Александр Солженицын называл ГУЛАГ — Малой зоной, Большой — была вся страна под властью Сталина. Разумеется, лагерная империя Ежова и Берии и современная отечественная уголовно-исполнительная система отличаются так же как современная Россия и Советский Союз конца сороковых. Но при всех огромных изменениях основные сущностные свойства, которые роднят государства и тюремное ведомство сохраняются. Тут связь взаимная. Прежде всего, общим остаётся ощущение полного бесправия, личной беззащитности и негарантированности имущества, полного отчуждения от власти. Граждане верят только президенту (раньше — генсеку компартии), а заключённые чуть-что требуют прокурора.
Социальные процессы, например, либерализация, коррупция, имущественное расслоение, ожесточение нравов, всё более частое использование властью насилия, неминуемо отражаются в жизни тюрем, колоний и следственных изоляторов. И, напротив, лагерная «кастовая» система и уголовные «понятия» всё полнее входят в нашу жизнь. Точно также, как и репрессивные практики. Сперва на заключенных опробовали систему «актива» - строго запрещенное международным правом использование заключённых в качестве тюремщиков. А потом — на воле - придумали «добромильцев» (добровольное содействие милиции) и комсомольские оперотряды, прославившиеся своими расправами. А ещё потом придумали молодежные «патриотические» организации для разгона пикетов и митингов оппозиции, завершив это учреждением «Антимайдана». Тем, кто скажет: но разве плохо, что администрация учреждений в борьбе с отпетыми уголовниками опирается на лояльных заключенных, решивших порвать с преступным прошлым, хочу напомнить, что в приказе о ликвидации секций дисциплины и порядка в конце 2009 года именно они были объявлены более опасным источником нарушения порядка, чем сами «отрицательные» заключённые. Что понятно: вкусившие всевластия и неограниченные обязательным для силовиком законом «активисты» создавали атмосферу тотального насилия и коррупции. Точно также происходило и в «большой зоне»: сперва в середине 50-х, когда с трудом, но «посадили на цепь» сталинские органы, потом в середине 80-х, когда чистили милицию, и в ходе недавней реформы МВД, когда стало ясно, что милиция, получившая неимоверные возможности во имя борьбы с «криминальной революцией», уже нешуточно опасна для общества.
Подъем протестного движения со второй половины 2000-х в качестве ответной реакции вызвал приём многих репрессивных законов, которые легализовали ту практику, преследований и расправ, которая осуществлялась по факту. А потом включился «безумный принтер».
А что происходило на «малой зоне» - в колониях? Там беспредел «актива» и жестокость администрации спровоцировали целую серию мощных протестных выступлений заключённых. В ответ на это с одной стороны ликвидировали секции, но с другой — под предлогом тюремной реформы — начали разделение заключенных на «первоходов» и имеющих судимость. Это делалось в рамках борьбы с «воровской традицией». Десятки тысяч осужденных были этапированы в колонии, находящиеся далеко от родных мест, сильно затрудняя свидания. Но не это было самым страшным. В привычный ритуал встречи этапа «закоренелых» входит их избиение. Для профилактики. Заключенных жестоко бьют, пытают морально и физически, унижают, пытаясь заставить стать активистом и совершить действия, несовместимые с его рангом. Несколько эпизодов были настолько чудовищны, включая имитацию лагерных бунтов, что сотрудники попали под суд, как например, после массового протеста заключённых в Льговской колонии в 2005 году или убийства четырёх заключённых в Копейской колонии в 2010.
Здесь необходимо отметить, что единственным сдерживающим фактором стала гласность. Как в стране о каждом случае преследования политических и гражданских активистов мгновенно становится всем известно, так и о событиях на зонах. В этой гласности огромная заслуга членов Общественных наблюдательных комиссий (ОНК) и правозащитников, посещающих места лишения свободы. Неслучайно начальство мест лишения свободы — СИЗО, тюрем и колоний изо всех сил блокирует посещения правозащитниками. Идут на прямое нарушение закона. Суды пачками отменяют незаконные запреты, но пока суд да дело — уходит драгоценное время. Мешают и членам ОНК, преследуют их, наполняют комиссии принципиальными противниками правозащитной идеи. Вот в Общественной палате комиссию по взаимодействию с ОНК возглавляет Антон Цветков — председатель Союза офицеров и поборник «закона садистов» (скандального законопроекта о расширении права применять к заключенным физическую силу). И он же возглавляет ОНК Москвы!
Я уже не говорю о Госдуме, в которую все эти инициативы и сваливаются, чтобы юридическими отшлифованными, превратиться в законы!
Когда я схлестнулся в Совете по правам человека с депутатом Хинштейном по скандальному «закону садистов», о котором чуть дальше, тот искренне не понимал, какой ответ, кроме спецсредств может быть в том случае, если толпа заключенных вдруг в глухой ночной час потребует прокурора области. Мысль, что раз людей довели до ночного выступления, то это как раз повод поднимать прокурора с постели. Впрочем, сейчас на примере Армении мы видим, чем заканчивается отказ от диалога с протестующими.
Но вернемся в «большую зону». В нашей стране уже ощутим спад экономики: растут безработица и инфляция, уменьшается производство, снижаются реальные зарплаты и пенсии. При этом, несмотря на все торжественные заявления коррупция вовсе не уменьшается. Очевидно, что все эти тенденции в еще более болезненной форме присутствуют за решеткой. Сообщения об этом правозащитники получают ежедневно. Напряжение в колониях растет. Достаточно сослаться на четыре так называемых бунта, а скорее – акции мирного протеста, которые прошли в колониях с большим географическим разбросом – в Иркутской, Нижегородской, Челябинской областях, и сразу три подряд в Башкирии.
Какова реакция власти? По эту сторону колючей проволоки власть готовится к массовым протестам и закручивает гайки. Постоянно ужесточаются законы о митингах, о неправительственных организациях, о выборах и партиях. И, конечно, о полиции. Не будем забывать и спешно принятый год назад закон о дружинах и добровольных помощниках полиции, который по сути санкционирует создание настоящих штурмовых отрядов — с теми же правами на применение насилия в отношении обычных граждан, которыми пользовались члены дисциплинарных секций в отношении осужденных.
Венцом этого ужесточения стало создание «Антимайдана», боевики которого открыто нападают на официально согласованные пикеты и собрания, угрозами расправы сорвали в апреле приезд на форум журналистов в Санкт-Петербурге известного украинского журналиста Мустафы Найема. В том же ряду апрельские «кровавые выборы» в подмосковной Балашихе, где жесточайшее избиение наблюдателей, один из которых — отважный Станислав Поздняков стал инвалидом, проходило при полном попустительстве полиции и на фоне официальных заявлений председателя Мособлизбиркома Вильданова, что эти самые наблюдатели - «нацистские силы, подготовленные за границей». И совсем недавнее жесткое избиение в Магадане организатора праймериз демократической оппозиции Дмитрия Таралова.
Как выглядит гласность для большой зоны? Это поступление информации о фактической ситуации в стране в международное пространство. Информации о том, что Конституция фактически не выполняется по целому ряду направлений. Выборы фальсифицируются. Социальная роль государства не выполняется. Международные нормы, ратифицированные Россией, также не выполняются. И так далее. Если кто-то распространяет информацию такого рода, он сразу объявляется «врагом народа» и «пятой колонной». Международная изоляция России фактически объявлена государственной политикой. Причем делают это отнюдь не последние люди. Председатель Конституционного суда РФ Зорькин уже неоднократно объявлял, что решения Европейского суда выполнять вовсе необязательно. Председатель Следственного комитета РФ Бастрыкин вообще считает, что надо переписать Конституцию, чтобы убрать оттуда ненавистный примат международных норм.
В общем, делается все для того, чтобы обе зоны стали как можно более закрытыми и возник единый концентрационный лагерь.
Новым этапом закручивания гаек в «малой зоне» стал скандальный вброс правительством разработанного минюстом законопроекта, получившего название «закон садистов». В нём, во многом повторяются уже полученные три года назад полицией полномочия по разгону демонстрантов. А теперь просто, без затей рекомендуется применять силу при любой попытке заключенного защитить свои права. Это значит возвращение физического наказания. И обычной практики гулаговской вохры.
И это в условиях хорошо известной пассивности прокуратуры и следственного комитета в условиях массового и грубого нарушения прав заключенных.
Есть ли выход из порочного круга насилия в «малой зоне»? Насчёт «большой» не хочу говорить банальности, хотя последнее заявление полиции Армении, чтоб она отказывается от применения силы к демонстрантам, мне кажется очень симптоматичным.
Итак, прежде всего, необходим отзыв «закона садистов». Анализируя его, правозащитники пришли к выводу, что если ввести в законопроект нормальные гарантии прав заключенных, то мы практически вернёмся к существующим формальным ограничениям на применение насилия.
Необходим строжайший государственный контроль за ликвидацией любых форм «актива» (сейчас распущенные дисциплинарные секции заменили на «противопожарные» и «спортивные»), а также пресечение попыток администрации учреждений контролировать заключённых, опираясь на коррумпированных «авторитетов».
Необходима чёткая система оперативного реагирования следственных органов и прокуратуры на все сообщения о преступлениях в отношения осужденных. Обеспечение свободного доступа защитников, включая не только адвокатов, но и правозащитников) и членов наблюдательных комиссий в места лишения свободы должно быть неотъемлемой частью такой системы. Мы уже обратились от имени Фонда «В защиту прав заключённых» к Пленуму Верховного суда РФ с призывом принять постановление о гарантиях права на такой допуск и получили ответ, что наше мнение будет учтено.
Очень важна социализация заключённых через систему труда и образования. Но для того, чтобы избежать воссоздания полурабских форм труда, необходима разработка юридической системы защиты трудовых прав заключённых и приговоренных к отбытию наказания в колониях-поселениях, которая сейчас полностью отсутствует.
|
|
