К нам в организацию Движение "В Защиту Детства" обратилась мать двоих детей:
Здравсвуйте, Сергей, меня зовут Ирина. Ваш адрес мне дал Дмитрий Леонидович.
В моей семье произошло несчастье, моего мужа незаконно арестовали 22 сентября 2009г. Суд первой инстанции несправедливо вынес приговор, дав невиновному человеку 7,5 лет. Суд второй инстанции будет первого августа. После ареста мужа я осталась одна с двумя малолетними детьми, сыну 8 лет, дочери 3.5 года. Мне очень трудно одной бороться с системой, с тем беспределом, который у нас творится. Если есть возможность, очень прошу вашей помощи.
С уважением, Ирина
Точнее всего дискуссию о реформе МВД в оппозиционной среде можно иронически свести к вопросу: «Как бы гражданам защититься от своих защитников?» Напомним, что предпосылки к реформе правоохранительных органов вскрыты в газете «Ультиматум» №9 (май-2010) ещё до того момента, когда она была заявлена в августе того же года президентом Медведевым. Милиция, а теперь и полиция, рассматривается как нечто однородное, историческая протяжённость процессов разложения (являющихся на деле сущностью перехода от милиции к полиции) и классовые противоречия внутри этого института, чаще всего, выносятся за рамки подобной дискуссии. Такой подход допустим для либералов и буржуазных демократов, но никак не для левых.
Анализируя ситуацию внутри правоохранительных органов, можно смело говорить о полицейском терроре по отношению к милиции. Дело капитана милиции Владислава Галазова является иллюстрацией подобного положения дел. Сотрудник милиции, хоть и бывший, является таким же бесправным и беспомощным перед лицом режима, существующего в нашей стране, как и любой другой гражданин.
Главным в этой и подобных историях является то, что частные интересы коррумпированных сотрудников госаппарата прямо связаны с политикой существующего режима на физическое и моральное уничтожение рудиментов завоеваний социализма в административно-силовом аппарате. Абсолютно всем сколько-нибудь дружащим со здравым смыслом ясно, что смысл реформы милиции (читай: ликвидации милиции и учреждения полиции) в буржуазной России состоит в том, чтобы выкинуть из органов, посадить и физически истребить как раз не преступный элемент, а наиболее здоровую часть сотрудников.
Несмотря на уверенность некоторых, что служба в милиции делает человека членом некой привилегированной касты, это не оградило Владислава от бесправия и беспредела, а его семью от необходимости выживать без отца, мужа и кормильца.
Владислав Галазов - бывший сотрудник милиции, ставший «щепкой» в ходе реформирования системы правоохранительных органов и судебной власти в Российской Федерации.
Сомнительное и предвзятое предварительное следствие. Неуклюжая работа прокуратуры. Суд, который не выполнил своих конституционных обязанностей: проверка всех обстоятельства дела и не обеспечил принципа состязательности процесса.
Дело, даже на взгляд обывателя, «шито белыми нитками», может утонуть в потоке аналогичных уголовных дел, возбужденных в последнее время против сотрудников правоохранительных органов. С точки зрения «статусности», уголовное дело №370871 против Владислава Галазова отличается от нашумевших дел Ходорковского, Магнитского и т.д., в нем нет и тени намека на политику или на передел собственности в сфере крупного капитала. Здесь же все предельно просто - «свой» суд и «правильный» приговор. Это уже не первый случай, когда судебная система г. Москвы, подведомственная Председателю Мосгорсуда Егоровой пренебрегает своими прямыми служебными и конституционными обязанностями и становится инструментом «телефонного права» и коррупционных отношений.
В деле Галазова, жертвой которого стал ни в чем не повинный человек, речь, по-видимому, идет о банальном «крышевании» группой следователей следственного отдела (СО) по Симоновскому району при прокуратуре РФ по г. Москве организованной преступной группы - группы квартирных мошенников. Когда в преступном механизме что-то разладилось, "крайним" был назначен невиновный человек - Владислав Галазов. Борьба за "чистку рядов" пришлась очень кстати...
Скоро исполнится два года с тех пор, как Владислав Галазов находится в местах лишения свободы. Суд первой инстанции приговорил его к семи с половиной годам заключения в колонии строгого режима за совершение преступлений, предусмотренных ст. 126 (часть 2) и 163 (часть 3). Если переводить с юридического на русский, Владиславу инкриминируется «похищение человека группой лиц по предварительному сговору» и «вымогательство в особо крупных размерах».
Суть дела Галазова
Главным «героем» истории является квартира номер 148 по адресу - г. Москва, пр-т Андропова, дом 28. Ее стоимость по состоянию на 29.06.2009 года оценена экспертами в 3 877 916 рублей РФ.
Еще одним «героем» этого дела является Николай Алексеевич Котов, который проживал в этой квартире. Единственная родная душа для бывшего зэка Котова (свои 15 лет за решеткой он провел за разбой, грабеж, бандитизм и незаконное хранение оружия) - Марине Киквидзе. Котов познакомился с ней и ее матерью на рынке и пустил жить к себе. Заботились, ухаживали и платили по счетам. Мать Марине умерла. Умерла и мать Котова, которая проживала в той же квартире. Зато появился муж, от которого Марине ждала ребенка. Как не позаботится о той, кого Котов называет «дочкой»? И ничего, что у Котова живы-здоровы сестра и племянница.
15 января 2008 г. трое лиц, среди которых якобы был Галазов, предъявив служебное удостоверение сотрудников милиции, зашли в квартиру Котова. В присутствии проживающей у него Киквидзе сообщили Котову, что его квартиранты собираются завладеть его квартирой, а после - убить. Далее Котова выводят из квартиры, сажают в автомобиль и отвозят в неустановленное следствием кафе. После этого человек, установленный следствием как Галазов, уезжает, и больше Котов его нигде и никогда не видит. В кафе ему предлагают выпить, закусить, убеждают Котова в том, что его действительно хотят убить квартиранты, и предлагают пожить некоторое время в Чехове у своих друзей, пока они не решат проблему с мошенниками.
Стоит отметить, что в этот момент квартира Котова действительно была в процессе приватизации, начавшейся за два месяца до событий, а именно - 15 января, после смерти матери Котова, которая проживал вместе с ним. Сразу после этого Киквидзе и её соучастники восстановили Котову паспорт, а документы для приватизации были быстро собраны в полном объеме, и находились в УФРС г. Москвы. Естественно приватизация квартиры проходила в тайне от родственников Котова, проживающих отдельно. Т.к для оформления документов нужно свидетельство о смерти (матери), а оригинал находился у родной сестры Котова - был получен дубликат. Через своего знакомого Ибрагимова Киквидзе, обратилась в ООО «Меба-недвижимость». Владелец фирмы, некий Мамедов и нотариус, заверявший доверенность Котова на приватизацию, в настоящее время отбывают срок за совершение ряда квартирных мошенничеств.
В г. Чехове Котову выделяют жилой дом, находящийся на участке, который принадлежит семье цыган Решетниковых. Согласно протоколу осмотра - дом пригоден для проживания. В доме также проживал Березкин, помогающий Решетниковым по хозяйству. У Котова обманным путем получают доверенности на приватизацию и продажу вышеупомянутой квартиры, а также завещание на Ребрина В. Н. Ребрин продолжает заниматься приватизацией через того же агента Земину, через которую начинала приватизировать квартиру Киквидзе, что свидетельствует о том, что Киквидзе была причастна к вывозу Котова.
Спустя две недели после «похищения» - 30.01.08 г., Киквидзе пишет заявление в ОБОП о похищении человека и «похитители» дважды доставляют Котова в следственный отдел по Симоновскому району при прокуратуре РФ по г. Москве (где и проводилась проверка по данному заявлению гражданки Грузии). Где Котов пишет, что «квартиранты» его достали, что он в настоящий момент находится у друзей и никто его при этом не похищал. В это же время он пишет заявление о снятии запрета на регистрационные действия со своей квартирой, без которого преступникам невозможно было завершить приватизацию. Для посещения следователей «преступники» нанимают Котову адвоката. Ему объясняют, что поездка к следователям необходима, т.к. Киквидзе объявила его в розыск, хочет найти его и убить, а на квартиру наложила арест и таким образом пытается завладеть ею. Возникает законный вопрос - зачем Киквидзе, если она причастна к вывозу Котова, писала заявление о его похищении? Версий несколько, основные из них - две.
1. Возможно, что Котов (до его вывоза из квартиры), помимо доверенности на приватизацию, написал на Киквидзе или кого-нибудь из ее друзей завещание (данную версию следователи и суд проверить отказались, несмотря на ходатайство Галазова), и ей было необходимо удостоверить факт исчезновения Котова, т.к. в случае отсутствия человека в течение пяти лет, его автоматически признают умершим, и они смогли бы получить уже приватизированную к тому времени квартиру Котова в наследство.
2. Момент «кражи» Котова видела прогуливавшаяся во дворе дома с собакой его соседка - Виноградова, а находившаяся в подъезде Киквидзе ничего не сообщила ей о преступлении (Киквидзе впоследствии стала отрицать факт этой встречи). Так вот, после этого соседи, возможно, забили тревогу, что Котов куда-то делся и стали подозревать в этом Киквидзе, которой пришлось пойти в милицию и написать данное заявление, чтобы тем самым отвести от себя подозрение.
Единственное, что не учла Киквидзе - сотрудники ОБОП, принявшие от нее заявление, догадаются о возможных причинах исчезновения Котова и самостоятельно наложат запрет на совершение регистрационных действий с данной квартирой. В результате чего невозможно будет приватизировать квартиру.
Пока события вокруг квартиры развиваются, Котов проживает в г. Чехове и ждет, когда же из его квартиры выгонят Киквидзе и др., а он сможет вернуться обратно, - ведь ему об этом постоянно твердили и Решетниковы, и люди, которые его к ним привезли. По-видимому, спустя полтора года с начала своей жизни в г. Чехове Котов заподозрил неладное и, вероятно, догадался, что Решетниковы заодно с Киквидзе, и они все вместе пытаются завладеть его недвижимостью. Также Котов понял, какую ошибку допустил, выписав доверенности и завещания на преступников, прикидывавшихся друзьями. Решив, что ему никто не поверит в том, что преступники завладели документами обманным путем, во время прожвания у друзей, о чем сам писал объяснение следователю.
Котову приходит в голову идея - инсценировать дело таким образом, будто после его вывоза из квартиры все это время его насильственно удерживали, а доверенности и завещания он написал под давлением. Для реализации этого плана он решил оставить где-нибудь записку о своем похищении и насильственном удержании, и ждать прихода сотрудников милиции. Во время очередного посещения церкви (куда, к слову сказать, ходил он регулярно) Котов оставляет такую записку, но желанных результатов это не приносит. Далее он решает положить записку в почтовый ящик на двери у ФСБ по г. Чехов, отделение которого находится в 50 метрах от дома Решетниковых. Грубовато, конечно, - но почти наверняка. Прождав неделю, Котов идет и проверяет данную записку и не обнаруживает ее, а на следующий день наступает долгожданный момент - на участок приходят сотрудники милиции, которым из ФСБ была передана информация.
В отделении милиции г. Чехова Котов пишет заявление о своем похищении и удержании, но, к его сожалению, сотрудник милиции Саркисян, проводивший проверку по данному заявлению, на эти уловки не поддается и выносит постановление об отказе в возбуждении уголовного дела - в связи с тем, что указанные Котовым факты не нашли своего объективного подтверждения, т. к. он имел возможность свободного передвижения, а дом и участок, на котором жил Котов, не запирались.
Забирать Котова из Чехова приезжает уже Киквидзе вместе со своим сожителем Кварцхелия, которые для поддержки прихватывают с собой некоего следователя из Гагаринской прокуратуры г. Москвы, по имени Александр - после чего «настрадавшийся» Котов благополучно возвращается в Москву. Практически сразу после этого Киквидзе и Кварцхелия везут своего благодетеля в 38-е отделение милиции - восстанавливать его паспорт, ибо квартира до сих пор не приватизирована. Однако во время данного посещения произошло непредвиденное: Котов изловчился и написал заявление о причастности своих «освободителей» к совершению в отношении него мошеннических действий.
Новый виток событий
Когда под подозрение попадают квартиранты и появляется реальная угроза разоблачения всей группы, причастной к разводу Котова на квартиру (в том числе следователей по СО Симоновского района, к которым преступники дважды привозили Котова из г. Чехов) происходит следующее: материал по заявлению Котова на Киквидзе и др. о мошенничестве из 38-го отделения милиции куда-то исчезает (ОВД «Нагатино-Садовники»), а СО по Симоновскому району возбуждает уголовное дело о похищении человека (это единственная возможность получить контроль над расследованием, т. к. мошенничествами занимается милиция, а похищениями именно следственный отдел при прокуратуре). При этом никого не смущает, что по подобному заявлению, которое Котов написал в момент его «освобождения» в г. Чехове, а факты проверялись оперативником на месте совершения т.н. преступления, уже было вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела.
Во вновь возбужденном уголовном деле, Киквидзе сразу же из основной подозреваемой оказывается, чуть ли не потерпевшей. Судя по всему, следователи убеждают Котова, в том что Киквидзе здесь ни при чем, объясняя ему это тем, что если бы она в свое время не написала заявление о его похищении (по которому первоначально те же следователи в возбуждении уголовного дела отказали), то он был бы уже мертв, а его квартира была бы продана.
Именно с этого момента Котов стал послушной игрушкой в руках и Киквидзе, и следователей СО по Симоновскому району. Он вообще перестал понимать, что происходит, и стал делать то, что ему сказали. Эксперты ФИЦ «Аналитика и Безопасность» предположили, что Котову было сказано следующее: тебе надо будет опознать человека, фотографию которого мы тебе покажем, и сказать, что он был одним из твоих похитителей. Кроме того, наверняка Котов сам не помнит данного человека, т.к. на момент «похищения» был пьян (согласно материалов дела, когда его вывозили у него в ногах стояло полбутылки водки). Далее следователи сказали, что ему нужно придерживаться следующей версии: тебя охранял проживающий с тобой Березкин; когда тебя вывозили в Москву, ты не понимал, что находишься в прокуратуре и разговариваешь со следователем; что в церковь тебя постоянно кто-то сопровождал и поэтому ты никого не мог попросить о помощи; и наконец, что доверенности и завещание были получены от тебя под давлением.
Не нужно много фантазии, чтобы даже из материалов дела понять, что Березкин - спившийся, довольно безобидный человек. Сам же Котов поведает потом следствию, что Березкин ему рассказывал, что долго болел и находился в больнице, а после выхода из больницы обнаружил, что его квартира продана. После этого будущий "надзиратель" Березкин оказался на участке семьи Решетниковых. В функции "надзирателя", по показаниям Котова, входила готовка для него еды, уборка, и сопровождение его. В итоге, собственно, стал одним из подсудимых.
Следователи лепят дело таким образом, чтобы вывести из-под удара правосудия своих "подопечных": втянуть в дело постороннего человека, желательно сотрудника милиции, который не знает ничего о данной ситуации и как следствие не расскажет ничего лишнего. Сделать его одним из похитителей, а всех остальных попытаться вывести из дела либо выделить «их» эпизоды в отдельное производство, а впоследствии и переквалифицировать в качестве свидетелей.
На роль этого постороннего человека, среди связей одного из фигурантов Ребрина В. Н. (на которого были выписаны доверенности и завещание) выбираю капитана Владислава Галазова. Ребрин и Галазов бывшие сослуживцы по воинской части. В своё время, по информации сослуживцев, руководство части вынудило Ребрина, уволиться по собственному желанию. Они характеризуют Ребрина как человека способного к мошенническим действиям, отмечают, что ему никто не доверял. Владислав после службы с Ребреным не общался, что подтверждает исследованная записная книга сотового телефона, и изученная детализация звонков. Также сослуживцы Владислава подтверждают на суде, что Влад с Ребреным не общались.
К тому же в личном деле Галазова имелись сведения о том, что в 2004 г. он работал в 4 ОРЧ в САО г. Москвы, в группе по раскрытию преступлений в сфере мошенничества при приватизации. Следователей не смутило то, что информация о работе Галазова в этой группе не соответствовала действительности. На самом деле Владислав Галазов работал по лини грабежей и разбоев, а также краж и угонов автотранспорта, и вышеописанная запись в личном деле появилась из-за недостатка должностей в штатном расписании личного состава, о проверке чего настаивал Галазов.
В момент совершения т.н. похищения, согласно показаниям Владислава Галазова, он находится в городе Долгопрудном вместе со своей женой и друзьями. Они сидят за столом, общаются. Жена и друзья это подтвердят на следствии. Владислав сделал звонок отцу. Но следствие и суд не поверят или не захотят поверить этим показаниям. Более того, друзья Галазова - бывшие или действующие офицеры МВД или Внутренних войск, просто-напросто не были подробно опрошены. Как и его жена. А звонок отцу, который Владислав сделал примерно в 21.10 следствие и суд сочтут намеренным созданием алиби. Ведь преступление, согласно, версии следствия не могло произойти позже 22.30. Согласно результатам бережно проведенного следственного эксперимента из Долгопрудного до проспекта Андропова можно добраться за 46 минут. А, значит, Владислав, по мнению следствия, вполне мог "рвануть" в сторону "объекта преступного посягательства". Немаловажным фактом является внешняя схожесть Галазова с одним из реальных фигурантов этого дела - Топало Н. Ю., регулярно посещавшего «потерпевшего» Котова в Чехове, вывозившего его на личном авто в прокуратуру, к нотариусу и т.д. Т.е. с личностью достаточно заметной, с человеком, который общался и с Решетниковыми, и с представителями органов государственной власти и которого окончательно вывести из дела не получилось - т.к. Галазов начал писать ходатайства об установлении личности, в результате чего он все-таки был установлен и объявлен во всероссийский розыск.
Галазова вызвали в СО по Симоновскому району, его опознали Котов и Киквидзе - как лицо, участвовавшее в вывозе Котова из квартиры. К сожалению следователей, они не учли всех возможных неприят¬ных для них моментов. А они были - так, при опознании Галазова со стороны Киквидзе он вдруг спросил: «Вам показывали перед опознанием мою фотографию?» И вот незадача: Киквидзе, по незнанию, сказала, что ей и Котову действительно перед опознанием показали его фотографию. Галазов попросил следователя внести это в протокол опознания (чего тот, естественно, не сделал), поэтому Галазову пришлось самостоятельно вписывать данный факт в замечания к протоколу. Следователи тут же сориентировались и после опозна¬ний передопросили Киквидзе, а она поменяла свои показания: дескать, она просто неправильно выразилась, фотографию им не показывали, а она лишь описывала следователю внешность Галазова. После опознания также были проведены очные ставки Галазова с Котовым и Киквидзе, в ходе которых Галазов также пояснил, что впервые видит этих людей и никакого отношения к «похищению» не имеет, на что Киквидзе заявила, что это был он, добавив при этом, что готова извиниться, если вдруг ошибается.
В феврале 2010 г. следователи предпринимают еще один реши¬тельный шаг (ведь доказательная база слабовата). Они делают попытку заставить Галазова оговорить себя. Для этого его переводят из СИЗО 77/6 в СИЗО 77/1. Перевод курирует сопровождающий данное уголовное дело оперативный сотрудник МВД РФ по ЦФО полковник милиции Прокопьев, который приезжает в данное СИЗО и в кабинете оперотдела угрожает Галазову тем, что если тот не даст признательные показания, то его могут посадить туда, где не очень хорошо относятся к сотрудникам милиции. Несмотря на угрозы, Галазов отказывается, тогда Прокопьев ему говорит, что в таком случае через пару дней его еще раз опознают.
Через два дня Галазова действительно вызывают в СО по Южному административному округу и прокуратуре РФ по г. Москве, куда было передано данное дело (вместе со следователем Кузьминкиным, который вел это дело в СО по Симоновскому району). Там Владислава, действительно, опознает Геденидзе П. Д. - тетя Киквидзе, которая как раз накануне прилетела из Грузии погостить и, якобы, также в момент вывоза Котова находилась в квартире. Удивительно, что в своих первоначальных показаниях ни Котов, ни Киквидзе, ни Кварцхелия (упомянутый выше сожитель Киквидзе) не говорили, что в момент вывоза Котова в квартире находился еще кто-то. Также они не сообщали этого еще и в материалах двух проверок, проводившихся до возбуждения данного уголовного дела. В материале по заявлению Киквидзе о похищении Котова и в материале после освобождения Котова на вопрос Галазова: «Кто был в квартире?» - Котов четко пояснил: «Я и Киквидзе».
Впоследствии в суде адвокатом Галазова были приобщены ответы из МИД РФ, погранслужбы РФ и УФМС, согласно которым в указанный период Геденидзе П.Д. виза на въезд на территорию РФ не предоставлялась, границу РФ она не пересекала и на территории РФ не регистрировалась. Тем не менее Геденидзе осталась ценным свидетелем. Когда Галазов понял, что Киквидзе и др. сами организовали вывоз Котова из квартиры и они здесь далеко не потерпевшие, он начал заявлять следователю о проверке данной версии, однако следователь оставил ее без внимания исходя из личного мнения, что они тут ни при чем.
В деле вдруг появляются новые показания, что Котов, оказывается, очень хотел подарить квартирантам свою квартиру (несмотря на то, что у него есть родная сестра), но им это абсолютно не надо, т.к. пришлось бы ухаживать за Котовым и жить вместе с ним, а Киквидзе ждет ребенка и ее это не устраивает. Единственной же возможностью сделать так, чтобы Котов добро¬вольно уехал из квартиры, - это сказать Котову, что из-за квартиры его хотят убить и если он не уедет, то ему грозит смерть.
Также следователь настойчиво стал утверждать, что в день похищения Киквидзе приходила в ОВД «Нагатино-Садовники» писать заявление о похищении Котова, но его, оказывается, не приняли. А также - что она сообщила о похищении Котова его сестре Котовой Т.А. В ходатайстве Галазова о вызове и допросе сотрудников 38-го отделения милиции (которые, якобы, не приняли заявления о похищении Котова) ему, естественно отказали, а сестра Котова в своих показаниях пояснила, что ранее ей ни о каком похищении ничего не было известно. Она подтвердила, что Киквидзе действительно звонила ей, но из разговора поняла, что Котов находится в больнице, поэтому никаких мер по его розыску не предпринимала.
В ходе предварительного следствия Галазовым было подано более 50-ти ходатайств, заявлений в ФСБ, в Генпрокуратуру РФ, в СК РФ - о том, чтобы данное дело взяли на контроль, провели параллельное расследование, а также необходимые оперативно-розыскные и следственные мероприятия.
|
|
