В статье «Национал-большевизм или лимоновщина?» мы представили развёрнутую критику идеологии лимоновской НБП. Второй современный проект «национально-коммунистического синтеза» связан с именем Александра Гельевича Дугина.
В первой половине 90-х он издавал весьма интересные и в интеллектуальном, и в эстетическом плане журналы – «Элементы» и «Милый ангел». Несомненной его заслугой было первоиздание на русском языке фундаментальных текстов европейских традиционалистов и консервативных революционеров. Дугин впервые познакомил русского читателя с наследием Рене Генона и Юлиуса Эволы, с идеями современных «новых левых» и «новых правых», он же систематически и в то же время популярно изложил содержание и историю развития основных геополитических доктрин.
Именно Дугин первым в постсоветской России попытался нащупать тот политический и мировоззренческий полюс, в котором крайне-правое переходит в крайне-левое и наоборот. Он дал «правое» мистическое прочтение левых идеологов, и «левое» радикально антикапиталистическое и даже социалистическое прочтение идеологов «правого лагеря».
Первые шаги проекта «Арктогея» (название дугинского издательства и интернет-сайта) были с нашей точки зрения вполне здравыми и верными. У Дугина действительно начал получаться творческий синтез, а не компромисс и конформистское усреднение позиций, модные в пору «красно-коричневого» политического союза против победившего ельцинизма.
На этом этапе широта эрудиции Дугина и свойственная ему «незашоренность» сыграли свою положительную роль. Несколько лет «Арктогея» развивалась по восходящей, причём (и это важно!) не только как политический проект. За ней стояло довольно самобытное и до некоторого момента цельное (или хотя бы умевшее казаться таковым) мировоззрение: свой образ жизни и взгляд на мир, своя эстетика, своя точка зрения на практически все проявления культуры: науку, художественную литературу, живопись, музыку, литературу, кино. Но постепенно нарастали тенденции к искажению.
Дугин начал играть по правилам Системы, войдя в прописанную роль «нонконформиста» от политики и культуры. Широта взглядов и способность видеть диалектическое единство противоположностей сначала перешли в щеголяние парадоксальностью, а затем – в позёрство и эпатаж публики. Дугин стал всё чаще говорить и писать явные глупости, которые толпа всегда готова считать признаком глубины ума. Он всё более стал работать на публику, эксплуатируя и растрачивая свои же прежние успехи.
Александр Гельевич на глазах превращался из серьёзного интеллектуала в звезду попсового жанра с лёгким шармом прежней элитарности, а идеология Арктогеи стремительно деградировала. Конструктивный синтез сменился постмодернистской эклектикой. И всё же мы считаем первый этап развития Арктогеи движением в правильном направлении. И потому анализ последующих искажений имеет для нас отнюдь не праздный интерес. Как известно, умный по возможности учится на чужих ошибках.
Для начала, определим те элементы, из которых арктогейский проект синтезировался.
1. Традиционализм, понимаемый одновременно и как «традиционализм школы Генона» и как «традиционализм традиционных религий». Причём сразу всех, главное – чтоб традиционных.
2. Геополитическая доктрина евразийства.
3. «Консервативная революция» она же «Третий путь». Германский национал-социализм, итальянский фашизм, русское сменовеховство, испанский фалангизм, румынский гвардизм. При этом особый акцент Дугин делает на «неортодоксальные» формы «консервативной революции», в спектре «левее фашизма и правее коммунизма»: Артур Мюллер ван ден Брук, Эрнст Юнгер, братья Штрассеры, Эрнст Никиш, Николай Устрялов.
4. Радикальное крыло «левого спектра». Большевизм, попутчики большевизма типа «мистического авангардизма», сталинизм, отчасти троцкизм, опыт европейских лево-радикалов («Красные бригады», RAF), интеллектуальное наследие «новых левых».
Вот основные элементы дугинского синтеза. Сводя их воедино, логично было бы начать с двух принципиальных вопросов:
1. Вопрос иерархии. Что первично и что вторично? Что ложится в основу мировоззрения и обеспечивает ему единство и цельность?
2. Вопрос непротиворечивости. Очевидно, если взять указанные выше элементы «как есть», они несовместимы. Нужно вполне определённо указать принцип, на основании которого они будут приводится к общему знаменателю.
Какая же именно иерархия требовалась? Очевидно иерархия от духовного и метафизического к материальному и частному. И раз уж Православие было включено в систему, то только оно и могло быть взято в качестве духовной основы и метафизического базиса. Остальные элементы синтеза (консервативная революция, традиционализм, евразийство) могли быть сведенными в органическое единство только будучи сущностно преображенными Православием в своем качестве. Не наоборот! Ведь они сами в себе не несут тотального метафизического принципа и относятся к сфере частного и материального.
Единственная альтернатива этому состояла в том, чтобы Православие вывести за скобки проекта, признав внешним авторитетом «не от мира сего». А проект заявить как проект политический, цивилизационный, но, во всяком случае, чисто «посюсторонний», не претендующий на духовно-мистическое измерение. Ни того, ни другого сделано не было. Вместо этого была предпринята попытка соединить элементы (включая Православие) по-демократически: «на равных основаниях» взаимодополняемости «притерев» их друг к другу. Это главная ошибка. Хотя бы потому, что взгляд на Православие как на часть чего-то более полного и всеобщего несовместим с самим Православием.
Начиная с этого момента началось сползание в постмодернистскую эклектику. Противоречия не замедлили себя проявить. Сразу же возникло противоречие между «фундаменталистским» Православием и геноновским эзотеризмом. Ясно, что генонизм и Православие, взятые как целостные мировоззренческие системы, несовместны. Хотя бы потому, что генонизм является системой гностической.
Для православного христианина Православие является полнотой Истины (насколько она может быть доступна человеку), все остальные формы знания могут быть только частными и вторичными по отношению к Истине Православия. Для генониста Христианство – лишь один из многих возможных путей реализации Традиции, причём не самый высший (эзотерическую инициацию Генон ставит выше религиозных форм).
Для христианина высшая и абсолютная ценность Христианства есть Сам Богочеловек Иисус Христос. Для генониста главная ценность Христианства состоит в сохранении и передаче сакрального знания, общего с нехристианскими духовными традициями.
Для Христианства главным смыслом религиозной практики является обожение и личное спасение. Для генониста – посвящение в сакральное знание.
Сосуществование генонизма и Христианства в рамках одной мировоззренческой системы возможно только или за счет включения отдельных не противоречащих Православию идей генонизма в Православный контекст, или наоборот за счет включения Православия в отнюдь не аутентичный ему контекст геноновского эзотеризма. Излишне говорить, что в последнем случае Православие перестало бы быть Православием по сути, оставшись таковым лишь по форме.
Дугин не сделал ни того, ни другого. Постулировав не просто Православие как религиозную конфессию, но Православие в качестве всеобщего принципа (определяющего все сферы жизни – политику, науку, образование, искусство, право и т.д.), он, в то же самое время, включил в свою мировоззренческую систему не только эзотерическую метафизику, но даже и откровенно оккультные сферы алхимии и оперативной магии. Получилось нечто, вполне опознаваемое с православной точки зрение как искажение и порча христианской веры, то есть ересь.
Еще более резкое и неразрешимое противоречие проявилось между декларируемым Православием и связью проекта "Арктогея" с иудейством, причем в его наиболее экстремальных формах. Так, например, в статье «Евреи и Евразия» Дугин развивает идею и «евразийском» характере секты хасидов, делая явный намек на возможность союза с ними.
Есть и еще более наглядный пример. Так на форуме сайта «Актогеи» Александр Гельевич пишет по поводу избрания Ариэля Шарона главой Израиля: «Победили наши, полярные, солярные евреи <...> Я очень рад. Искренне поздравляю израильтян с истинным выбором. Сделав его, вы невероятно помогли нам <...> ступайте смело на Храмовую Гору, как Ариэль Шарон <...> Я поздравляю Ариэля Шарона с этим великим успехом. Я вижу в этом знаки времени».
Следует сделать небольшое пояснение относительно пассажа «ступайте смело на Храмовую Гору, как Ариэль Шарон». 28 сентября 2000 г., еще до своего избрания главой Израиля, Ариэль Шарон провел свой визит на Храмовую гору, ясно демонстрируя намерение восстановить Третий Храм. Восстановление Третьего храма в сознании Православных связывается с приходом и воцарением антихриста, коего иудеи признают своим мессией, и наступлением Апокалипсиса. Такой дугинский реверанс иудейским экстремистам выходит далеко за рамки даже «экуменистической толерантности», ибо в контексте Православия выглядит просто не иначе как приветствование антихриста и декларация солидарности с сатанизмом.
Но что же заставило Дугина солидаризоваться с «полярными евреями»? Очевидно, отнесение их к «евразийскому» антилиберальному лагерю (А.Г. Дугин: «Евреи и Евразия»). И здесь как раз заметно проявляется отсутствие иерархии в его мировоззренческой системе. Евразийство (причём, мягко говоря, нетрадиционно понимаемое) оказывается здесь у Дугина впереди Православия. Но и этим дело не ограничилось.
В рамках проекта «Арктогеи» Дугин пошёл на контакт с откровенными сатанистами и телемитами (последователями Алистера Кроули). После этого сколько-нибудь серьезно говорить о православности «арктогейского» проекта не имеет смысла. Любопытно, что через идеологию евразийства Дугин попытался включить в «арктогейский» проект еще и Ислам! Попытка совершенно безнадёжная, хотя бы потому, что для верующего мусульманина визит Шарона (столь горячо приветствованный Дугиным) на Храмовую гору не менее кощунственен, чем для Православного. Ведь строительство Третьего Храма автоматически означает разрушение мечети Аль-Акса, одной из главных святынь Ислама.
Но не менее глубокому искажению Дугин подверг и сам генонизм. С одной стороны Дугин заявляет: «Я являюсь генонистом на 100 процентов» (А.Г. Дугин «Рене Генон: Традиционализм как язык»). С другой стороны тот же Дугин кооптирует в свою систему «Путь Левой руки» и реабилитирует Контринициацию.
Позиция Генона по этому вопросу вполне однозначна. Контринициация для него есть абсолютное и безусловное зло, несомненно более концентрированное и разрушительное, чем любые формы профанности и рационалистическо-материалистического невежества: «Существует еще нечто более худшее, чем самые грубые деформации, встречающиеся на Западе <...> поскольку они в виду самой своей грубости менее опасны, чем те, которые предстают в более утонченном виде. <...> как мы уже объясняли, материалистические концепции менее опасны, чем те, которые обращаются к низшим проявлениям психики" (Р. Генон «Царство количества и знамения времени»)
Позиция Дугина, позиционирующего себя «стопроцентным генонистом» совершенно иная. По Дугину контринициация – это, упрощенно говоря, недо-инициация и потому инициация и контринициация в отношении современного профанного мира лежат в одном направлении и «до определенного момента (и довольно далеко отстоящего от сферы профанов) путь инициации и контринициации не только параллелен, но в сущности един» (А.Г. Дугин «Контринициация»).
Такой вывод не просто «неортодоксален» с точки зрения геноновского традиционализма, а фактически ставит Дугина самого в положение агента контртрадиции. Грубо говоря, в рамках генонизма всякая солидарность с контринициацией означает то же самое, что для христианина – солидарность с сатанизмом.
Отсюда же логично вытекает дугинская «неортодоксальность» в отношении к психоанализу. Для Р. Генона и Ю. Эволы практика психоанализа представляет собой безусловное зло, большее, нежели рационализм и гуманизм, ибо психоанализ обращается уже к сфере инфра-рационального, под-человеческого. Причем юнговский психоанализ оценивается ими как существенно более деструктивный и контртрадиционный (по сравнению с фрейдовским) в силу своей большей изощренности и в силу своего подрывного вторжения в сферу инициации и сакральной символики. То есть юнговский психоанализ предстает как явление, по своему характеру близкое к контринициации.
В противоположность этой позиции Дугин, следуя своей линии частичного отождествления инициации и контринициации, оценивает роль психоанализа как условно-положительную в плане его антитезы профанному «открытому обществу». При этом юнговский психоанализ он ставит выше фрейдизма в силу его большего «сродства» со сферой (контр?)инициации.
Сравним: «следует попытаться объединить жестко полит-некорректного «коричневого» традиционалиста Эволу с его онтологией Пола вместе с нюансированными и любопытными именно в психологических и аналитических деталях теориями психоанализа, с «фрейдо-марксизмом». На том же основании, на котором мы объединяем концепцию «живой материи» и «полярно-райский» подход, мы можем объединить красных и коричневых, материалистов и идеалистов в области психоанализа, подкрепленного полноценной метафизикой секса. Это дало бы революционный взгляд на вещи» (А.Г. Дугин «Пол и субъект»). «основное использование психоанализа или его терапевтическое применение, может быть лишь крайне опасным для тех, кто ему подвергается, и даже для тех, кто его осуществляет, потому что это такие вещи, манипулирование с которыми никогда не остается безнаказанным; не будет преувеличением видеть в этом одно из средств, специально пущенных в действие для наибольшего увеличения нарушения равновесия современного мира и приведения его к окончательному распаду», «психоанализ обнаруживает весьма ужасающее сходство с некоторыми «таинствами дьявола»!» (Р. Генон: «Царство количества и знамения времени»).
Ту же операцию Дугин проделывает и в отношении безумия, по сути отождествляя сферы сверх-рассудочного (супрарационального) и подсознательного (супра-рационального). Опять же, с точки зрения геноновского традиционализма такое отождествление выглядит как очевидно контртрадиционное.
Сравним: «Записанные бормотания студента холодных вод должны изучаться на кафедрах философии столичных университетов, фигуры делирия пациентов утвердится наряду с полотнами классиков (это уже есть). Этот уравнительный момент, на самом деле, уже присутствует в современной культуре, особенно в пост-модерне. Это, кстати, не само собой вышло: на лицо результат стратегии массивной подрывной деятельности <...> наших, национал-большевистских агентов влияния – от Батайя до Юнга» (А.Г Дугин: «Бытие и безумие»).
И: «"сверхсознательное", естественно, остается для нее (психологии) столь же чуждым и закрытым, как и всегда; и если что-либо и встречается, относящееся к нему, то она просто присоединяет это к "подсознательному", ассимилируя с ним; в этом смешивании высшего с низшим уже есть что-то такое, что можно рассматривать, собственно, как подготавливающее настоящее разрушение» (Р. Генон: «Царство количества и знамения времени»).
Не заладилось у Дугина и с национализмом. Антисионизм – одна из категорических установок подавляющего большинства Русских патриотов и националистов. Дугин же демонстративно включил в политсовет своей Партии «Евразия» не просто сиониста, а лидера ультра-радикальной еврейской националистической организации «Беад Арцейну» Авраама Шмулевича. Этого уже достаточно для того, чтобы гарантировано исключить возможность интеграции Русских националистов в проект «Арктогея».
Но Дугин и на этом не останавливается и делает публичное заявление: «В заключении своего доклада хочу сказать слова благодарности моим сподвижникам, приложившим немалые усилия для того, чтобы наш учредительный съезд состоялся. <...> Федерации еврейских организаций России и лично верховному раввину Берлу Лазару за всемерную помощь и поддержку, оказанную всеми ими в создании "Евразии"» (А.Г. Дугин. Выступление на учредительном съезде ОПОД «Евразия»).
Здесь уже нужно говорить не об ошибках и недоработках, а о дискредитации самой идеи. Союз русских националистов с «красными» патриотами был вполне реален, особенно после общего фронта 1993 года. Евразийская идея могла быть рамками этого проекта. Но совершенно провокационной была попытка в каких бы то ни было рамках объединить русских национал-патриотов с боевиками сионизма, или православных с телемитами и сатанистами.
В итоге один из наиболее перспективных путей национально-революционной консолидации был загублен. Была дискредитирована идея национально-коммунистического альянса, причём как в глазах «белых», так и в глазах «красных»; в определённой мере было скомпрометировано евразийство (особенно в глазах русских националистов). Огромный урон был нанесёт авторитету идей консервативной революции и классического европейского традиционализма, которые благодаря «Арктогее» и лично Дугину стали вызывать у православных христиан ассоциации с оккультизмом. Да и сам «православный фундаментализм» был изрядно им окарикатурен.
Все это идеологическое блудомыслие завершилось откровенным политическим и национальным предательством. Напомню, что А.Г. Дугин позиционировал себя как крайнего революционера и нонконформиста. В частности, он красочно живописал разницу между «старыми» и «новыми» оппозиционерами, предрекая предательство (то есть сговор с режимом) первых и явно относя себя ко вторым: «Лишь на крайних флангах оппозиции вокруг РНЕ Баркашова и "Трудовой России" Анпилова формируется какое-то подобие "новой оппозиции" ... Когда-то произойдет и раскол - "старые" сомкнутся с властью, которая и сейчас готова пойти им на некоторые уступки, "новые" прибегнут к крайним мерам. И тогда это будет вопрос принципа». (А.Г. Дугин: «Новые против старых», 1994).
Но в 1998-99 годах он сам перешел на службу режиму: «Из жесткой патриотической оппозиции я перешел, перехожу все к большему и большему сотрудничеству с властью. В 1998 году я стал советником председателя Государственной Думы ... Постепенно, увы, эта оппозиция выродилась в пустые крики, в оппонирование правительству и президенту любой ценой и вместо созидания ... Мы поддерживаем президента тотально, радикально ... сейчас четыре фракции объединились пропрезидентские. К этому процессу мы относимся крайне положительно» (А.Г. Дугин: выступление на учредительном съезде ОПОД «Евразия»).
«"Единая Россия" – <...> партия административного ресурса и адекватно выполняет эту функцию. В этом отношении она позиционируется как наш союзник <...> Если политики из "Яблоко" признают национальные интересы России и евразийские подходы, мы будем нормально с ними сотрудничать <...> Что касается экстремистских организаций, хочу подчеркнуть, что партия "Евразия" категорически отмежевывается от всех форм экстремизма -социального, национального или либерального» (А.Г. Дугин: выступление на учредительном съезде политической Партии «Евразия»).
Таким образом, Дугин теперь уже не только на идейном, но и на практическом уровне предал декларированные им принципы – и социальные, и национальные, и евразийские. Ибо путинский режим, сервильный по отношению к структурам глобального управления, осуществляет целенаправленную и планомерную редукцию остатков российской государственности, да и самого русского народа.
Уничтожение обороноспособности страны, научно-технического комплекса, системы образования, здравоохранения и социальной защиты, передача российских территорий Китаю, беспрекословная сдача геополитическому противнику всех позиций на «постсоветском пространстве»: Грузии, Аджарии, Абхазии, Осетии и, наконец, Украины, американские базы в Средней Азии – вот далеко не полный список достижений путинского режима. Переход на сторону этого режима, причём «тотальный и радикальный», означает национальную измену.
В заключение, однако, хотелось бы ещё раз повторить, что до того как А.Г. Дугин вступил на путь осквернения своих же прежних идей, он делал шаги в нужном и правильном направлении. Неумно с нашей стороны было бы выплеснуть вместе с грязной водой и ребёнка. Многое из прежних работ Дугина может быть использовано русским национально-освободительным движением, хотя и с необходимыми исправлениями.
|
|
