Когда засыпаешь на окровавленной подушке и не знаешь, что ждёт тебя завтра – срок, обмен или вот такие следы на этих стенах. Ты никто, тебя нет, о том, что с тобой будет – никто не узнает. Это не тюрьма, где у каждого есть право на жизнь, на адвоката, на звонок родителям. Тут – «подвал». Тут – украинский плен.
Я на всю жизнь запомню этот день рожденья. И день рождения моей мамы. Только мысленно я мог поздравить её с этим. Для неё и отца я был без вести пропавший. Это тяготило меня больше всего – они не знают, жив я или мёртв. Этот день я закончил тихим пением «хэпи бёздэй» самому себе. Впереди потянулись похожие один на другой дни одиночества. Говорить не с кем. Через какое-то время даже свой голос кажется чужим. Вечером я обычно ходил по камере и пел любимые песни. Здесь ведь нет, как в машине, магнитолы с USB. Мои любимые, это песни из «Бумбараша». Очень актуальна «Ничего, ничего, ничего. Сабля, пуля, штыки – всё равно…» и «Наплевать, наплевать – надоело воевать». И, конечно, лиричная «Ходят кони над рекою»...
Со стороны, наверное, это смотрелось странно – русский пленный в одиночестве поёт песни. А мне было хорошо на сердце, я не стеснялся. Хорошая песня отгоняет от души тяжёлые мысли.
Через несколько дней в соседнюю камеру поместили человека. Конечно, я постучал ему и «вызвал на решку», то есть пригласил поговорить к окну. Оказалось, его зовут Сергей, он тоже задержан «как дэнэр». С его слов, он бывший зэк, освободился с луганской зоны и ехал через украинский блокпост домой в Украину. Конечно, его заподозрили и схватили. Вот теперь ждёт проверки. Я уже слышал таких историях, когда на обмене пленными подсовывают таких случайных людей под видом ополченцев. И Сергея могут так же «обменять». Как ему попасть домой?
Я не курю, мне было просто. А вот сосед мучился без сигарет, ведь все вещи у него отняли. Менты ничего не давали, кроме тарелки с едой раз в сутки, табак и спички – тем более. Наверное, это как пытка. Он постоянно стучался в дверь, просил дать покурить. Менты просто игнорировали, будто и нет в отделе наших камер.
По старой тюремной привычке я начал вести календарь. Прямо на стене камеры, с помощью всё той же монеты. Зачёркивал цифру каждого прошедшего дня. Так лучше, не терять чувство времени среди этого одиночества и монотонности. Те, кто попадёт сюда после меня, тоже будут знать, кто и когда тут был. Пока менты не закрасят стены новой краской. Такие календари есть на стенах всех тюрем мира. Пусть будет и тут. Как и мой стих, посвящённый человеку, которого я полюбил. Он тоже остался на той стене.
С каждым днём – тревожнее. Ничего не происходит - ни допросов, ни разговоров. Это напрягает не меньше, чем если бы снова катали по новым «подвалам». Четыре, пять дней… Неделя. Думаешь, что и новый год встретишь в этих стенах. Поэтому когда на улице выпал снег и похолодало так, что начал идти пар изо рта, я всё же начал шуметь, требовать чтобы охрана что-то сделала с окном, например, вставили стекло или затянули плёнкой. Это подействовало. И вот однажды днём пришёл милиционер, я его и раньше видел, он приносил еду. Сказал что стекол нет – «тут не магазин». И ушёл искать плёнку. Зайдя с улицы, он начал прибивать стэплером кусок матового пакета к раме окна. Так я и узнал, что он с Западной Украины. Как и многие менты из этого отдела. Видимо, их заменили «по люстрации» вместо местных. По-русски говорил с сильным западэнским акцентом. Своё имя говорить не захотел, но на пожелание мира в новом году ответил: «Дай-то бох шобы так и было». Окно больше не пропускало холод с улицы, в камере стало тепло. Я сказал ему «спасибо» и попрощался.
Время снова пошло по привычному кругу: рассвет, зарядка, умывание, «прогулка» от окна к двери и обратно. Восемь шагов для мыслей о неизвестном будущем, день переходит в вечер, когда становится совсем темно – стучу в дверь чтобы включили свет, потом снова 8 шагов прогулки, зачёркиваю день в календаре и ложусь на нары, пытаюсь уснуть. А с утра всё опять по кругу.
Так пришло утро 29 декабря. Две недели плена. И за дверью услышал:
- Собирайся с вещами! Пять минут.
Стучу в стену соседу, говорю, что меня заказали с вещами, прощаюсь. Больше об его судьбе я не узнаю.
Все мои вещи – на мне. Дверь открывается, мне снова приказывают надеть маску. Выводят. В этот раз сажают на заднее сиденье уже без упёртого в бок автомата. Через маску пытаюсь разглядеть проносящиеся мимо места. Снова остановка. Ко мне в такой же маске на голове подсаживают пленного. Наверное, из другого «подвала» в этом же городе. Водитель, трое ментов, говорящих только на мове, и нас двое, на заднем сиденье, несёмся уже где-то по трассе. Снова объехали блоки нескольких блок-постов, при этом мент на переднем сиденье выходил, вероятно, чтобы показать документы. Значит, я ещё в зоне АТО.
Один из ментов включил в мобильнике музыку. «Группа крови на рукаве», как и тогда, в начале и после плена. Это тоже моя любимая песня. Я её сотни раз слушал в «Матросске» и когда ехал в ДНР. Наверное, и я тоже «не останусь в этой траве», воистину…
А теперь въехали город большой, много светофоров, их огни отчётливо видны сквозь маску. Только через несколько часов, на своём первом официальном допросе в СБУ мне скажут, что это Мариуполь. До войны – почти миллионник, город-порт на Азовском море. А теперь полуживой прифронтовой город. Несколько остановок, ожиданье, снова крутились вокруг какого-то здания, чтобы припарковаться. А вот, наконец, команда на выход. Ставят у стены какого-то здания из коричневого кирпича, разминаю ноги. Под ботинками на асфальте скрипит свежий снег. Ведут ступенями подъезда вверх, поворот налево и несколько лестниц вниз. Сажают на скамью и уходят. Я снимаю маску. Всё, приехали.
То, что я вижу – неожиданно для меня даже после всех мест, в которых я побывал за все недели плена. Длинный зал с типичной стойкой, служащей огневым рубежом с одной стороны и пулеуловителем с развёрнутыми бумажными мишенями с другой, - это тир. Нетрудно понять, что я подумал об этом в первые минуты. На стойке была россыпь из стрелянных гильз, на мишенях – множество дыр от попаданий. Да, это был типичный 25-метровый стрелковый тир. В том конце зала, откуда меня завели, стоял солдат в камуфляже, на его бронежилете на спине были большие белые буквы «СБУ». Ясно. Теперь я доехал и до этих.
Продолжение следует
От редакции: Как сообщил на днях Андрей, сейчас он занят поиском украинского адвоката, который по украинским законам только и может окаать ему услуги на суде и до суда. А приписываемая Соколову статья - настолько серьёзна и беспрецедентна, что адвоката найти почти невозможно. Задача трудная, требует затрат, адвокат - высокооплачиваемая профессия. Помощь политзаключённому коммунисту требуется сейчас особенно, хотя бы финансовая, однако и информационная приветствуется. Кроме ФОРУМа.мск ни одно российское издание не опубликовало о пленённом гражданине РФ ни строки - и это под громыхание на ТВ и в центральной прессе "новостей из Новороссии" и заголовков о юбилее победы над фашизмом. А фашизм-то возродился и преспокойно судит коммунистов, как и при Гитлере - при могильном молчании российских властей в лице МИД. Зато вот с помпой и воинскими почестями перезахоронили очередного Романова - вот такое государственничество при Путине выходит, однозначно буржуазное и толерантное к реальному, а не прошлому-побеждённому фашизму...
Яндекс-кошелёк, рублёвый: 410011044758415.
Материалы по теме:
|
|
