификационная коллегия, куда можно эту жалобу написать. У прокуратуры и Следственного комитета есть службы собственной безопасности. Можно отправиться туда.
- Объясняю. Вы идете в службу собственной безопасности Следственного комитета и сообщаете, что следователь такой-то совершил деяние, с которым я не согласен и которое имеет все признаки должностного преступления, как мне кажется. На что вам сотрудник органов собственной безопасности Следственного комитета достает инструкцию № 72, если он добрый человек, потому что если он бездушный формалист, то он у вас заявление принимает, и через месяц вы получаете его обратно со ссылкой на инструкцию. Если он человек добрый и входящий в положение, он достает инструкцию № 72 и говорит: читайте, пункт 21, абзац второй. Я, конечно, принять у вас эту вашу цидульку могу, но поскольку вы говорите о действиях, которые имеют состав должностного преступления, я даже зарегистрировать этот ваш документ права не имею. Да, я собственная безопасность, но я в составе Следственного комитета. Никуда я не денусь. С одной стороны.
С другой стороны, конечно, есть квалификационная коллегия, есть апелляционный суд. И, собственно, судебные структуры. Но мы видим, как эти самые квалификационные коллегии выкидывают из судебной власти людей, которые не подчиняются административному давлению. И оставляют тех, кто этому давлению подчиняется. Классическая история - господин Данилкин. Много других подобных историй. Очень много. Конечно, есть случаи, когда действительно чудовищных судей увольняют, потому что достали. Но скорее в порядке исключения. И получается, что граждане Российской Федерации лишаются на практике, насколько я могу судить, доступа к правосудию.
- Если речь идет либо о тех случаях, когда слишком слабый сталкивается в суде со слишком сильным, либо когда речь идет о попытке замахнуться на систему, как в случае с майором Матвеевым.
- Не только. Самое страшное, что это касается бытовухи. Ссорятся две соседки - кому принадлежит кусок дома. Они идут в суд. Просто одна из них заходит в суд по-честному, а другая заходит к адвокату правильному, может быть, что-то ему дает, может быть, не дает. И дальше возникает заведомо фальшивая экспертиза, дальше возникает откровенный бред. Дальше возникает откровенно предвзятое и неправосудное, насколько можно судить, судейство. Когда вы выступаете в роли политического диссидента, вы понимаете - вы выступаете против системы. И в принципе вам могут давить по закону, а могут давить и без закона. Вы воюете с системой. Но самое страшное, что это будет применяться в бытовых ссорах.
Адвокат, о котором я говорил, не защищает политиков, протестантов. У него бабушка пришла, которая не знала, куда деваться. И таких обычных людей в том городе, которые не побоялись поджогов машин, избиений, когда там людей калечили, и шесть десятков заявителей на маленький подмосковный городок. Ни один из них не высказывал никаких политических воззрений вообще. Это не политика. Это быт. И эта машина работает в быту. Она работает по отъему собственности у граждан. Это конвейер. И когда вы начинаете бороться с этим конвейером и доходите до конца юридической процедуры, в конце вас ждут железные кованые двери, на которых написано: а теперь пошел вон отсюда! Вот в чем проблема.
Во времена Сталина этого не было. Во времена Петра I, когда население России сократилось на треть, этого не было. Во времена Ивана Грозного, когда утопили в крови целый регион - Псков - этого не было. Да было «Слово и дело!», было ужасно, если вы на кого-то доносили, то вас с жертвой вашего доноса вешали на дыбе рядом и ждали, кто из вас сломается первым. Да, первобытная юридическая процедура. Но несмотря на это можно было жаловаться. Вашу жалобу рассматривали. У Ивана III, по-моему, был знаменитый долгий ящик. Вы клали туда жалобу, а он был очень длинный, на тогдашнем языке - долгий. И к тому времени, когда вашу жалобу наконец-то начинали рассматривать, вас уже могло не быть на свете. Но вы могли жаловаться. Это была юридическая процедура, пусть несовершенная.
- Я понимаю всю символичность того, о чем вы говорите. Но пока не было этой инструкции, ведь ничего не мешало тем же самым людям защищать нужных людей из своих или смежных структур, если это были нужные люди.
- Есть принципиальная разница. Если я совершаю преступление, которое может быть расследовано теоретически, я остерегаюсь. Более того, теоретически меня можно за это преступление наказать и тем самым напугать всех остальных. «Его пример - другим наука». То есть да, вероятность наказания за совершение преступления маленькая. Но она есть, она отлична от нуля. Все более-менее остерегаются. Или, по крайней мере, можно провести серию показательных процессов, и все начнут остерегаться. Теперь вероятность наказания равна нулю. Потому что, если вас следователь толкнул в коридоре нечаянно, проходя, если судья вам наступил на ногу или прокурор вас задел, когда вы переходили улицу на зеленый свет, это не должностные преступления, вы можете жаловаться. Ваша жалоба будет рассмотрена. Но как только возникнет событие должностного преступления, вы идете к прокурору жаловаться, а у вас не принимают заявление или возбуждают в отношении вас немотивированно уголовное дело, или что-то еще делают, вы не можете себя защитить, потому что ваше заявление больше не будет рассмотрено. Вот в чем смысл этой инструкции. Вероятность становится равно нулю.
Все люди пытаются мыслить рационально. Все люди, даже идя на преступление, понимают: вероятность очень низенькая, но она все-таки есть, дай-ка я соломочку подстелю. Ситуация, когда практически гарантирована безнаказанность, когда вероятность наказания равна нулю, это качественно иная ситуация.
- Действие всегда рождает противодействие. Посмотрим, может быть, народ поднимется в Интернете и не только в Интернете. Может быть, под выборы эту норму возьмут да и отменят, скажут: ах, да как же так!
- Она не громкая, не является фактором общественного сознания.
- Мы сделаем ее таковой.
|
|
