Нет, не о той морали, которая ханжески осуждает соблазнение чужих жен или мужей, воровство и т.д., а о той „морали“, которая позволяет (безнаказанно!) развалить возглавляемую страну, ввергнуть ее в экономический хаос или пучину военных бедствий, растащить и разворовать общенародное достояние и т.д. — об общественной морали в ее истинной, а не фарисейской, ипостаси.
Нетрудно догадаться, что „героями“ сего „повествования“ будут вовсе не благообразные старушки на лавочках, „благополучное“ забвение грехов собственной молодости коих делает их святошами в старости („старики именно потому столь охотно дают хорошие советы, что давно уже не в состоянии подавать дурные примеры“). Речь пойдет о прямых виновниках (точнее, об их „морали“) тех неисчислимых бедствий, в которые ввергнуты миллионы советских людей, после эпохи сталинских ужасов живших хоть по западным меркам и весьма и весьма скромно, но уже довольно-таки благополучно (в мире и сегодня не так уж мало мест и стран, жизнь людей в которых неизмеримо хуже жизни в последние годы существования СССР).
Но кое-кому захотелось жить „лучше“ — поездили по европам и штатам, насмотрелись тамошнего благополучия, вот и захотелось того же (конечно же, злокозненная „деятельность“ аморальных „личностей“ вовсе не является основной причиной „бедствий народных“, но и их „вклад“ довольно-таки „весом“ — роль „личностей“ в истории общеизвестна, недаром ведь единственный политический деятель за всю историю, на котором нет ни малейшего пятнышка — это полулегендарный второй римский царь Нума Помпилий).
Вообще-то мораль — это „узда“ из мнений и оценок, которую каждый из нас норовит набросить на всех и каждого, кроме, разумеется, себя. А в результате каждый оказывается буквально опутанным этими мнениями и оценками. И для большинства людей это оказывается достаточно эффективным регулятором их деятельности (без этого само существование общества было бы невозможно — „война“ каждого против всех и каждого заканчивается в конечном итоге понятно чем).
Но для некоторых оказывается вовсе не зазорным „работать локтями“, продираясь на место повыше в человеческом „курятнике“ („забраться повыше, теснить ближнего и делать на нижнего!“). А то и прямо наступать на головы. В результате оказывается, что в одряхлевшем обществе, обществе с изжившими себя социальными ориентирами практически вся общественная верхушка оказывается занятой исключительно такими „высокоморальными“ „личностями“, даже если внешне они кажутся людьми вполне благопристойными.
А уж забравшись на самую верхушку, такие „личности“ начинают считать себя выше любых моральных норм и свободными от каких бы то ни было моральных обязательств. И начинают „творить“… „Ускорение“, благополучно заглохшее как непонятое и невостребованное обществом, а затем „перестройка“, в которую одурманенные головы с энтузиазмом поверили, „независимость“ от всего, даже от здравого смысла и от самой себя, как, например, Россия летом 1990 г., поставившая свои законы „выше“ своих же законов — законов союзного государства („… сплотила навеки Великая Русь!..“) — с неизменным „результатом“ — удовлетворением личных тщеславия и амбиций и личным обогащением их „инициаторов“.
Тридцать „нобелевских“ (бедный Нобель!) сребреников Горбачева, циничное „чествование“ 80-летия негодяя-„старца“ в вечном приюте всех европейских изгоев, „семья“ Ельцина, „хатынка“ Кравчука, а на другом полюсе — бакинские погромы, гражданская война между „союзными“ Азербайджаном и Арменией с тысячами жертв и этнических беженцев, Чечня, Черноморское морское пароходство… — далеко не полный перечень их личных „достижений“… И бедствия миллионов людей, которым эти „инициаторы“ вроде бы призваны были служить и которые обязаны были предотвратить.
На деле же оказывается, что, наоборот, эти миллионы обездоленных находятся на службе у своих зажравшихся „поводырей“, обслуживая их паразитическое жирование и сумасбродные прихоти. Конечно же, можно говорить о том, что социальный строй, установленный из „совершенно благих намерений“ российскими „социал-демократическими“ большевиками в начале двадцатого века, был преступным и антинародным, и это правда, как и о том, что страна-монстр, „скроенная“ из совершенно чуждых друг другу „лоскутов“ и кое-как наспех „прихваченная“ антиобщественной „идеологией“, „все равно“ ввиду раннего одряхления обречена, и это тоже правда, однако это вовсе не оправдывает еще большей преступности и антинародности очередного поколения „строителей нового мира“, потерявших все мыслимые моральные ориентиры и совершенно забывшие в патологическом угаре самолюбования и воровского личного обогащения ту непреложную истину, что в могилу нахватанное и наворованное не заберешь („…чи нема країни, щоб загарбать і з собою взять у домовину?..“), а „осчастливленные“ потомки могут, как уже не раз случалось, и с могилами „разобраться“ {вон в рунете уже (!) фигурировал вопрос о перезахоронении ельцинских останков на тюремном кладбище!}, а „перспектива“ — пополнить собой ряд, „основанный“ небезызвестным Геростратом (впрочем, этому по сути мелкому поджигателю масштабы „подвигов“ его „последователей“ и не снились!; а ведь были же у них и возможности остаться в памяти потомков Людьми, а не воровскими крысятниками!).
Итак, современная политика, политика на страже интересов антиобщественных группировок либо потомков ворья, каковой является политика любого государства при капиталистическом способе производства вообще, либо самого ворья, каковой является „политика“ при воровском постсоветском капитализме, абсолютно аморальна и лишена какой бы то ни было ответственности перед народами за последствия своих действий (привлекали, правда, к уголовной ответственности пару южнокорейских президентов, да и те „собратом“ по креслу были вскоре помилованы — ворон ворону око таки не выклюнет!; и то это скорее те исключения, которые лишь подтверждают правило; „осуждение“ же нынешней украинской „властью“ лидеров предшествующей, тоже, вне всякого сомнения, антинародной, власти (при капитализме не антинародной власти в принципе быть не может!) никак не может быть признано действительным правосудием — аморальная, преступная и нелегитимная „власть“ не имеет на это морального права, а без морального права „право“ юридическое лишается смысла, обращаясь в свою противоположность).
Напрашивается вопрос: а возможна ли в принципе политика и моральная, и не антисоциальная, не антинародная? Любая мораль основывается на какой-либо определенной социально-экономической „модели“ (не может, к примеру, лев жить с „моралью“ зайца, антилопы или даже слона — он просто умрет от голода!). Скажем, мораль родо-племенного строя кочевников одна, рабовладельческого общества оседлых земледельцев — другая, феодального — третья — и т.д.
„Мораль“ капиталистического общества достигла предела аморальности и антиобщественности. И причина проста: работают одни, а результатами их труда распоряжаются другие, оставляя работающим лишь объедки и кости со своего „стола“ (и европейские, к примеру, потуги сделать эти „объедки“ достаточно приемлемыми либо не достигают своей цели, либо, как, например, в Греции, в конце концов опустошают тот самый „стол“ — найти „золотую середину“ адекватного соотношения невозможно в принципе — политическая компенсация пороков, встроенных в саму экономическую систему, принципиально невозможна). И до тех пор, пока это коренное общественное противоречие не будет устранено, никакими усилиями общественные антагонизмы ни искоренить, ни хотя бы сгладить не удастся — общественные катаклизмы вплоть до революций неизбежны.
А отсюда и антинародность и преступность государственной политики, и личная и групповая преступность как попытки решить свои проблемы антисоциальным путем за счет других, и терроризм как крайнее выражение общественного отчаяния… Известно, что миром движут интересы — личные, групповые различных уровней, классовые, национальные и даже наднациональные… В одних отношениях интересы различных общественных формирований от отдельных личностей до классов и государственных образований совпадают, в других же отличаются.
Скажем, все заинтересованы в продолжении существования человечества, в недопущении глобальных экологических катастроф и т.д., но в смысле источников существования у всех интересы свои. Сегодня общество практически разделено на два антагонистических класса — класс капиталистов и класс наемных работников, в свое время не слишком удачно Сисмонди с последователями названный пролетариатом (от лат. proles — потомство) — сегодня эти люди и потомство-то не очень имеют — экономические механизмы вынуждают к ограничению воспроизводственных потенций, а технологические достижения дают достаточно эффективные инструменты реализации этих ограничений. Ясно, что мораль этих классов не может быть одинаковой.
„Мораль“ капиталиста ярко продемонстрирована К. Марксом в „Капитале“, гл. XXIV, процитировавшим английского публициста T. Дж. Даннинга (сам Даннинг практически забыт, но слова его К. Марксом увековечены):„Капитал, говорит «Quarterly Reviewer», избегает шума и брани и отличается боязливой натурой. Это правда, но это еще не вся правда. Капитал боится отсутствия прибыли или слишком маленькой прибыли, как природа боится пустоты. Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым. Обеспечьте 10 процентов, и капитал согласен на всякое применение, при 20 процентах он становится оживлённым, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову, при 100 процентах он попирает все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы. Если шум и брань приносят прибыль, капитал станет способствовать тому и другому. Доказательство: контрабанда и торговля рабами.“
Мораль же наемного работника определяется не нормой и массой прибыли, как „мораль“ капиталиста, а экономической природой и размером заработной платы. Ее получатель, хочет он того или не хочет, вынужден честно трудиться, ибо в противном случае он останется без средств к существованию. И отсюда истекает и его общественная мораль — в массе своей это честные и порядочные люди. Конечно же, „в семье не без урода“, индивидуальные отклонения всегда возможны, но в массе своей общественная мораль этих людей вполне соответствует общечеловеческой морали и в современных условиях может быть принята, если можно так выразиться, за „эталон“ морали. Однако капиталистический способ производства ставит этих людей — от чернорабочих и до интеллектуалов самого высокого уровня — в угнетенное и бесправное положение — система организации жизни общества — государство — служит не им, а их общественным антагонистам — капиталистам, по сути, врагам всего общества, не исключая уже и самих себя.
Следовательно, настоящей задачей современной эпохи является уничтожение капиталистов как общественного класса (нет, это вовсе не обязательно физическое уничтожение этих людей, как может это трактовать примитивное сознание массы интеллектуальных люмпенов — нет — это скорее элиминация — такое преобразование общественной жизни, в результате которого капиталист как экономическая фигура из нее исчезнет, вытесненный наемными работниками). Подобная попытка, произведенная революционным путем в России в начале двадцатого века, потерпела неудачу по причине коренной ошибочности понимания путей ее решения — замена множества капиталистов одним-единственным „капиталистом“ — государственным аппаратом — вовсе не уничтожила капиталиста как общественное явление — она всего лишь заменила одних капиталистов капиталистом другим, причем капиталистом гораздо худшим, вооруженным, кроме денег и средств производства, еще и полицейскими функциями принуждения и подавления, что показали ужасы последующих десятилетий с миллионами (!) жертв (не живет человек ради „построения“ чего бы то ни было, какого бы то ни было „светлого“ или не очень будущего, наоборот, само это будущее „строится“ в процессе общественной жизни, жизни людей).
Однако эта неудача вовсе не говорит о том, что задача перед обществом не стоит — она стоит, и стоит не менее, а даже куда более остро, чем столетие назад — капитализм сегодня угрожает не просто бедствиями, какими бы ужасающими они ни были, тысяч и миллионов людей, а даже самому уже существованию (!) человечества. Еще немного его „развития“ — и планета превратится в одну гигантскую свалку, места на которой человеку уже нет — дай бог чтобы сохранились мухи и тараканы. Кроме того, стоит кому-то „потянуть“ растянутое донельзя мировое финансовое „одеяло“ — и мир впадет в такую пучину экономического краха, по сравнению с которой не только „великая депрессия“, но и обе ужасающие мировые бойни покажутся невинными детскими сказочками (и это грозит даже не „скоро“ или „очень скоро“, как глобальная экологическая катастрофа, а уже сегодня буквально каждый день!).
Поэтому в адекватном ее решении заинтересованы (или по крайней мере должны быть заинтересованы) не только наемные работники, но, как ни странно, и сами капиталисты — катастрофа не пощадит никого (бесконечные „мировые“ экономические „форумы“ с их, правда, нулевым результатом говорят именно об этом; нулевой же результат есть следствие, с одной стороны, стремления решить эти проблемы в рамках капитализма, в которых они в принципе решены быть не могут, с другой — „зашоренностью“ их участников соответствующими представлениями („высокая экономическая теория“ уже ежедневно демонстрирует свою абсолютную беспомощность) и принципиальной неспособностью их участников в результате найти соответствующее решение).
Итак, задача стоит, есть „урок“ ее неудачного решения (человечество, увы, развивается „классическим“ методом „проб и ошибок“, причем с постоянством, достойным лучшего применения, каждый раз для очередной пробы выбирается худший из возможных вариантов, с соответствующими и с каждым разом все более тяжкими последствиями); к сожалению, и по сей день нет адекватных выводов из этой неудачи. Напрашивается естественный вопрос: а возможно ли в принципе адекватное, правильное, просоциальное решение данной задачи?
Сегодня уже можно дать однозначный ответ: да, возможно. И заключается оно в реорганизации общественного производства и соответственно всей общественной жизни на началах коллективного товарного производства (нетоварное, „неонатуральное“, „неопатриархальное“ производство отвергнуто самой общественной практикой („высшим критерием истины“, как это утверждает учение марксизма), когда основанная на этой „классической“ коммунистической концепции политика „военного коммунизма“1918—20 гг. потерпела крах, породив в Советской России тамбовщину и Кронштадт) — производства такого же товарного, как и производство капиталистическое, но без капиталиста как собственника, а с самим производственным коллективом в роли собственника, экономического субъекта и юридического лица.
Лишь общество, сплошь состоящее из наемных работников, представителей одного и того же общественного класса, может быть обществом по сути бесклассовым, обществом без внутреннего социального антагонизма, обществом действительно моральным, обществом с ясными и понятными социальными перспективами, обществом, являющимся действительно обществом и осознающим себя таковым, а не конгломератом бесконечно конкурирующих друг с другом и враждующих вплоть до взаимного истребления группировок, без конца стремящихся решить каждая свои проблемы за счет других и в ущерб им.
|
|
