Объективные предпосылки неизбежной буржуазно-демократической революции в России были проиллюстрированы нами конкретными показателями экономического развития в статье «ВВП и «новый класс»». Там же было выражено и сомнение в том, что такая революция может быть осуществлена руками самой новорусской буржуазии. Лакмусовой бумажкой верности наших предположений стала реакция либерально-буржуазных кругов на последнее тюремное послание Ходорковского с прогнозом и призывом к «левому повороту».
СОБСТВЕННО, сама буржуазия предпочла промолчать. Ни один из более-менее заметных предпринимателей не рискнул высказать ни осуждения, ни тем более одобрения. За них заговорила их идеологическая обслуга, либеральная публицистика. Настроение, почти поголовно охватившее «борцов за свободу, демократию и права человека», заставляет вспомнить полузабытое слово «демшиза». «Демшиза» пребывает сегодня в горькой обиде и отчаянном недоумении. Как же так? Мы «ему» в тюрьму телеграммы солидарности слали, мы в пикетах у суда стояли, а «он» нас кинул и к коммунякам подался! В общем, мучительно больно за бесцельно прожитые в пикетах часы.
Самое мягкое объяснение неожиданного поворота бывшего олигарха: Ходорковский повредился умом, не вынес «ужасов путинских застенков». Только вот с «застенками» вышел казус. По закону единства противоположностей они незаметным для авторов образом превратились из зла во благо. Сто лет назад писатель-декадент Леонид Андреев изрек афоризм: «Губя отдельных людей, Правда спасает Человека». Перефразируя Андреева, вывод либералов сводится к тому, что, губя отдельных олигархов, Тюрьма (для народа) спасает Олигарха.
Первыми среди русских либералов, кто открыто признал основополагающую жизненную ценность этого тезиса для буржуазии, стала семерка авторов сборника «Вехи» (1908 г.). Они смело призвали либеральную публику покончить с «бредом народолюбия и народопоклонства» и трезво взглянуть правде в глаза. Квинтэссенцией «Вех» стали слова одного из авторов — М.Гершензона: «Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, — бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами ещё ограждает нас от ярости народной».
Сегодня из либеральных откликов на статью Ходорковского также пора уже составлять сборник «Вехи» номер два. Он дает четкий ответ на коренной вопрос всякой революции — вопрос о власти вообще и об отношении к действующей власти в частности. Либеральное отношение к власти коренным образом изменилось. Точнее, даже не изменилось, а просто вылезло наружу. Изменились лишь словеса. Перед перспективой «левого поворота» вмиг испарились «оранжевые» настроения. Забыты все «преступления кровавого путинского режима». Доминирующая идея — та же самая, что и в «Вехах» номер один. Она откровенно сформулирована одним из самых яростных оппонентов Ходорковского — Л. Радзиховским: «Не «социальное государство», а только тяжелый, жестокий и часто доводящий до отчаяния путь «архилиберальной» экономики в стиле безжалостного рынка XIX века в сочетании не с демократией, а только с просвещенным, прозападным авторитаризмом может поднять Россию». Найдите десять сущностных различий в изречениях Гершензона и Радзиховского.ЯХОРОШО помню Леню Радзиховского лет двадцать пять тому назад. Он занимался тогда психологией и слыл знатоком марксизма. В этом нет ничего удивительного. Идейный вдохновитель и вождь «Вех» Петр Струве тоже был большим знатоком марксизма и даже перевел на русский язык первый том «Капитала». И все равно его труды были названы Лениным отражением марксизма в буржуазной литературе. «Объективист, — писал Ленин о Струве, — говорит о необходимости данного исторического процесса; материалист констатирует с точностью данную общественно-экономическую формацию и порождаемые ею антагонистические отношения. Объективист, доказывая необходимость данного ряда фактов, всегда рискует сбиться на точку зрения апологета этих фактов; материалист вскрывает классовые противоречия и тем самым определяет свою точку зрения. Объективист говорит о «непреодолимых исторических тенденциях»; материалист говорит о том классе, который «заведует» данным экономическим порядком, создавая такие-то формы противодействия других классов. Таким образом, материалист не ограничивается указанием на необходимость процесса, а выясняет, какая именно общественно-экономическая формация дает содержание этому процессу, какой именно класс определяет эту необходимость».
«Легальный марксизм» Радзиховского сводится к той же позиции Струве. «Все существующее разумно», — торжественно извещает он, полагая, что цитирует Гегеля. Жестокость, грубость, антисоциальность нашего «догоняющего капитализма» составляет, мол, важнейшее экономическое преимущество: ведь ранний капитализм развивается куда быстрее, чем зрелый. Серьезной реалистической альтернативы тому, что случилось, не было и нет. «Яблочные» пожелания независимого суда, гражданского общества и т.д. — очевидная маниловщина.
Неправда ваша! Гегель говорил о разумности всего действительного, а отнюдь не всего «существующего», то есть любого первого встречного факта. Голые факты оказываются сплошь и рядом недействительными перед лицом более действительных фактов. Альтернатива в истории всегда есть! Этот коренной тезис марксизма как раз и не усвоен Радзиховским.
В маниакальном стремлении доказать безальтернативность путинского режима он привлек на помощь даже нечто покруче «непреодолимых исторических тенденций». Додумался до того, что объявил Путина ни более ни менее как избранником судьбы, посланным России «божественным провидением». Ветхозаветный Яхве просто тыкал наугад в серую людскую массу, и «тыкнутый» независимо от своих личных качеств превращался в «человека божьего», в «пророка». Таковы косноязычный Моисей, похотливый Самсон, самовлюбленный Самуил, трусливый Илия... Нечто подобное произошло, по версии Радзиховского, и с Путиным. Он не отрицает, что его герой сер и зауряден, зато на него снизошел «дух божий». Страшно только, что деяния всех без исключения библейских «человеков божьих» увенчиваются в конце концов самыми бесчеловечными трагедиями.
Чтобы понять феномен путинского «избранничества», не нужно апеллировать к Господу и забираться в библейские времена. Есть исторические примеры и посвежее. Взять хотя бы детальнейшим образом проанализированный Марксом казус о том, как мелкий авантюрист Луи Бонапарт сделался французским императором Наполеоном III. Сравнивая свою методологию анализа с другими, Маркс отмечал, что в отличие от Виктора Гюго, приписавшего мелкой личности беспримерную во всемирной истории мощь личной инициативы, и Прудона, совсем «по-струвистски» изобразившего государственный переворот следствием «непреодолимых исторических тенденций», и поэтому скатившегося к апологии его героя, он (Маркс) показывает, каким образом «классовая борьба во Франции создала условия и обстоятельства, давшие возможность дюжинной и смешной личности сыграть роль героя».
Классовая борьба во Франции в середине XIX века привела к взаимному обессиливанию основных классов буржуазного общества — буржуазии и пролетариата. В результате бюрократический аппарат исполнительной власти обрел самостоятельность — настолько широкую и безраздельную, что мог поставить во главе государства мелкого авантюриста. Так и в сегодняшней России классы пока бессильны, но не вследствие борьбы, а по другой причине. Прежняя социально-классовая структура разрушена, а новая только еще формируется.
К каким результатам неотвратимо приведет формирование настоящих классов, об этом также можно судить по аналогии. Период императорства Луи Бонапарта (1852—1870) был ознаменован исключительно благоприятной экономической конъюнктурой, бурным развитием капитализма, лизоблюдством прессы и маленькой победоносной крымской войной. А завершился он позорным поражением во франко-прусской войне, повальным предательством военной и гражданской номенклатуры и первой в истории пролетарской революцией — Парижской Коммуной. Тем самым Франция поставила окончательный крест на том пути развития капитализма, который именовался Лениным «прусским».ПУТИ развития капитализма бывают разные: «прусский» и «американский». «Прусский» путь есть развитие «под широкой доброй кайзера рукой», чтобы интересы немецкого юнкера ни в коем случае не были ущемлены интересами немецкого и всякого другого бюргера. Ну а раз так, то оба эти интереса должны быть согласованы властью кайзера. Воспеваемый Радзиховским «прозападный авторитаризм» (о его просвещенности умолчим) — это и есть то, что известно в российской истории под именем столыпинщины. Это экономический союз дикого помещика с кулаком-мироедом против общинного крестьянства и пролетариата при политическом господстве дикого помещика, мнящего себя «просвещенным авторитаристом». Аналогично современный российский общественный строй — это экономический союз дикого чиновника с диким олигархом против мелкой буржуазии и пролетариата при политическом господстве дикого чиновника, также мнящего себя «просвещенным авторитаристом».
Но дикий помещик все же был классом, поскольку был землевладельцем. Поэтому современный дикий чиновник, классом не являющийся, также стремится сделаться им и стать собственником средств производства. Он именует эту собственность «государственной» и в этом плане зачастую выглядит очень «левым». Так, Бисмарка и Луи Бонапарта называли «социалистами».
«Американский» путь иной: ни юнкеров, ни кайзера не имеется. Поэтому каждый за себя — один бог за всех. Но и власти другой нет, кроме власти вооруженного народа. В становлении капиталистической Америки тоже было очень много жестокого и безжалостного. Это всем известно хотя бы из великой американской литературы. Но в нем как раз не было ничего даже отдаленно напоминающего «просвещенный авторитаризм». Хотя просветители были: Пейн, Франклин, Джефферсон и многие другие. Именно они развили идеи европейского гуманизма и сформулировали великий принцип Американской революции, зафиксированный в Декларации независимости. Они исходили из того, что все люди сотворены равными, и все они одарены неотчуждаемыми правами, к числу которых принадлежат жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав люди учреждают правительства, заимствующие свою власть из согласия управляемых. Если же данная форма правительства становится гибельной для этой цели, то «народ имеет право изменить или уничтожить ее и учредить новое правительство... Когда длинный ряд злоупотреблений и узурпаций... обнаруживает намерение предать этот народ во власть неограниченного деспотизма, то он не только имеет право, но и обязан свергнуть такое правительство». Руководствуясь этим принципом, американские колонисты свергли «просвещенный авторитаризм» английского короля и потом ни разу об этом не пожалели.
Неужели вы никогда не слышали об этом? А о полковнике Кольте, сделавшем американцев свободными уже не на словах, а на деле, тоже ничего не слышали? Тогда и не обижайтесь на то, что ряду особенно твердолобых и непонятливых представителей вашего класса пришлось неоднократно, в самых разных странах близко познакомиться с «полковником Кольтом».
Михаил Ходорковский никогда не был твердолоб, а пребывание в камерах «Матросской Тишины», где до него, может быть, сидели члены ГКЧП, сделало его еще и понятливым. Он убедился в том, что власть «кайзера» неизбежно сменится властью «полковника Кольта», и знакомиться с ним ему никак не хочется. Поэтому он предостерегает своих братьев по олигархическому классу. Он понял, что без народной санкции никакое юридическое установление и уж тем более право крупнокапиталистической собственности прочным быть не может. И поэтому обратился за этой санкцией к тем, кого он считает подлинными выразителями и представителями интересов народа, — в первую очередь, к КПРФ. То есть к левопатриотической оппозиции, а отнюдь не к официально зарегистрированной социал-демократической партии, во главе и вокруг которой вьются такие персоны, как Горбачев, Яковлев, Попов и т.п. Если бы Ходорковский обозначил во главе грядущего «левого поворота» эти фигуры, то, уверен, реакция «демшизы» была бы совсем иной.ИВСЕ ЖЕ узник «Матросской Тишины» обратился не вполне по адресу. Он ошибается, когда ждет от «левого поворота» легитимации итогов олигархической приватизации. Ведь именно олигархическая приватизация стала главной причиной того, что русский капитализм идет по «прусскому» пути. Ошибается он и в своем понимании левой политики, как политики перераспределения доходов от богатых к бедным. Здесь, кстати, Радзиховский вполне солидарен с Ходорковским в таком понимании, с той лишь разницей, что считает ее вредной и невозможной.
Коммунисты также считают ее невозможной. Ибо социальная справедливость состоит вовсе не в том, чтобы богатые добровольно или принудительно делились с бедными. Оставьте эти библейские заповеди для нищих и слезоточивых либеральных кумушек. Проповедуемая социализмом справедливость заключается в ликвидации эксплуатации человека человеком. Не в том, чтобы мироед делился с трудящимся, а в том, чтобы трудящийся перестал «делиться» с мироедом.
Но Ходорковский бесспорно прав в том, что только левые силы могут обеспечить демократическое, «американское» развитие российского общества. Только народ может ликвидировать бюрократию как класс. Но какая польза пролетариату, трудящемуся и эксплуатируемому народу от ликвидации бюрократии как класса? Польза такая же, как и от классического марксистского слома бюрократически-военной машины. Этот слом, вполне возможный еще в рамках буржуазно-демократической революции, открывает путь мирного развития общества к социализму. Такой путь предусматривался Марксом как возможный для Англии и США второй половины XIX века и отстаивался Лениным для России с марта по сентябрь 1917 года.
Почему? Потому что в США и Англии еще не было бюрократии и военщины, не было развитого военного-бюрократического аппарата. «Англия, — писал Ленин, — была еще образцом страны чисто капиталистической, но без военщины и в значительной степени без бюрократии». А в России 17-го года этот аппарат был наполовину лишен власти, и уже существовал альтернативный орган народной власти — хотя еще буржуазно-демократический по своему классовому составу — Советы. Возможность мирного развития социалистической революции, по словам Ленина, крайне редкая и крайне ценная в истории. И именно поэтому он настаивал на том, что нужно бороться за самомалейший шанс ее реализации. В том числе и за «американский» путь.
«Вехи» № 2 говорят о том, что отечественная крупная буржуазия не намерена бороться ни за «американский» путь развития капитализма, ни вообще за мирное развитие российского общества. Под крылом у дикого чиновника, у держиморды ей спокойнее. Тем самым решается и вопрос о том, кто будет «заведовать». Ленин в начале прошлого века доказал, что в буржуазно-демократической революции в России «заведует» не буржуазия, а пролетариат, ведущий за собой широкие мелкобуржуазные массы крестьянства. Реальные явления современной российской истории говорят о том, что с тех пор мало что изменилось. Соответственно, и развитие событий обещает быть аналогичным.
|
|
