Самая большая загадка Владимира Путина – это его высокий и «нерушимый», «тефлоновый» рейтинг. Есть много рациональных объяснений этому факту, но в такой иррациональной стране, как Россия, доводы разума ничего не объясняют и не решают. Все решает всенародное «единодушие», коллективное подсознательное, эмоциональный резонанс. И здесь главная нестыковка - сам Владимир Путин до сих пор мало похож на человека душевного, эмоционального: профессионально холодный взгляд бывшего разведчика, очевидная расчетливость – явно предвыборная! явно на публику! - скандальных высказываний. Образ слабо сочетаются с искренней душевностью.
Другой профессиональный разведчик - любимый в народе Штирлиц - намного мягче и душевнее! Или народ-телезритель все же чувствует некие страсти, которые бушуют в душе президента, а внешняя холодность лишь подчеркивают их силу?!
Чтобы понять, на волне каких чувственных переживаний Владимир Путин попал-таки в резонанс душевных переживаний россиянина, надо обратиться к великому знатоку человеческих душ – живых и мертвых - Николаю Васильевичу Гоголю. Гоголь как минимум в двух своих великих произведениях – в «Страшной мести» и «Вие» художественно исследует это чувство, даже не чувство, а страсть, пожирающую человека. И эта страсть, как мы сегодня видим, стала руководящей для современной России. И очень точно попадая ей в унисон, Путин смог стать не только официальным, но и эмоциональным всенародным лидером, выразителем самых глубоких тайных чувств народа.
Одна, но пламенная страсть…
В поэтической эпопее «Страшная месть» («Чуден Днепр…» - это оттуда!) Гоголь прямо называет это чувство и обозначает предельно точно его силу: «Та мука для него будет самая страшная: ибо для человека нет большей муки, как хотеть отмстить и не мочь отмстить!».
Если сказать коротко, это ситуация, когда у вас убивают или похищают самое дорогое, что у вас есть (жену, ребенка) и вы не знаете, где искать, кого искать, кому мстить. Для большинства россиян (и соотечественников в странах СНГ) – это чувство, что у нас похитили, погубили нечто самое родное и любимое, что у нас было – нашу общую страну, Советский Союз. Личные беды каждого, каждой семьи, конкретные жизненные истории лишь усиливают общую эмоциональную напряженность, все эти годы накладывались и продолжают накладываться на первопричину, первичную нашу протобеду – распад СССР! (Повторюсь – это эмоциональная картина, душевная мука, которая не подчиняется самым точным и убедительным доводам разума!)
Возвращение советского гимна, называние развала советской империи «главной катастрофой 20 века» - точно рассчитанные шаги Владимира Путина как политика. Он нашел свой рейтинг, свою харизму точно в том месте, где и надо было искать.
Следующие шаги – поиски объекта мщения, называние врага, виновного в крахе империи, и соответственно во всех наших общих и личных бедах. Вся российская общественная жизнь заключается сегодня в бесконечных спорах на тему «Кто виноват?»: коммунисты, буржуи, американцы, либералы, евреи, поляки, грузины?
Споры бурлят на хорошей эмоциональной закваске, но при этом абсолютно бесполезны и бессмысленны. Это еще 180 лет назад показал Гоголь, продолжив исследование страстного желания «страшной мести» в повести «Вий». Через три года после написания «Страшной мести» Николай Васильевич создал для героев «Вия» ситуацию, которая по «бессмысленной беспощадности» разительно напоминает нынешнюю российскую.
Ведьма - любовь
Главный герой философ Хома увидел в доме сотника, безутешного отца прекрасной панночки, такую картину, и услышал такие слова обращенные к погибшей дочери:
«… Сотник, уже престарелый, с седыми усами и с выражением мрачной грусти, сидел перед столом в светлице, подперши обеими руками голову. Ему было около пятидесяти лет; но глубокое уныние на лице и какой-то бледно-тощий цвет показывали, что душа его была убита и разрушена вдруг, в одну минуту, и вся прежняя веселость и шумная жизнь исчезла навеки… … Философа поразили слова, которые он услышал:
- Я не о том жалею, моя наймилейшая мне дочь, что ты во цвете лет своих, не дожив положенного века, на печаль и горесть мне, оставила землю. Я о том жалею, моя голубонька, что не знаю того, кто был, лютый враг мой, причиною твоей смерти. И если бы я знал, кто мог подумать только оскорбить тебя или хоть бы сказал что-нибудь неприятное о тебе, то, клянусь богом, не увидел бы он больше своих детей, если только он так же стар, как и я; ни своего отца и матери, если только он еще на поре лет, и тело его было бы выброшено на съедение птицам и зверям степным. Но горе мне, моя полевая нагидочка, моя перепеличка, моя ясочка, что проживу я остальной век свой без потехи, утирая полою дробные слезы, текущие из старых очей моих, тогда как враг мой будет веселиться и втайне посмеиваться над хилым старцем...»
Пока все у Гоголя в рамках идеологической схемы «Страшной мести» - «хотеть отмстить и не мочь отмстить!». Но как художник Гоголь обязан довести ситуацию до предела, до абсурда – он это и делает. Поэтому «Вий» и более силен художественно (хотя «Страшная месть» остается сильнее по национальной эпичности – в отдельных эпизодах приближаясь к «Тарасу Бульбе»!).
Сотник не может отомстить (и прекратить свою муку!) не по каким-то случайным обстоятельствам, а принципиально: потому что его любимая дочь – ведьма! Это еще большее эмоциональное обострение, большая мука для любящего отца. Это обстоятельство той же непреодолимой силы, как то, что СССР был для нас не только горячо и душевно любимой Родиной, но и Гулагом, погубившим миллионы душ и судеб.
«Сотник сидел почти неподвижен в своей светлице; та же самая безнадежная печаль… сохранялась в нем и доныне. Щеки его опали только гораздо более прежнего. Заметно было, что он очень мало употреблял пищи или, может быть, даже вовсе не касался ее. Необыкновенная бледность придавала ему какую-то каменную неподвижность.
- Здравствуй, небоже, - произнес он, увидев Хому, остановившегося с шапкою в руках у дверей. - Что, как идет у тебя? Все благополучно?
- Благополучно-то благополучно. Такая чертовщина водится, что прямо бери шапку, да и улепетывай, куда ноги несут.
- Как так?
- Да ваша, пан, дочка... По здравому рассуждению, она, конечно, есть панского роду; в том никто не станет прекословить, только не во гнев будь сказано, успокой бог ее душу...
- Что же дочка?
- Припустила к себе сатану. Такие страхи задает, что никакое Писание не учитывается.
- Читай, читай! Она недаром призвала тебя. Она заботилась, голубонька моя, о душе своей и хотела молитвами изгнать всякое дурное помышление… »
Сотник, конечно, слышал о том, что любимая дочь его – ведьма, но верить в это не хотел и разговоры среди подчиненных пресека всей силой своего административного ресурса. Но диссидентские эти разговоры, рассказы мирных селян о многочисленных жутких душегубствах прекрасной панночки начинаются сразу за его дверью. Любовь слепа: наверно, даже вид разрушенной ведьмой церкви, не убедят сотника…
Конец повести вполне философский: зло побеждено, жертва принесена, нечисть отступила под лучами солнца. Хороший был философ Хома, так похож он на нашего нового президента, ученого бурсака Медведева, что обоих искренне жалко. Агнец божий…
Какой Гоголь не любит быстрой езды на ведьмах!
Кажется, что Гоголь, когда писал «Вий», все это пророчески видел – майские праздники-2008 в советской стилистике, инаугурацию нового президента, приуроченный к ней конфликт с Грузией, почти войну...
«Он чувствовал, что душа его начинала как-то болезненно ныть, как будто бы вдруг среди вихря веселья и закружившейся толпы запел кто-нибудь песню об угнетенном народе…»
А Вий? Именно он, этот дремучий народный персонаж, а не прекрасная панночка, оказался главным врагом и погибелью для нашего юного героя - типичный наш упертый патриот-почвенник: «Вий - начальник гномов, у которого веки на глазах идут до самой земли» (коммент Н.В.Гоголя).
И вдруг - неожиданно современно, в фантастически двусмысленном ракурсе: (о риторе Тиберии Горобце - уж не Грызлов ли ) «Богослов Халява и философ Хома часто дирали его за чуб в знак своего покровительства и употребляли в качестве депутата»...
|
|
