Брезгливо отчужденное отношение к политике и политикам, за редким исключением стало практически нормой «нормальных» (неполитизированных) граждан. Деполитизация в СМИ стала хорошим тоном. Журналы стали гордиться, что на их страницах нет «никакой политики». Появилось множество изданий демонстративно «чурающихся» политики. «Политика -грязное дело»!..Такими или схожими максимами наполнены статьи, разговоры, форумы в Интернете…А любая попытка пристыдить какого либо политика, или возмущение безнравственностью какого - либо властного решения или беспардонностью государственного деятеля или депутата, натыкается на высокомерное мнение выдающих себя за политических экспертов. На одном из форумов я наткнулся на сентенцию в концентрированном виде выражающую данную позицию: «Моральные принципы в политике –это нонсенс!»
Натолкнулся и понял, что пора начинать разбираться в этой однобокой моде на аморальную политику, способной, разве что, легитимизировать аморализм претендентов на роль нынешней элиты. Эта «мудрость» лишь блокирует любой нравственный протест против апологии «статус-кво» и любой мерзости, требующей кооперации и неравнодушной позиции рядовых граждан. Незаметно и исподтишка ставшая господствующей, данная ущербная точка зрения, уверяющая, что политика и мораль лежат в разных непересекающихся плоскостях, будет и далее способствовать гниению и деградации политической сферы российского общества, делая ее сферой дающей лишь импульсы к разрушению, деморализации социума. Позитивистская тенденция рассматривать политику как отделенную от жизни социума, и от нравственных регулятивных механизмов видеть в политической сфере в лучшем случае политическое обеспечение экономической борьбы и экономических процессов. высокомерно третирующая любые оценки как ненаучный нормативизм или «wishfullthinking» -всё это стало мейнстримом постсоветской политологии. И этот «мессидж» активно воздействует на массовое сознание, получая как бы квазинаучную легитимацию аморализма.
Сразу сформулирую тезис, позволяющий отделить политические и нравственные «котлеты» от политически и нравственных «мух». Отделю задачу, которую я пытаюсь сформулировать в данной статье от того, что я не собираюсь доказывать. Я не собираюсь морализировать по поводу политики и политиков, не считаю его конструктивной заменой политического анализа, а нравственные оценки личностей политиков единственной и высшей оценкой. В то же время обращает на себя внимание интересный феномен: деятелей прошлого нынешние претенденты на роль властителей дум в СМИ любят оценивать именно с позиций нравственности, мерками добра, гуманности, справедливости. Но как только речь заходит о ныне живущих актуальных политиков – из кармана достаётся высокомерная формула, призванная показать наивному профану его место: «Моральные принципы в политике - это нонсенс!» А ПОЧЕМУ, собственно?
Существует ли спрос на моральную политику? Или политических победителей никто и никогда не судит (ну за исключением политически проигравших, естественно)? Если такого спроса нет, то данная статья – суть «холостой выстрел». Попытка придумать проблему, которой не существует в реальности.
Апелляция к нравственности к оценке молчаливого большинства или «moral majority» всегда является ultimaratio в политике. Не столько итоговой оценкой, сколько фоном для такой оценки. И «морально - психологическое воздействие» того или иного политического шага является важной компонентойв принятии политических решений. Связь политики и морали существует, хотя она не является ни прямой ни однозначной. Политика может воздействовать на общественные нравы и как деморализующий фактор и в качестве культурного и нравственного образца.
Данная статья ставит целью очертить проблему морально- политических ресурсов, рассматривая межпартийную борьбу РФ именно в этическом измерении, как неявную конкуренцию предлагаемых партиями этосов. Как столкновение систем ценностей, причем не только и не столько идеологических, но этических. Почему неявную? Да потому что политики не акцентируют и не артикулируют своих этических ценностей, кодексов, не связывают своей политической позиции с позицией нравственной.
Нынешнее состояние российской политики есть результат процесса политической и нравственной деградации. Сравнив, например, состав съезда народных депутатов СССР или ВС РФ с нынешним составом Думы или СФ, мы увидим весьма существенные отличия. Представить себе В.В. Жириновского сидящему на соседнем кресле с А.Д. Сахаровым довольно сложно, как бы мы ни относились к Жириновскому или Сахарову, к структуре их нравственных ценностей. Фактически формула траектории российской политической жизни и публичной политики: «от Сахарова к Жириновскому». Добавлю: бессменному Жириновскому! Рискну высказать гипотезу, что не только экономические и социальные результаты проводимых реформ, апогеем которых явился дефолт августа 1998 года, но именно постепенная утрата находившимися у власти радикал- либералов всех и всяческих этических ориентиров – один из ключевых факторов утраты их политической поддержки, влияния и их постепенного превращения в политических маргиналов.
Как происходило эмансипация либеральной элитной и властной политики от этических ограничений? Эта политика получила целый ряд инъекций, прошла целый ряд этапов, делающих ее если не аморальной, то этически неоднозначной и сомнительной. Назову лишь некоторые «вехи» на этом пути. Расстрел «Белого Дома» и попытка за определенные блага «добровольное сложение» депутатами своих полномочий. Фактически депутатам предлагали продать воплощенную в голосах отданных за них на выборах волю избирателей..
Историческое отступление. В конце 18 века французский король тоже пожелал распустить парламент и правит единолично без избранных населением депутатов. Но к концу 18 века политическая теория уже усомнилась что суверенитет нации принадлежит королю и аристократии. Писания аббата Сийеса и других мыслителей объяснили депутатам, что воля народа (или его активной политической части в лице третьего сословия) есть источник суверенитета нации. И депутаты в соответствии с таким представлением о суверенитете отказались распускаться по желанию короля, собрались в зале для игры в бильбоке, поскольку в здание парламента их уже не пускали и заложили основы современной политической системы. Октябрь 1993 года в Москве выявил не только идентичность ментальности Людовика 16-го и демократически избранного Президента России Бориса Ельцина, но выявил и уровень политической, гражданской и моральной незрелости российского общества. Проголосовавшего в декабре 1993 года не только за сильно урезанные полномочия высшего законодательного органа страны, но и за многих из тех же самых «демократических» депутатов, которые уже в одностороннем порядке отказались быть их представителями в угоду исполнительной власти всего лишь несколько месяцев назад. Осуществив своего рода односторонний политический дефолт и этическую девальвацию депутатского мандата. Причем если голосование за Конституцию после кровавой расправы с предыдущим Парламентом можно списать на политическую необразованность или наивность, то готовность массово голосовать за «депутатов – кидал» и их партии стал индикатором уровня страха, аномии, этической неразборчивости и дезориентации электората.
Другим ярким показателем прогрессирующей аморализации политического процесса, не применяющей элементарных этических критериев к персоналиям власти стали выборы 1996 года. Нормальной реакцией этически здорового общества на «коробку из под ксерокса», ставшей символом качества выборов демократических процедур и самой демократии «Ельцинского разлива», (извините за плоский каламбур –А.Б.) был бы массовый бойкот ТАКИХ «черных выборов», отказ выбирать куда бы то ни было схваченных за руку «политических напёрсточников -технологов». Но этого не произошло.
Более поздние манипуляции, подкуп, двойники, неконтролируемые «подсчеты», «вбрасывания бюллетеней» не внесли ничего нового в механизм региональных и федеральных выборов. Предпоследние и последние выборы с голосованием за известные публичные фигуры, выполняющих функции «украшения списков» и паровозов для «темных лошадок» реально нажимающих кнопки также могут быть оценены не только политически, но и этически. И общество вновь практически молча проглотило это, эти факты не стали фокусом политической полемики и импульсом к этическому оздоровлению российской политики. Нравственное отчуждение общества от политической системы продолжалось. Неуклонно росло количество голосов «против всех». Рискну предположить, что именно нравственная брезгливость была для части голосующих «против всех» значимым мотивом. А на выборах в Московскую городскую думу в 2005 году данная графа вообще устранена «за ненадобностью», в логике «политических напёрсточников», лишающих выбора тех, кто не видит в предлагаемом наборе позиций и партий отвечающую его интересам и этическим ожиданиям политическую силу.
Вот на этом месте должен появиться циничный политтехнолог со своим лозунгом-напоминанием: «Моральные принципы в политике - это нонсенс!» Похоже, что общество стало заложником аморализма «верхов».
Важно, что оппозиция предложив себя как политическую альтернативу, не рискнула осознанно выступить и в качестве этической альтернативы. КПРФ торгующая местами в своих списках и мало волнующаяся личными и этическими качествами своих депутатов де-факто стирает разницу между собой и партией власти и становятся этически неотличимыми в глазах электората, способного к политическому анализу и осознанной рациональной этической оценке. Депутаты и лидеры партии тем самым соскальзывают на ту же самую платформу: «Моральные принципы в политике – это нонсенс!»
Но проблема еще и в том, что быть в оппозиции, структурировать политического субъекта без доверия рядовых сторонников партии и сочувствующих к вождям –это все равно, что лепить политические куличики –проекты из атомизированных социальных песчинок, не имея возможности связать их материальной заинтересованностью. А клей идеологических доктрин и лозунгов крайне ненадежен и обладает слабыми склеивающими способностями. Идентичность же формируемая на основе общих ценностей, в том числе этических ценностей предъявляет довольно высокие требования к авторам таких подходов. А технологии умеющие аккумулировать и использовать нравственный протест сродни морально -психологическому и морально-политическому оружию нового поколения.
Солидарность внутри оппозиции, доверие «как бы единомышленников» друг к другу вполне конгруэнтно разборкам и скандалам в элите и выяснение отношений между «Зюгановцами и Селезневцами», «Зюгановцами и Семигинцами», «Зюгановцами и Глазьевцами» и т.д. и т.п. умело и с удовольствием подогреваемыми в СМИ показывают, что аномия, этическая неразборчивость, доминирование личных амбиций над интересами электората носит действительно системный характер. Идеологическая непримиримость не является прививкой от этой болезни. Инсайдеры и включенные наблюдатели могут поведать немало историй с шекспировским накалом страстей о борьбе за место под солнцем или за место в списке оппозиции, где идёт борьба не меньшая чем в партии власти.
Характер оппозиции не влияет на градус внутрипартийных склок. В последнее время последователей дела Ленина – Сталина разочаровавших немало своих сторонников сменили патриоты, головы которых закружились от запаха лавров своего непрогнозируемого относительного успеха на последних думских выборах. И вот электорат наблюдает как универсальная партийная модель, воспетая И.А Крыловым в своей бессмертной басне, разыгрывается в лицах в «Родине»: «Бабурин пятится назад, Глазьев рвётся в облака, Рогозин тянет в воду…».
В данной ситуации не важно даже, кто прав - кто виноват, кто больше продался администрации и Кремлю, а кто напротив «отвязался» и решил сорваться с поводка «управляемой Сурковым демократии». С точки зрения деонтологии политики, разборки лидеров просто демонстрируют, что есть вещи поважнее ожиданий и надежд многострадального разочарованного и неоднократно обманутого мандатоносцами избирателя и ответственности перед ним. Логика Людовика 16 - го «не я для избирателя, а избиратель для меня» жива, и процветает в патриотических кабинетах, так же как и в либеральных и коммунистических. Иллюстрировать тезис можно «разборками» в партии пенсионеров (Атрошенко - Гартунг), и в Лимоновской НБП. В любой политической партии идёт борьба, и это неизбежно. Но либо эта борьба является политической, когда сталкиваются различные персонализированные общественно значимые проекты, либо вне этих проектов сталкиваются личности и межличностные амбиции.
Проблема в том, что для оппозиции, лишенной собственности, карьерно-административного ресурса, такие прочитанные сквозь этическую призму ценности как солидарность, верность интересам избирателей, своего сегмента электората, обладают совсем иной значимостью, чем у партий власти, или у партий бизнеса. Партии бизнеса это АО, приносящие участникам дивиденды, чаще всего, хотя и не всегда материального характера, именно поэтому они так легко переходят из одного партийного АО в другое, не ощущая при этом ни малейшей неловкости. Позавчера - ДВР, вчера - НДР, сегодня -СПС, завтра - ЕР или иное объединение, находиться в котором ситуативно выгодней. Можно рестроспективно отследить как объединения т.н. элиты, начиная с бюро РСПП, почти всегда терпели крах. Выступая всегда или почти всегда своеобразными серпентариями, в рамках которых договориться олигархам на какой либо принципиальной консолидационной платформе оказывалось недостижимой задачей. Ф.Фукуяма, например, прямо называет атомизацию, отсутствие доверия, солидарности в качестве основной укорененной в культуре морально - психологической причиной, не позволяющей ей успешно конкурировать с другими группами, инициировать успешные коллективные экономические проекты. Представляется, что это верно и для политических проектов.(Ф.Фукуяма. Доверие. М.2004, с.25).
Даже корпоративная и земляческая этика и солидарность силовиков и питерских силовиков, в частности, оказалась фактором силы и сплочения на порядок превосходящим олигархические амбиции и ресурсы. Олигархам так и не удалось стать из «страты в себе» «стратой для себя». Неспособность консолидироваться, ежеминутная готовность вонзить нож в спину соседа, партнёра, «кинуть» его -вот основная линия поведения олигархов и довольно широкого слоя бизнесменов, Такая этическая линия была «успешной и оправданной» (в их глазах) на этапе «прихватизации». Однако логика: что хорошо для меня – то хорошо и для государства, стала сдавать сбои. Ибо, уяснив первую часть формулы «короля – солнце» «Государство – это я!», - они не спешили подняться до осознания своей личной ответственности за дела государства и общества, без чего любые попытки сыграть роль политического гегемона и ведущего класса обречены на провал. Общественное лидерство подразумевает еще и способность быть культурным лидером, и если не «моральным образцом», то хотя бы продемонстрировать способность предложить обществу и социально приемлемый моральный кодекс, выводящий его из аномии. Претендент на роль политической альтернативы или политического авангарда общества обречен и на роль этического авангарда, даже если сам он этого в полной мере не осознаёт. Современные исследователи уделяют пристальное внимание анализу такой перспективной проблемы, как роль человеческого капитала в экономическом развитии. Представляется что и для политических процессов параметры человеческого капитала заключающиеся, помимо прочего, и в «способности людей составлять друг с другом некую общность» (Ф.Фукуяма, Ук.соч. с.26) играют первостепенную роль. Однако, партийное соперничество в массовом и обыденном сознании пока не выступает как конкуренция лабораторий человеческого капитала различной конфигурации в политической сфере, но, скорее, как беспринципная и безответственная борьба за власть. Не в этом ли одна из причин того, что опросы общественного мнения фиксируют крайне невысокий уровень доверия к властным институтам, к партиям.
И. Стапин неоднократно подвергался осуждению за трактовку авангардной политической партии как ордена. Но от внимания как - то ускользнуло, что любой монашеский или рыцарский орден есть некое этическое убежище от мира, некое нравственное «мы», пропитанное корпоративной христианской этикой, принятие некоего орденского этоса. И принятое в них обращение «братья», это далеко не всегда индикатор лицемерия, но попытки более или менее удачные строить отношения на иных, нежели за стенами монастыря или орденского замка основаниях. А сравнение авангардной партии с орденом, возможно и была призвана подчеркнуть именно функцию партии как некоей этической корпорации, со своим кодексом, кстати, предъявляющей к своим членам более высокие требования, нежели к мирянам.
Российская «демократия» вернула не просто слово «господин», но и матрицу этических отношений господина к холопу. Где мерилом «господскости», является, увы, количество собственности, приобретенное вполне «моргановскими» и «братковскими» методами.
Эта смена терминов не просто игра слов, при всем сопутствующем массовым процессам градусе лицемерия и фарисейства. Эти слова означали внедрение в язык и в реальность этики кооперативности против этики конкурентности, этики господств и подчинения. Потому как введенное в обиход обращение «господа» это не просто этикетная формула вежливости. Это нравственный код иерархичности отношений: где есть господа, там есть и сервы, «быдло», рабы, смерды нужное подчеркнуть, даже если оборотная сторона медали не артикулируется.
Для оппозиции и ее лидеров и функционеров как Дамоклов меч над головой висит искушение «торгануть» этим ресурсом в обмен на личную карьеру, финансовое благополучие. И торжество максимы: «Моральные принципы в политике –это нонсенс!» знаменует политическую и этическую смерть прежде всего оппозиции и оппозиционной политики. Любая серьезная революция немирная или мирная это смена этических парадигм. Большевики это прекрасно понимали, вводя внутрипартийное обращение «товарищ» и демонстрируя интенцию на сетевые равноправные отношения друг к другу. Можно иронизировать над большевиками и высмеивать практику персональных дел (значительная часть которых была посвящена отнюдь не разбору политических или идеологических отступников, а разбору бытовых и неэтичных поступков членов КПСС, наносящих ущерб моральному авторитету партии), партийного контроля, ржать над «моральным кодексом строителя коммунизма» видя d этом только апогей лицемерия и фарисейства. Но всё это свидетельствует лишь о том, что этическое измерение вообще почти исчезло из межпартийной и внутрипартийной борьбы и не воспринимается как проблема, требующая осмысления и решения
Нравственные образцы и стили жизни нынешнего света в лице его молодняка, нам неустанно демонстрируют по телевидению. Внутриэлитные разборки и публичная «война компроматов» в немалой степени способствовали этической брезгливости и отчуждению «морального большинства» от воспринимаемой как аморальная элиты. Глядя на экран все чаще возникает чувство, что в среднем, среднестатистические граждане по эту сторону экранов и умнее и нравственнее, нежели по ту сторону экрана.
Но вернемся, как любят говорить французы, к нашим...политикам. «Политическая симония», торговля местами в законодательных органах, местах в федеральных и региональных списках и т.д. стала не особо скрываемом правилом, скорее нормой, нежели исключительным фактом. Слабо маскируемая торговля должностями почетными званиями, знаками общественного призвания, наградами, премиями, орденами стали обычной рутинной практикой властвования. Очевидны трудности с поисками моральных авторитетов общества: не широко известными «раскрученными» и популярными, а именно моральными авторитетами. Это этический вакуум, отсутствие взаимного доверия власти и общества может оказаться гораздо более разрушительной для общества и власти проблемой, нежели собственно экономические вопросы. Накопление социального капитала, - пишет тот же Ф.Фукуяма -«сложный и во многом непонятный культурный процесс. Насколько легко для правительственных мер способствовать его истощению, настолько трудно, почти невозможно сделать что-то, чтобы его восполнить» (Ф.Фукуяма. Ук. соч. с.28).
Утрата авторитета властью, аморализм в не меньшей степени, чем противоречия экономическим и социальным интересам питали и питают протест против различных властных институтов. Не стоит забывать, что именно аморализм католической церкви, ее нравы, неприятие симонии, спекуляции индульгенциями стали важным движущим мотивом реформации, протестантизма. Протестантская, пуританская этика рождались как нравственный протест как альтернатива этике иерархов римской католической церкви. Именно осознание тупиковости такого отделенного от нравственных ценностей и ограничений пути, как мне представляется, скрывается за не очень успешными попытками принятия кодексов ведения бизнеса, кодексов православных предпринимателей и т.д. Однако либеральной оппозиции сегодня крайне трудно стать этической альтернативой власти источником оздоровления политики. Их возмущение «несправедливыми» выборами утыкается в напоминание о вынесенной из Белого Дома в 1996 году коробки из под ксерокса набитые незаконными черными долларами, ставшей поистине символом выборов предыдущей эпохи. Властному конформизму называющему себя центризмом этическая позиция даётся еще труднее. Больше возможностей сплавить этический протест у оппозиции с политическим протестом левого, национально или патриотического толка.
А ведь в партиях генерируется и сталкивается, воплощается в целостный сплав различных этических кодексов, непротиворечивую систему разнородных ценностей (конфессиональных, межконфессиональных и секулярных). И эта функция партий также остается вне внимания и исследования. А политическая и партийная борьба явно или неявно обречена стать коллизией ценностей, столкновением этосов различных страт и слоёв. Западные ценности индивидуализма, конкуренции как универсального социального принципа могут прийти в столкновение с большей эффективностью кооперативной этики, не стадной, а именно кооперативной. Подлинная партия -это всегда проект «общего дела», и соучастия в этом проекте на определенных принципах солидарности и кооперации. Ценности активного участия в решении надындивидуальных вопросов противопоставлены самой логикой жизни эскапизму, замыканию сугубо на себе и своих интересах.
Осознать стратегическую ценность этого нравственного, морально-психологического ресурса, сознательно противопоставлять его тиражируемым от власти ценностям как принцип жизни («держать рамки»как говорят методологи). Утверждать в своей политической и общественной деятельности. Если все элиты -суть стаи бульдогов под ковром, различающихся лишь окрасом, и конфигурацией пятен, то рано или поздно избиратель вынужден будет осознать, что «все они одним миром мазаны», что: «Моральные принципы в политике –это нонсенс!» И Единороссовские Монтекки не отличаются от «Родинских» или КПРФовских Капулетти, а лучшей позицией, позволяющей сохранить остатки самоуважения и обрывки этических идеалов, как мы помним из бессмертной трагедии это «Проклятие на оба Ваши Дома!» То, что домов может быть и больше, качественно ситуации не меняет.
Чем раньше это будет осознанно лидерами оппозиции, или власти тем лучше. Кадровая политика в отрыве от меритократического отбора, политический непотизм лишь снижает политическую эффективность и нравственную притягательность любого партийного проекта. Именно этическое неприятие или солидарность способны конвертироваться в осознанную политическую позицию. Если это не будет осознано партиями, то не исключено, что на политической сцене могут появиться иные политические субъекты, пользующиеся широкой моральной поддержкой, альтернативные вообще системному аморализму политики как таковому.
Наконец оппозиция не сможет стать реальной правовой альтернативой власти вне связи с этикой. Оппозиция либо станет лабораторией по выработке альтернативных форм социальности и ее регуляции, либо будет обречена на интеграцию во власть, подчиненность власти на условиях власти. В этой связи важно учитывать идущую из традиционной русской философии- теснейшую связь права и нравственности. В. С. Соловьёв писал, что «право…есть низший предел, или некоторый минимум, нравственности, равно для всех обязательный». (Цит. по Власть и право. Из истории русской правовой мысли. Лениздат. 1990, с.108). Далеко не всякий закон, принятый Думой, и утвержденный Президентом есть воплощение права. Законы - пустышки, законы -декларации, законы- уловки, законы призванные навязать волю лоббистской или олигархической группы обществу через подкупленных коррумпированных чиновников и законодателей – всё это является правом лишь по форме, и в любой момент может быть заменено на прямо противоположные правовые «нормы». При изменении ситуации, конъюнктуры и соотношения сил и доступа во властные кабинеты. Оппозиция не осознающая собственной нравственной альтернативности не может стать и подлинно правовой альтернативой.
Потребность в нравственном оздоровлении российской политики назрела. Она начинает смутно осознаваться электоратом. Самый интересный вопрос: кто из существующих политических позиционеров сумеет конвертировать и воплотить этот сложный и неоднозначный ресурс в свою политическую поддержку. Возможно, что в ответе на этот вопрос и заключается ответ на вопрос: какая политическая сила будет определять повестку дня ближайших лет и ближайших выборов.
|
|
