Очередное обострение классовой борьбы в России приняло характер гротеска, и вылось в разборки по принципу «Сам дурак!». Это касается, прежде всего в скоморошьем выступлении девичьей панк–группы в храме Христа Спасителя, освещение СМИ судебной тяжбы вокруг квартиры экс–министра Ю. Шевченко, и призыва одного из священнослужителей к исторической мести большевикам за гонения на православную церковь. Все это, говоря простым языком, некая дымовая завеса, цель которой закрыть от глаз изумленной публики истинное положение дел в государстве Российском.
Призыв свести исторические счеты с большевизмом, как и проверка сочинений Ленина и Троцкого на предмет экстремизма, наводит на мысль о том, что понятие экстремизма так и не усвоено нашими «учеными» от церкви, потому как экстремизм в их понимании делится на «наш», который всячески приветствуется и объявляется делом святым и правым, и экстремизм «ихний», признанный деятелями культа делом мерзким и богопротивным.
Однако в деяниях русских церковников было немало страниц, от которых нынешним руководителям хотелось бы откреститься, да как–то все не получается, потому как история наука точная, и словоблудию не поддается.
Возьмем к примеру историю монастырских тюрем, которые наглядно показывают, какую роль играли деятели православия в реальной истории, а не в той, сусально – лубочной легенде, которую нам пытаются продать последователи отца Федора. Скажем честно, настала пора, все таки, приоткрыть эту страницу истории, которая наглядно показывает, как светская власть использовала клерикалов как в уничтожении своих политических противников, так и в подавлении любого протеста.
Одно дело, когда человек добровольно заточает себя в стенах монастыря. Это его личный выбор, который заслуживает только уважения, как любой выбор. А если человека определяют в заточение по приказу правительственного чиновника или духовного лица? Как это соотносится с милосердием и заповедями господними?
«По замыслу соловецкого архитектора, - отмечают исследователи, - каменные мешки должны были служить погребами для снарядов и пороха в военное время, но предприимчивое монастырское начальство нашло им другое применение. Погреба превратили в казематы монастырской тюрьмы. Башенная или внутристенная каюта - это полое пещерообразное пространство неправильной формы от 2 до 4 аршин длины, от 1,5 до 3 аршин ширины. Каменная скамейка (место для сидения и спанья) - вся обстановка клетушки.
В некоторых уединенных башенных казематах узник не мог лечь, вытянувшись во весь свой рост. Он вынужден был спать в полусогнутом положении. Через всю толщу стены в каморку было прорублено окошко, перегороженное тремя рамами и двумя металлическими решетками. В клетушке стоял вечный полумрак, сырость и холод.
В каменный мешок заживо замуровывали несчастных узников. Многих из них бросали в эти гробы окованными по рукам и ногам после истязаний, с вырванными языками и ноздрями, иных еще приковывали цепью к стене. Кто попадал в каземат Соловецкого монастыря, того можно было вычеркивать из описка живых. О нем ничего не знали ни родственники, ни друзья, никто не видел его слез, не слышал его стонов, жалоб и проклятий».
А ведь аршин – это всего лишь 71 см в переводе на нынешнюю меру длины. Неплохо бы сравнить бы с квартирами ныне здравствующих иерархов.
Однако творческая мысль находящихся в ангельском чине монахов на этом не остановилась.
«В Соловецком монастыре, - отмечают исследователи, - существовали земляные тюрьмы. Земляная тюрьма представляла собой вырытую в земле яму глубиной в два метра, обложенную по краям кирпичом и покрытую сверху дощатым настилом, на который насыпали землю. В крышке прорубали дыру и закрывали ее дверью, запиравшейся на замок после того, как туда опускали узника или пищу. Потолком ямы иногда служил пол крыльца, хозяйственной или церковной постройки. В боковой двери, которую наглухо забивали, оставляли щель для подачи пищи арестанту. Дверь расшивали в тех редких случаях, когда нужно было вытащить заключенного из погреба, и вновь забивали, когда несчастного сажали туда. Заключение в земляную тюрьму считалось самым тяжким наказанием. Трудно представить себе большее варварство, чем то, когда живого человека "навечно" опускали в вырытый в земле темный и сырой погреб, часто после экзекуции, закованного в "железа"».
Заметим, что в монастырских тюрьмах содержались противники режима, непутевые отпрыски, сосланные туда по просьбе родителей на исправление, и те, кто высказывал сомнение в истинности существующего вероисповедания. Людей не только содержали в невыносимых условиях, но и зачастую кормили «слезным хлебом» и водой. Причем содержание заключенных оплачивалось из государственной казны. Этакое государственно–частное партнерство, приносящее прибыль обеим сторонам.
Как правило, ссылали в Соловецкий монастырь людей бессрочно. Грамоты XVIII века пестрят выражениями: "послать до кончины живота его никуда неисходно", "навечно", "впредь до исправления". Этим объясняется продолжительность пребывания узников в остроге Соловецкого монастыря.
Многие маялись в казематах по 15-25-40 лет и больше. Матрос Никифор Куницын находился в монастыре 22 года, Петр Кальнишевский просидел в одиночной камере 25 лет, Михаил Ратицов - 30 лет, слепой крестьянин Василий Думнов - свыше 30 лет. Среди заключенных были и дети 10 - 12 лет. Последний атаман Запорожской Сечи Петр Кальнишевский сосланный на Соловки в 1776 году, умер в монастыре после 25 лет заключения в столь невыносимых условиях в возрасте 112 лет! И существовала монастырская тюрьма аккурат до 1917 года 400 лет!
Какие бы не были нравы того далекого времени, но «христианским человеколюбием» здесь и не пахнет! «Глянцевая» обложка истории русской православной церкви как–то тускнеет при ближайшем рассмотрении реальных исторических фактов.
Наверное, настало время, когда иерархи православия должны вознести покаянную молитву за все «замученных и убиенных» в монастырских тюрьмах и погребах. И сегодня, когда церковнослужители призываю к расправе над большевиками, не плохо бы вспомнить, что у организаторов Соловецкого концлагеря времен большевиков были неплохие учителя. А мирянам никогда не забывать, во что может вылиться «тесная» дружба правительства и церкви. А то никто и не заметит, как в наших монастырях станут жить по средневековому уставу.
|
|