Об агенте ФСБ Константине Лебедеве, узниках дела «Анатомии Протеста-2» и моей личной вине в этом. Исповедь, которая должна была рано или поздно состояться.
Начну сразу с главного. Я лично виноват в том, что Удальцов в тюрьме. В том, что «Анатомия протеста» стала возможной — виновато мое преступное молчание. Без шуток сейчас совершенно, шутки в сторону. Бывший «узник совести» К.Лебедев несколько десятков месяцев назад неожиданно связался с Российским Социалистическим Движением, чтобы с порога предложить организации свое неравнодушное сердце и вдовесок к сердцу — совершенно пустое и готовое к использованию помещение в центре Москвы. Это помещение «Костя» безвозмездно предоставлял организации долгое время, сказав всем, что он вымутил его на какой-то неведомый грант, в связи с чем (а также с тем, что флаги РСД были сделаны на его деньги, то есть на деньги ФСБ) считался членом РСД.
Да, Константин Лебедев — агент ФСБ, и был им с самого начала. Сейчас, после венца многоходовой провокации с подписанием признания, это секрет полишинеля, но если кто помнит, о чем я невнятно говорил в тот момент, когда началась кампания в защиту новоиспеченных узников совести, пусть попытается вспомнить. Я не то, чтобы это сразу стопроцентно знал, но неизбежную неуверенность выказывал преступно вяло, в разговорах только среди самого левого крыла партии, среди тех, кому доверял на 100%, потому что был подавлен по многим причинам и не мог порой не то что говорить, а даже думать, интуитивно и глупо отпрянув от любой деятельности и уйдя в постоянное повышение настроения с помощью алкоголя, травы и беспорядочной половой связи. И в этой вялости и апатии — моя труднозаглаживаемая вина. Но сейчас, хоть и поздно, пора сказать: горько очень, простите меня, товарищи. Лебедев — агент, всегда был им, топорным, практически открытым, самое страшное, что все это почти знали, понимали задним умом и ничего не делали, даже не думали про это, мало того, пили с ним водку и вино, за которые, как все уже догадались, неизменно платила ФСБ, специально для этих целей наполнявшая лебедевский кошелек.
Я пил с ним два раза, и хоть никогда близко не общался (хотя он, например, зная, что я иногда курю марихуану и не стесняюсь этого, очень по дружески и по очень выгодной цене предлагал мне намутить, от чего у меня хватило ума отказаться), но смотрел на его существование сквозь пальцы. То, что Лебедев сейчас типа «сидит» — это, естественно, показуха и сознательные мелкие неудобства, которые ему с лихвой окупятся в будущем, что будет намного более счастливым и долгим, чем 2 года в колонии-поселении. Пусть это никого не вводит в заблуждение. Выйдет скоро условно-досрочно, уедет стрелять дробью по взлетающим тарелочкам, как он всегда и любил (о чем постоянно рассказывал, нахваливая такой досуг в Подмосковье). Вот увидите, мавр сделал дело, у мавра все будет хорошо.
Не надо стесняться агентов, надо стесняться своей немощи. Если власти засылают в движение врагов и какие-то средства через них, пытаясь влезть в активность организации, контролировать ее — это значит, в идеологии этого движения есть реальная альтернатива. Покаяться же лично мне надо в том, как легко это у него получилось, за преступный «а, авось» покаяться надо. Думал же, что, может искренне чувак все делает. Может, и правда Константин Лебедев был в «Идущих Вместе», потом терся в «оранжевом» либеральном болоте, потом в РКРП, а потом вдруг пришел к нам и стал революционно мыслящим социалистом и дал бесплатно огромный пустой зал возле м.Студенческая, оплатил изготовление флагов и давал денег. Что, авось, чудеса бывают, да и ничего не понятно, мало ли, люди ведь меняются. А вот помещение и флаги это понятно, осязаемо и круто.
Каюсь.
Меня, юного, глупого, убедили в этом те, кому я верил, и я лишь тихонько сомневался там, где нельзя было молчать, хотя был членом Центрального Совета и мог начать сразу же возмущаться, находясь лишь де-юре на руководящих позициях, но все же находясь, и имея тогда какой-то вес в партии, мог сдвинуть мнение организации против Лебедева, выгнав его, может даже, поругавшись со сторонниками Лебедева из руководства, может даже расколов организацию, что, возможно, спасло бы сейчас героического Удальцова и невиновного и недалекого торговца шапками Леню Развозжаева, который сейчас, вопреки своим желаниям, тоже стал настоящим героем, без всяких ироний.
Простите меня, товарищи, я был слеп. Простите и за то, что потом я еще трусливо на отчетно-выборной конференции в присутствии, в том числе, агента Лебедева, снял с себя полномочия члена ЦС РСД, трусливо ушел в еще более изощренный и дьявольский закур, бросил вас в этом кошмаре, не желая ничего осознавать, приходя лишь изредка на митинги, а чаще и вовсе не приходя. А Лебедев стал мелькать среди других левых, ведь тогда мы дали ему кредит доверия от нашего имени, которым он воспользовался, вошел с помощью нас, с помощью, в первую очередь, относительно информированного, но заткнувшегося меня, в доверие к Удальцову и сделал то, что сделал. Подставу, цена которой - свобода.
Сейчас я трезв и одинок и нахожусь вне зоны действия российских ограничителей свободы слова, поэтому ничто не мешает мне анализировать, ибо правда моего самоунижения, пропущенная через себя, сильнее любых реплик. Слушайте, пожалуйста, учитесь на моей классовой близорукости и политической неграмотности, которые уже наломали дров и стоили свободы конкретным людям.
Чудес не бывает, в следующий раз надо быть более разумным и аккуратным, а меня все простите еще раз. Я был слаб, разбит сложностями личной жизни, депрессией, дезориентирован, я помог слабостью врагу. Это не оправдание, знаю, но жизнь долгая и, если я что-то стою, я еще заглажу свою вину. Врагам же отольется все, обязательно отольется, независимо ни от чего, это уже дело решенное, вопрос лишь в нашей роли в этом. Беда лишь в том, что по моим ощущениям, кроме разбитых расколами и подавленных анархистов - все левые силы так или иначе не считают зазорным и опасным кормиться с рук буржуазии, и с этим надо срочно что-то делать всем, кто хотя бы секунду искренне думал революционно. Не надо представителям сект выползать сейчас в комментарии и писать, что "мы - единственная левая сила, которая не кормится!" Я либо не поверю, либо, товарищи, ваша секта столь мала, что никому не интересна, чтобы тратить на нее деньги.
К сожалению, даже после провокации и мамонтовской заказухи, когда контуры фсбшной операции уже не то что вырисовывались, а стучали в глаза открывающейся во всех красках полной картиной, некоторые из товарищей снова меня убедили (до сих пор надеюсь, что со стороны некоторых товарищей эти сеансы убеждения происходили по глупости или из желания удержать контроль, но с недавних пор я всегда отдаю себе отчет в своей потенциальной слепоте и недальновидности) в том, что нужно вписываться за «Костю», пока не станет совсем уж явным его предательство, до тех пор публиковать какие-то домыслы ни в коем случае нельзя, что он один из страдающих в застенках. На следующем митинге в защиту политических узников все дружно держали его портретики как ни в чем не бывало. Что, авось, все сложнее, чем мне кажется. Это казалось логичным, и я, дурак, держал мурло «Кости» Лебедева в руках, этого «узника совести», держал крепко, замерзшими пальцами, вопреки своей совести, думая лишь о том, как поскорее уйти от этого позора туда, где ничего подобного нет. А надо было не бояться, хотя бы тогда, на митинге, бросить публично его портрет на грязную московскую дорогу и заорать о том, что это был провокатор из ФСБ, а мы - близорукие идиоты.
Но это требовало разъяснений, анализа, а их у меня не было, была усталость да еле слышимое постукивание полумертвой, затолканной всем подряд на самое дно меня политической интуиции. Потом, конечно, количество портретов на «политузнических» митингах быстро сократили, потому что Костя с удовольствием подписал все мусорские бумажки по делу «Анатомии протеста», все стало ясно, а разговоры на эту тему если и велись, то не публично, а стыдливо и вполовину голоса. Потому что это очень стремно. Стремные вещи надо проговаривать, тогда они становятся частью картинки, частью объективного, но мы не могли найти слов этому, даже когда обсуждение шло между самыми левыми в РСД.
Российское Социалистическое Движение выстроено не идеально, но демократически — недостаточно лишь, как в случае с Ельциным и Лимоновым в 1996-м, договориться с лидером, чтобы организация поддержала классового врага когда это по-настоящему необходимо режиму — сказывается количество искренних левых интеллектуалов в рядах движения. Поэтому организация оставалась все же независимой, полуподконтрольной, или лишь потом, за неимением более тонких рычагов, была грубо, но косвенно использована властью, которая, мне кажется, оставила попытки взять партию под контроль и лишь косвенно использовала имя РСД в печально известной провокации. В итоге последней, как известно, Удальцов и Развозжаев лишились свободы, РСД же лишилось и помещения, и Лебедева, и, как следствие, прямого наблюдающего ока Большого Брата. Хотя я считаю показательным и положительным фактом, что в провокации не замешано ни одного реального члена РСД, что каждый из РСД-шников узнал о ней, как и все остальные граждане страны — из выпуска НТВ. Снова стала доступна опция полной автономии от режима и выработка революционной стратегии, я не знаю, как она реализуется, ибо отошел от организационного участия, оставаясь преданным симпатизантом кучи искренних и умнейших левых, количество которых в РСД, по сравнению с другими организациями, просто зашкаливает. Стыдно за то, что долгое время не думаал деталях о том, как я виноват перед товарищами, перед узниками и перед собой и почему.
Поэтому, надеюсь, что как-то, но караван РСД двигается вперед и сейчас. И если уж и в поле видимости ФСБ, то точно не под их непосредственным влиянием. В отличие от, например, мерзотных либералов, напрямую общающихся с кремлевскими братьями по классу и договаривающихся о том, как половчее из ста тысяч стихийно собравшихся разномастных протестующих сделать десять тысяч обеспеченных, сытых и «конструктивно» протестующих против всякой неважной мелочной ерунды типа коррупции, а оставшиеся 90 000 лишить голоса, желания к политическому волеизъявлению и загнать на кухни, где потолком их политизации, как класса, будет не уличная практика, а либо слепая злоба, либо ручной Зюганов, да еще невнятный, кишащий бредом и соглашательством, левый сегмент сети Интернет.
Чудес не бывает, провокатор — это всегда пятно, но если уж оно упало на красный флаг, то рассмотреть его в деталях, извлечь больные уроки просто необходимо, это долг даже не перед однопартийцами, но перед флагом. Звучать будет страшно, но, я успокаиваю себя тем, что лучше сейчас пусть посидят некоторые, чем потом сядут все, когда наступит момент истины, момент решающей битвы. Чтобы этого не произошло - надо осмысливать все сейчас. Когда из-за подобной преступной глупости молчанием, как моя — в тюрьму попадут все, а то и хуже. Будьте аккуратны, товарищи. Т.н. «реальная политика», когда с властью вообще о чем-то договариваются — это всегда очень грязное дело, у них куча уловок и инструментов, они богаты, они в разы организованней, в связи с этим они в разы умнее. Как только политическая организация приходит в администрацию, чтобы согласовать митинг, как только движение пытается как-то сосуществовать с режимом, рядом неизбежно оказываются агенты классового врага, и чтобы им правильно противостоять, надо осмысливать и меняться. Все они не видны сейчас и открыто проявятся во всей системной т.н. «несистемной» оппозиции в час «Ч». Проявятся уже не с видео под мышкой, на котором грузинский буржуазный ушлепок объясняет дико звучащие глупости слабо понимающему происходящее Удальцову, а уже с рукавами полковничьей шинели, по локоть измазанными в крови активистов.
У них очень мало вариантов спасения своих состояний и всегда есть план «Б», где Левому Фронту не дают соц.-дем. партию в рамках управляемой демократии, а спускают расстрелянных активистов под лед. Это тоже надо понимать и надо понимать, что это за игры, какого рода и с кем. Левые ведь не либералы, мы приемлемы только там, где мы затыкаемся о собственности и говорим какую нибудь чушь про губительность реформы образования или анализируем ситуацию Сирии, не щадя живота своего. В отличие от либералов, свобода слова на левых не распространяется, уровень тем, которые могут быть озвучены левым в СМИ - регулируется властью очень скрупулезно. Но левые, хотя бы на уровне программ, но все равно воюют за то, что правящий класс боится потерять больше всего. За всю Россию сразу, не мелочась. Может быть, народ это когда нибудь вспомнит и все ужасные ошибки простит.
Он, российский народ, сыграл в судьбе мира огромную роль, а предстоит ему сыграть еще большую. В 1905, в Первую Русскую Революцию, народ написал на стене общемировой тюрьмы первое слово: «Мене». То есть «Исчислено». Слабо написал, нечетко, но эти буквы увидели многие. Слабые воспряли духом, а сильные содрогнулись. В 1917 он уже громко и гордо, на весь мир заорал через боль и кровь: «Текел!», то есть «Взвешено!» выбив отобранными у царя и его армии штыками эти слова на ощетинившейся и испугавшейся стене, и они врезались куда глубже, а камень затрещал. Потом было что-то непонятное, страшное, порой просто кошмарное и одновременно уникальное и новое — СССР и его неизбежная гибель. Сейчас, после 20-ти летнего забытья, народ снова просыпается, ограбленный приватизацией, забитый и злой, он прорычит свое: «Фарес!» и ни одна сила не сможет его остановить, а Интернет разнесет эхо этого слова по всему миру, в каждый его уголок. «Фарес» значит - «Разделено».
Сделает это народ сразу же, как только сможет заговорить, укажет пальцем на дворцы, ни нищету, на чудовищные и уродливые плоды рукотворно созданного капитализма, не имеющего мировых аналогов, на страдания и нищету, и поднимет этим такую широкую и разноязыкую дискуссию о будущем, которую мир еще не видел никогда. Я убежден, что угнетенным России крот Истории снова готовит первую скрипку, это произошло волею судеб - уникальным неповторимым характером нынешних отношений собственности, которые требуют и не имеют логичных вариантов разрешения, кроме одного. Скоро весь мир услышит пробуждение нашего народа. Когда он проснется окончательно, необходимо, чтобы в это время революционные, последовательные левые не пытались в одностороннем порядке перебросить записочки с пожеланиями за стену тюрьмы, а помогли хотя бы, пусть даже и ценой своей жизни, написать народу первую букву, «Ф», чтобы он вспомнил все слово целиком и коллективно вынес свой приговор всем преступлениям, но начал бы с самого ужасного, с матери всех преступлений современного российского общества - приватизации, и, отменив ее итоги, справедливо разделил бы все блага между членами общества.
Потому что кроме левых — да, порой глупых, порой отмороженных, порой невнятных, слабых и отчаявшихся, но таких разных и искренних — нет никого, кто бы вложил это спасительное оружие, этот язык в немые рты миллионов. Все остальное — от пенногубых безумных нацистов до буржуазных ЛГБТ-активистов из разных «солидарностей» и правозащитных групп, от вражины Каспарова до мутного Лимонова и открыто продажного Кагарлицкого — лишь системная, иногда даже полезная, конечно, но конструктивная для режима возня, отнимающая силы у слабых голосовых связок огромного пласта российского прекариата, людей безработных и продающих свой труд, студентов и выпустившихся, всех, одинаково не имеющих собственности на средства производства. Возня, коренным образом не трогающая ничего, что было бы интересно тем самым 90 000 человек, ушедших с прошлогодних площадей примерно в тот же момент, когда, вся в белом, на потеху оставшимся на площадях обеспеченным москвичам, при очень громком звукоусилении, но все же в полной политической тишине — взошла звезда проходимца Навального.
Эта история с Лебедевым показала мне, что чудес не бывает и если что-то кажется подозрительным, надо это обсуждать публично и не бояться выглядеть параноиком в глазах других. Флаги РСД службистам возвращать, конечно, не надо (водку тоже назад не выблюешь), а надо плюнуть на факт их происхождения. Всем же, кто будет, спекулируя этим, очернять организацию — рассмеяться, плюнуть в лицо и вырабатывать Слово, которое с нас уже потребовали массы, неожиданно создавшие феномен самой крупной из колонн 2011-2012 гг. - красной. Они ненадолго пришли к красным, отхлынули потом, не дождавшись слова, которого у нас не оказалось и не захотев слушать буржуазные заклинания против «плохого Путина», которыми сыты по горло. Лично я, на проспекте Сахарова, опьяненный количеством людей, стоял на импровизированной трибуне и орал в пустоту свои полупонятные эпатажные невзрослые политические стишки, орал для кучки таких же «нестандартных», для своих, вместо того, чтобы как-то пытаться говорить с моим народом понятно и прозаично о самом главном, заботясь не о репутации, которая на самом деле ни на что, кроме личной карьеры в подконтрольных правящему классу общественных институтах не влияют, а думая лишь о том, чтобы как можно больше людей зарезонировало, осознав свой единственный интерес — общий, материальный, классовый. Это надо было делать именно тогда, делать организованно, точечно выбирая по одежде, по лицам нужную аудиторию, начиная в толпах разговоры, ведь наших братьев среди протестующих, как ни крути, на первых порах протеста было большинство. Надо было делать это быстро, решительно, бросив все силы, призывая уйти от буржуазных лидеров, не обращая внимания на беснующуюся на сцене с набором своих вечных ненужностей системную «несистемную» оппозицию.
Я помню, как внизу, за сценой, слушая эту мерзкую шоблу в пол-уха, стоял народ, переговаривающийся, настороженный, ищущий и злой, но все равно радостный от того, что он после многолетнего перерыва снова посмотрел себе в лицо, хотя и не до конца понимающий, кто здесь друг, а кто враг. А я на него смотрел и думал, что мое общение с ним итак неплохо представлено плакатами и листовками моей организации. Тогда было уже поздновато идти в народ, но еще и не смертельно поздно: можно было говорить, спорить, упирать в одну точку, уводить от буржуазного, шанс еще был. Даже одного человека без микрофона на площади, если он говорит интересно, могут услышать несколько десятков, которые, в свою очередь, при удачном предложении - разнесут информацию дальше. Если уж не вдумчиво посеять, то хотя бы рассыпать по площади пронесенные сквозь трудные годины зубы нашего дракона, которые рано или поздно обязательно дали бы всходы, а какие-то результаты, может, даже сразу. Эти самые зубы-семена классовой борьбы, почву для которых тоннами, просто фактом своего ежедневного функционирования, рассыпает сама экономическая система страны, неповторимая по скелету своему, характеру, основанная и работающая только и для того, чтобы поддерживать вопиющее экономическое неравенство высшей пробы. Но только их недостаточно.
Развязка близка и произойдет, вне зависимости от нашего желания или нежелания участвовать в этом. От нашего желания зависит, в наших силах сделать то, что будет после развязки. Цель левых, как гуманистов — сделать грядущую неминуемую развязку максимально безболезненной, бескровной, спокойной. Сделать так, чтобы на стороне миллиардеров было минимальное количество одураченных граждан из народа, выбить из рук мизерной по численности правящей элиты главный козырь. Козырь шантажа масс полновесной гражданской войной, который они разыгрывают всегда, когда не уверены в том, что могут доказать законность получения своих средств. Доказать практикой, что это не так, что гражданская война - не выход, что возможно обществом все осознать и судить и национализировать собственность только тех, кто виновен участием в незаконных финансовых операциях. Сделать это с помощью обычного и великого русского языка, разоблачая, раскрывая подноготную, оставляя их все более и более одинокими. На одном офицерье они далеко не уедут, а если мы инициируем дискуссию, в процессе обсуждения и осмысления ситуации с собственностью рядовым составом силовых структур утратит лояльность режиму очень быстро. С ментами разговор отдельный, менты - не солдаты, менты напрямую служат режиму, но тоже надо что-то думать, садиться и думать, что мы скажем ментам, когда зайдет разговор. Ментов-то в России, как миллиардеров - рекорд на душу населения.
Словом о имущественной справедливости, правдой ее, необходимо уничтожить возможность гражданской войны между миллионами вообще, не дожидаясь, когда она замаячит у порога и опять разделит народ на умных и любящих братьев и недалеких братьев, темных, которые пойдут за интересы олигархов, думая, что идут за что угодно святое; не допустить того, как скорчив злые гримасы, полезут драться «красные» сыны-радикалы, прочувствовавшие возможность изменить все в стране за время, отведенное их поколению, и «белые» консерваторы-отцы, напуганные переменами. Чтобы этого не произошло и гражданское общество, такое разнородное и разноплановое, консенсусом решило, что делать с огромным имуществом, с которого будет снята проклятая печать узкого владения, а не уничтожило само себя в бессмысленной бойне, исходя из политических конструктов ушедших эпох, науськиваемое теми, кто хочет оставить все, как есть — надо говорить и думать о выходах прямо сейчас.
Гражданскую войну необходимо предотвратить. Не обойдется тут без постоянного форсирования двух идей, донесенных хотя бы до какой-то ощутимой части ложно и талантливо политизированных правящим классом масс: понимания того, что у собственников-приватизаторов в России всегда только свои узкие выгоды и в каждой из частей протеста — свои рупоры, что надо всегда искать их интерес везде, если мы не хотим быть обманутыми и ловко разведенными кремлевскими шулерами. Второе — это то, что надо идти бескомпромиссно и до конца в лозунге пересмотра итогов приватизации и перевода собственности под прямой народный контроль. Иначе все проходит впустую и превращается в розовенькие милые пожелания отсталой стране перед летаргическим сном. Надо было эти, казалось бы, очевидные вещи на митинге говорить. Говорить одно и тоже, как умеем, как можем, вырабатывая практику общения, слушая вопросы и мнения людей, возникающие после прослушивания этих тезисов, внимательно, записывая на аудио, расшифровывая их потом и анализируя. Но мы снова молчали. Я молчал. Вернее... Ну вы поняли.
Вместо левой, прямой политики интеллектуалы и активисты прострадали левацкой ерундой для самих себя. Верхи же, публичные лица левых организаций, ожидаемо искали компромисс с буржуазией, вспомните этот стыд с с выборами в КСО, кончившийся пшиком даже для оппозиционных богатеев, для радости которых это все и затевалось. Вспомните хорошенько подробности этой ублюдочной игры казалось бы наших людей с пархоменками и прочим скамом. Это были даже не буржуазные выборы, а грязная игра в буржуазные выборы, отбросившая левых, а конкретнее РСД, от народа еще дальше, в обмен на то, что хипстер с «Дождя» и богатенький «идеальный избиратель» узнал, что у левых есть красивая Изабель Магкоева с точеным лицом и глазами большевички.
(Которая сейчас, к слову и к счастью дистанцировалась от подобного соглашательства и я думаю, переживает целебный кризис. Изредка по старой памяти ее навещает какой-нибудь буржуазный журнал, спрашивая, что она думает по поводу, например, феминизма или еще чего. Но т.к. у этой, кстати, несмотря на однопартийность, совершенно незнакомой мне женщины, помимо красоты есть также разум и интуиция, которая в любой момент может вытолкнуть политические действия из симулякров в область осознанного — таких интервью выходит все меньше и меньше, и ее повстанческая сексуальность эксплуатируется буржуазными электронными СМИ все меньше, потому что социализм они хотят освещать поменьше, а сексуальность просто Изабель не так продаваема, как rebel-сексуальность левой Изабель. Скоро этот оскорбительный, абсолютно сексистский интерес к товарищу Магкоевой должен полностью сойти на нет, если она не будет восстанавливать сама себя в этой среде, как публичная единица)
Теперь, после шишек с площадями и КСО, шанс на настоящую политику снова упущен, народ уже отхлынул, а мы все прозевали. Но день, когда левые потребуются снова — неизбежно настанет, эти 90 000 никуда не растворились, их на самом деле в десятки раз больше, надо только важное сказать, достучаться, зажечь и дело пойдет. Сказать то, что эти массы по-настоящему волнует, а не ориентироваться на нынешний эхомосковский эталон «сознательного избирателя» — обеспеченного навальниста-москвича, у которого интересы если не противоположны интересам большинства, то явно лежат в другой плоскости. Левая же идеология, учение о классовой борьбе - всесильно, именно и только потому, что оно верно.
За молчание мое на площади тогда я попрошу прощения сейчас, в последний раз сегодня прошу прощения. Прощение хочу получить не сейчас, а потом, сейчас меня такого, какой я есть - нельзя прощать никак и и в чем. Все мои прощения просятся заранее для будущего.
После того, как я исповедовался окончательно, повторю единственное. История с "Костей" Лебедевым доказывает: каждую секунду жизненно необходимо помнить о том, что у миллиардеров и их обслуги всегда больше денег, людей, умов и, так как от громкости и артикулированности левой альтернативы на площадях напрямую зависят их беззаконные состояния — у них всё просчитано на три шага дальше любого нашего анализа и плана.
Или, на что я очень надеюсь, всё-таки только почти всё.
|
|
