В редакцию ФОРУМа.мск пришло письмо...
К вам обращаются журналисты, члены Демократического союза, г. Улан-Удэ. В отношении нас ведется уголовное преследование по ст. 282 УК возбуждение социальной ненависти к силовым структурам: армии, милиции, работникам следственных органов, сотрудникам уголовно-исполнительной системы и спецслужбам. Инкриминируются написанные нами одна листовка и две статьи в газете "Свободное слово", распространенные в печатном и электронном вариантах. Дело было официально возбуждено 23 апреля 2009 г.
В листовке "23 февраля день тра-ура! День жертв защитников Отечества!" мы напоминали о дате депортации народов и заявляли, что армия и милиция продолжают политику сталинского геноцида, приводили факт получения ими премий в период кризиса с нашей точки зрения, с целью привлечения к усмирению социальных волнений.
В статье "Медведтепель шагает! Наш город на краю?" рассказывается о преследованиях журналистки Елены Маглеванной, проводившей расследование пыток в волгоградской колонии, а недавно ставшей политическим эмигрантом. В этой статье мы рассматривали иск к ней со стороны работников уголовно-исполнительной системы, положение чеченцев в тюрьмах, поднимали проблему политзаключенных в России, требовали их освобождения.
В статье "Бурятия, не будь Андижаном!" мы излагали факты сфабрикованного уголовного процесса против бурятского имама Бахтияра Умарова, высылки его в Узбекистан по соглашению российских и узбекских спецслужб, раскрывали подоплеку этого дела (обвинения в "антиконституционных призывах" человека, бывшего одним из организаторов строительства первой в Бурятии мечети). Эта статья стала официальным обращением в защиту Умарова, подписанным гражданами и общественными деятелями по всей стране и направленным нами в республиканские органы (президенту Бурятии, в ФСБ и Комитет по межнациональной политике). ФСБ и МВД допрашивали нас по этой статье 10 декабря 2008 г., в день прав человека, когда мы были задержаны на одиночных пикетах в защиту Умарова в Улан-Удэ (впоследствии оправданы судом).
Мы с 2007 г. находимся под надзором ФСБ, подвергаемся слежке, прослушке, увольнениям с рабочих мест (СМИ и преподавание) по инициативе чекистов. За последние месяцы были пять раз задержаны.
Мы открыто выступаем за отмену ст. 282 УК как к политической , цензурной, ущемляющей свободу слова. В настоящее время придерживаемся линии защиты непризнания закона о "социальной розни" как нелегитимного.
Обстоятельства дела.
1.Наше дело было возбуждено старшим следователем Арсаланом Гончиковым после того, как это же дело отказался возбуждать другой следователь, Антон Куницын, за отсутствием состава преступления.
2.О возбуждении дела мы не были уведомлены, когда к нам на рабочее место (университет) явились сотрудники Центра по борьбе с экстремизмом, привезли нас домой, провели обыск, изъяли компьютер, книги, правозащитную прессу, а также черновик письма, направленного нами в органы (о чем говорилось ранее) вместе со статьей-обращением об Умарове.
3. Обстоятельства распространения и изъятия инкриминируемых текстов искажаются, приводятся совсем другие даты, вопреки прежним протоколам.
4.Мы были подвергнуты комплексной психолого-лингвистический экспертизе. Она проводилась предвзято, политизированно, нам обеим был поставлен диагноз "инфантилизм", что вызывает опасения психиатрического сценария с целью недопущения открытого суда. Вопросы эксперта и время проведения экспертизы менялись несколько раз, поспешно и с нарушением процессуальных сроков. Сейчас она необоснованно продлена под предлогом "лживости" наших ответов на предыдущем этапе.
5. Проводятся многочисленные допросы, включая общественных деятелей и журналистов республики. СМИ получают негласные предупреждения о недопустимости освещения этого процесса. Отдельно допрашивают лиц, подписавших заявление коалиции демократических сил Бурятии в нашу защиту.
6.В настоящее время мы уволены из университета и газет в связи с заведением уголовного дела, изъят компьютер, мы лишены возможности для профессиональной деятельности.
Мы защищаемся самостоятельно, без адвокатов и готовы оспаривать любые необоснованные обвинения с использованием своих лингвистических и юридических познаний. Опасаемся психиатрического или иного негласного сценария репрессии с целью недопущения нас до гласного суда.
Отправляя это письмо вам, мы надеемся, что угроза устранения нас не останется тайной. Просим осветить обстоятельства нашего дела.
Члены Демократического союза
Надежда Низовкина, журналист, автор научных публикаций на тему неправомерного антиэкстремизма и проекта неправительственного разрешения информационных споров
Татьяна Стецура, юрист, правозащитник, преподаватель гражданского права, специалист в области некоммерческого права и статуса правозащитных организаций
"ВЫ ИДЁТЕ ПО ПЛОСКОСТИ ОТРИЦАНИЯ!"
18 июня 2009 г. мы, политические активисты, были подвергнуты психолого-лингвистической экспертизе. Одиозно-чекистская, она заведомо идеологически огласила нам одинаковый диагноз - "инфантилизм". "Комплекс отличницы не делает вас зрелой личностью!" - объявила престарелая психологичка с пылом работника застенков.
Кто хочет почувствовать себя средневековым еретиком или врагом народа, пусть побывает в Забайкальской лаборатории судебной экспертизы в качестве подследственного по политической статье. А я-то думала, что ничего нет хуже фальсификации протоколов. Нет, с человеком можно поступить и хуже! Не протоколами, а экспертными листами во всём их научном беспорядке. Мы проходили эту экспертизу весь день. Я шесть часов, Таня - следующие пять. Всё это время эксперт со сталинской выдержкой не поднималась со стула, достойно споря с радикалами в усидчивости. Экспертиза - тот же пристрастный допрос третьей степени строгости. Поглядывая в полуоткрытое окно, впадаешь в меланхолию и забываешь, что после этого ещё отправишься домой бесконвойно. Священный ужас не сбивал с толку, но легче от этого не становилось, как представишь закрытый процесс и беззвучную расправу. Во всяком случае, психопатология - часть психологии, разбирающая патологические случаи, - вполне может подключиться к делу. Если следователь примет (или давно принял) решение, основываясь на данных психолингвистической экспертизы, назначить следом психиатрическую, этим он убьёт двух зайцев. Закроет суд, закроет нас в лечебнице, а идеи либерализма будут дискредитированы массовым умопомешательством их носителей.
"Вы попали к профессионалу"
Следователь привёз меня на своей машине в Забайкальскую лабораторию и провёл в кабинет эксперта. Это была Юлия Фёдоровна Малинина, кандидат наук, психолог БГУ. Гэбэшный одуванчик, к 68 годам не научившаяся оценивать свою жизнь на предмет Страшного суда. Сама она не считает себя бессовестной: "Я прожила долгую жизнь, и мало кто за столько лет так сберёг свою профессиональную честь", - заявила она с порога.
Начало было неловким.
- Ну, - заговорила она, - представьтесь.
- Надежда Низовкина. Кто я такая, сами знаете - подозреваемая...
- Наверно, знаю, - она растерялась, через минуту заговорила строже. - Я буду проводить психологическую часть экспертизы. Я не буду вас спрашивать об обстоятельствах дела, а только о фактах вашей натуры. Предупреждаю, что если вы будете пытаться показать себя лучше или хуже, чем вы есть, я буду вынуждена рассматривать это как установочное поведение.
- Установочное поведение?..
- Это будет значить, что вы шли на экспертизу с заранее сложившимся отношением...
Я не очень поняла, что плохого в заранее сложившемся отношении к судебной психолингвистической экспертизе, но промолчала.
- Вам повезло: вы попали к профессионалу, - сказала Малинина веско и приступила к цифрам. Их надо было повторять вслед за ней в прямом и в обратном порядке. "Память, - заметила она, - великолепная". За цифрами последовали тесты и фигурки на запоминание. В тестах она отметила восклицательным знаком ответ "страдания животных меня не интересуют". Воображаю экстремистский вывод отсюда - но не врать же было профессионалу.
Также в тестах был целый блок вопросов по формуле "тупой - ещё тупее". Начинались они со слова "я никогда": "Я никогда не лгал", "Я никогда не совершал дурных поступков", "Я никогда не нарушал обещаний". Я в столбик проштамповала "нет", чем очень расстроила Малинину. Известно, что эта форма вопросов создана специально для проверки на лживость. Уже после первых тестовых заданий психолог заговорила:
- Вы барышня холеричная... В ваших ответах я вижу ряд противоречий.
- Не отрицаю. Я поясню.
- Не надо пояснять, - в первый раз её голос, ещё неявно, зазвенел жёсткостью. - У вас заметно сильное напряжение, которое может привести к телесным заболеваниям.
- Каким?
- Телесным, - уклонилась она. - Ну, астма...
Психиатрическая астма? Дипломатический насморк?
- И потому, - продолжала она, - подумайте, стоит ли это того, чем вы сейчас занимаетесь.
Фигурки на запоминание шли в ровном темпе. Затем - картинки на невербальную агрессию, вербальную агрессию и прочие отклонения.
В очередном задании надо было выбрать продолжение ситуации в комиксах. Разбираем с ней образец. Картинка: мальчик, весь в брызгах пота, готов упасть с крыши. Вопрос - чем закончится сюжет: 1) сам заберется наверх, 2) ему принесут лестницу, 3) грохнется.
Я говорю:
- Сам заберётся.
Такой ответ показался ей слишком самостоятельным для "инфанты", и она стала увещевать:
- Ну где же он сам заберётся? Берём наиболее реалистичную ситуацию. Ведь у него руки уже ослабли, он выбился из сил. Ну, что? Принесут ему лестницу, так?
Я молчу. Она бодро заключила:
- Ну, в общем, вы поняли. Реалистично надо выбирать.
После этого этапа курс резко сменился. Картинки пошли невнятно распечатанные, мелкие, размазанные, их было в каждом задании по шесть, и на каждое она давала по две секунды. Я пыталась сканировать глазами страничку целиком, по диагонали, но в итоге решила успевать хотя бы за первой картинкой из шести. Бесполезно! Смысл её за две секунды не читался - а надо было соединить её с другой картинкой из пяти оставшихся. Шаблон при этом отсутствовал.
Говорю беспомощно:
- Я не успеваю рассмотреть ни одной!
- Так ставьте любую! Быстро!
Пока думала, заявить протест или плюнуть, странные комиксы закончились. На простенькие фигурки-ромбики давалось гораздо больше времени. Когда в том же диком темпе этот тест заставили пройти Татьяну Стецуру, выяснилось, что наконец-то у нас с ней появились какие-то важные разночтения в ответах. Малинина, по словам Тани, сверяла наши результаты в этой части и ликовала. Из этого мы заключили, что гонки на непонятных размазанных картинках станут главным свидетельством разности наших личностей. А именно - соподчинённости "лидер - ведомый".
Анархизм и критика Аллаха
Наконец перешли к "беседе", и тут началось.
- Заучить что-то - не значит стать зрелой личностью, - она качнула головой мерно и торжествующе, доставая один из протоколов моего допроса. - Вы называете своё течение радикальным либерализмом. Что это значит - радикальный либерализм? Дайте определение, я хочу убедиться, что вы понимаете, о чем говорите.
- Это система ценностей...
- Система ценностей - это не определение, - оборвала Малинина. - Мне надо чётко.
- Это и есть чётко. Вы хотите услышать - идеология?
- Так, что такое "радикальный"?
- Крайний, предельный.
- Так и запишем. Теперь что значит либерализм?
- Система ценностей, ставящая во главу угла свободу личности как наивысшую ценность - и права человека.
- То есть свобода личности превыше всего?
- Да, - согласилась я и пожалела, поскольку она немедленно записала это на полях. - Я сказала, не превыше всего, а наивысшая ценность!
- Это одно и то же.
- Стилистическая разница огромная! Там было "и права человека".
- Не надо мне права человека!
Я посмотрела на неё в отупении. Нечего другого было и ждать от эксперта гослаборатории, но на практике всё равно впечатляет. "Вам кажется, что вы надели маски - нет, вы их сняли..." Что будет дальше, уже стало ясно.
- И вы хотите сказать, что вы зрелая личность? Это анархизм! - победно заявила она.
- Не анархизм! - я дёрнулась (следователь тоже упоминал об анархизме). - Отличие в том...
- Не надо мне!
- Анархизм отличается от радикального либерализма...
- Не надо!
- Отличается тем, что...
- Всё, достаточно! Вы сказали "свобода личности превыше всего" - все!
- Анархизм отрицает законы! - выкрикнула я натужным голосом. - А либерализм стремится обеспечить свободу личности средствами закона!
- Не было у вас никакого закона!
- Да. Только - нового закона, другого!
- Хватит!
Ещё бы! Признать, что незрелый человек пошёл в радикальные либералы, а не в "нигилисты" - то же, что если бы незрелый человек пошел в молекулярные физики. Не способен он требовать других законов, да ещё и продумывать их, он может только жечь!
- Дальше, - она говорила холодно и цепко. - Что значит "пропагандировать"?
- Объяснять, истолковывать идеи и вызывать к ним сочувствие.
- Объяснять или вызывать сочувствие? Это не синонимы!
Пришлось улыбнуться её языковой авторитетности:
- Конечно, не синонимы. Потому и говорю: и то, и другое. Нельзя вызвать сочувствие к идеям, не объяснив их.
- Ну, можно, можно вызвать сочувствие, не объясняя... - протянула Малинина.
Подошли к экстремистским высказываниям.
- Вы считаете, что с террористами надо вести переговоры? Но они не ведут переговоров! Ладно, так и запишем: "С террористами нужно вести переговоры!"
- Да многие так считают, - усмехнулась я.
- Меня не интересуют многие. Дальше вот у вас: "После Норд-Оста я написала стихи". Что за стихи? Какие ещё стихи? Мне, собственно, не обязательно это знать. Стихи какие-то ещё... Что за незрелая позиция! - закончила эксперт, слегка сбившись.
- Там, кстати, сказано, что мне было 16 лет. Был поставлен вопрос об истории формирования убеждений.
- А вот ещё ваши слова: "Я также осуждала действия патриарха Алексия, который молился исключительно о спасении заложников, забывая при этом о целой страдающей республике", - она наклонилась вперёд и исступленно сверкнула глазами. - Ответьте: кто вы такая? Кто вы, чтобы осуждать патриарха? Известно ли вам, что возможности человеческого разума ограничены?
- И границы этого разума заканчиваются как раз доходя до патриарха Алексия? Или ещё пониже?
- Но вы согласны с тем, что человеческий разум не безграничен?
- Не безграничен, но должен стремиться к безграничности. А осуждать я имею право кого угодно.
- А станете ли вы осуждать Аллаха или Христа?
- Я осуждаю верующих, а не богов.
- Ну хоть на богов не посягаете, к счастью!
- Мне пока неизвестны факты, за которые их следовало бы осудить. Если станут известны - буду осуждать их тоже.
- Вы возомнили себя божеством. Эта завышенная самооценка позволяет вам взять на себя роль судьи. А мир не белый и не чёрный, он серый.
- Да - как зал суда: есть и белая сторона, и чёрная. Я не отрицаю, что есть обе, но выбираю сторону защиты.
- Инфантилизм.
- Это же антинаучно, вы что! - выплеснула я с долей здоровой диссидентской наивности.
- Не надо мне тут бросаться, - огрызнулась Малинина.
Обходясь без передышек, подошла к свободе слова.
- Вы считаете, что должны быть отменены санкции за любые высказывания?
- Да.
- Но это как - безнаказанность? Говори что хочешь?
- Нет, не безнаказанность.
- Но вы сказали - любые высказывания?
- Высказывания любые, но не безнаказанно. Должно быть рассмотрение на независимом телеканале.
- Это значит - безнаказанно! И после этого вы зрелая личность?
- У меня об этом диплом был рекомендован к публикации.
- Не важно. Правильно: говори что хочешь?
- Есть исключения: в суде нельзя лжесвидетельствовать...
- При чём тут суд! Всё что хочешь - да или нет?
Мне пришлось ответить "да", иначе пришлось бы отречься от всей концепции.
Приказ Берии
- В протоколе у вас: "Я считаю, что служба в силовых структурах является позорной и порочит каждого, кто к ним принадлежит". Как вы считаете, сотрудники милиции с вами согласны? - Конечно, не согласны. - Так почему вы объявляете, что служба их порочит, когда они считают иначе?
- Меня спрашивали о моей позиции.
- Нет! И почему вы смеете ущемлять их права?
- Позиция не может ущемлять права.
- Дальше! Вы говорите: "ФСБ и подобные спецслужбы должны быть ликвидированы как органы политического сыска". А что, в Америке спецслужбы слабые?
- Нет, в Америке достаточно сильные. А в Европе... Я считаю, что должны быть ликвидированы любые спецслужбы.
- Ага!
- Но я не борюсь за это во всем мире! - перекричала я.
- Так надо было говорить в протокол: любые спецслужбы должны быть ликвидированы. Потом - о милитаристском воспитании. По-вашему, в Америке его нет?
- Есть и в Америке.
- Вот. Так почему вы не занесли в протокол, что и в Америке милитаристское воспитание?
- Меня интересует ситуация в России. Права человека в Америке должны защищать американские правозащитники.
- Нет. Это демагогия! - с этим пунктом было покончено. - У вас говорится: "Ровно 65 лет назад, 23 февраля, была произведена сталинская депортация народов". Когда и откуда вам стало об этом известно?
- Впервые?
- Да.
- Года четыре назад я прочитала об этом в статье Анатолия Приставкина. Сайт не помню.
- Не помните - и вещаете об этом? И вы - зрелая личность?
- Подождите, вы спрашивали, когда я узнала об этом впервые. С тех пор я, естественно, читала много других источников.
- Мне нужен научный источник.
- Есть приказ Берии о депортации 23 февраля, я его читала.
- Где?
- В интернете.
- Интернет, знаете, такая вещь, где может быть написано всё что угодно. Мне нужен литературный источник.
- Литературный - то есть печатный?
- Да, печатный.
- То есть вы делите их на литературные и нелитературные по материальному носителю? Если Пушкина поместить в интернет, это не будет литературным произведением?
- Я кандидат наук и знаю, какими должны быть литературные источники. Назовите номер приказа.
- Не помню.
- Память у вас великолепная, я в этом уже убедилась, - казалось, она поймала невесть в какую ловушку со своими цифрами. - Значит, если не помните, то и не знали, - подытожила серьёзно.
Подлинность приказа Берии была поставлена под сомнение.
А вместе с приказом - и сам факт депортации.
Назад в Берию!
Благословение на бунт
В конце "беседы" в кабинет эксперта позвали Таню. Меня пересадили тут же за маленький угловой столик и дали писать рассказы по шести жанровым картинкам, по 10 минут на каждую. На самом деле картинки довольно статичные: напряжённо застывший человек с бумагами, сбросивший пальто на аккуратный письменный стол; расслабленно-самодовольный писатель-номенклатурщик; учитель, недоверчиво слушающий рассказ студента-реформатора; интеллигент-инженер, беседующий с рабочим; двое хитроватых заводских перед ревизией; лоснящийся сотрудник на полусогнутых ногах перед кабинетом директора. Кто есть кто по правде? Это моя трактовка, думаю, не в пользу - выведут настороженность как устойчивое качество характера. Но примитивизировать во избежание диагноза не хотелось. Катая рассказы, я прислушивалась, как Малинина заливает по новой. Татьяну она обвиняла в том, что левша. Напирала на следующее: "Леворукость ставит вас на негативистские позиции и ведёт по плоскости отрицания!" Не полевеет правая нога...
Освободясь, я вышла из экспертного учреждения, Таня осталась там. Я дозвонилась до неё и успела сказать: "Будут гонять по протоколу, настаивай на собственных формулировках. Она пришивает инфантилизм..." В этот момент Малинина приказала ей выключить телефон - поняла. Рассказ самой Тани подтверждает, что с ней эксперт вела себя по той же схеме: любезность - вспышка гнева - инквизиторский фанатизм. Если это невменяемость, то она была дважды разыграна по нотам в один день и перед разными персонами. Вот отрывки из "диалога" эксперта с Татьяной Стецурой: "Добравшись до протокола допроса, Малинина перестала церемониться и превратилась в инквизиторшу. Куски фраз из протоколов заменяла на "тя-тя-тя" и "ля-ля". Все факты, изложенные в листовке, подверглись отрицанию: приказ Берии о депортации, приказ о материальном стимулировании силовиков в период кризиса.
Насчёт последнего она спрашивала:
- И что же, там так и написано в приказе - на период кризиса для подавления? Откуда вам это известно? Назовите номер документа.
- На официальных сайтах МВД и Министерства обороны можно найти полные названия и номера.
- Вы не знаете, значит, это не факты, и не надо мне!
Следующий пункт.
- В армии приказы обсуждаются - да или нет?
- Нет, в том числе преступные.
- Меня это не волнует - да или нет?
Далее:
- Вы считаете, что всем, кто идёт воевать, нужно устраивать психиатрическую экспертизу?
- Да, так как они начинают повально мстить мирному населению.
О "предателях":
- В каком чине был Литвиненко? В каком подразделении работал? Дослужив до высокого звания, вдруг решил перебежать на другую сторону - как это называется?
- Политической эмиграцией... У каждого свой предел подлости - не каждый вор согласится убивать.
- Поэтому он пошёл к Березовскому?
- Нет, на пресс-конференцию.
Когда дошло до темы научных исследований - правового статуса правозащитных организаций - она думала, что от психологического давления у меня откажет память. Ей пришлось записать про преследования "Мемориала", "Центра содействия международной защите", "Сутяжника", дальше отказалась заносить.
Ухватилась за слово "антифашистский", когда речь зашла о митинге памяти Николая Прокопьева (бурята, убитого в Москве скинхедами).
- При чём здесь фашизм? - потребовала она объяснить.
Я пояснила современное значение этого слова: для совковой науки славянский фашизм - открытие (!). Как это характеризует научного работника? Дошло до закона об экстремизме.
- Вы за экстремизм?
- Против наказания за словесный экстремизм.
- Но слова тоже имеют последствия!
- Вы приравниваете слово к действию.
- Слово есть поступок - да или нет?
- Да, речевой поступок.
Наши речевые поступки она справедливо назвала деятельностью. Когда стала меня допрашивать на религиозную тему. Тут она опять резко изменилась - одела очки, заложила руки крестом, надменно и аккуратно приступила: "Вот ваша мама на допросе сказала, что вы православная. Это так?" - Я подтвердила. - Во сколько крестилась, как часто хожу в церковь, беру ли благословение? - Благословлялась ли на мою деятельность, и как зовут батюшек? - Имен всё равно не получила. - Сколько раз в жизни и как давно исповедовалась? У кого? - Не более десяти раз, последний раз более года назад, у кого, не скажу.
Скрежет зубовный, обвинения во вранье. Не имею я права называться православной. Горделивая, нераскаянная, непогрешимая".
Я - смею критиковать богов. Татьяна - смеет получать благословение на бунт.
У меня возникла мысль: в самом расцвете деятельности института Сербского эта чекистская матрона тоже была в самом расцвете сил. Не привлекали ли её тогда к подобным процессам? И если да - апеллировала ли она в атеистическом СССР к непогрешимости Христа или Аллаха? Или апеллировала земными категориями: и бог и царь - генеральный секретарь?
А в ночь после экспертизы в бешено жарком июньском городе выпал снег. Земля, что ли, крутанулась быстрее? В голову лезли странные вещи. Зелень - это очень хорошо. Снег - тоже очень хорошо. Но всё вместе - страшно. Свобода слова - это хорошо. Правоохранительная система - тоже хорошо. Но когда правоохранительная система падает на свободу слова, подминает её под себя и замораживает живьём, то задумаешься, место ли им на одной земле. И не заслужила ли свобода слова такого реквиема по себе в день её гражданской казни?
Материал по теме:
Не любить милицию - преступление
|
|
