Попался давеча мне на глаза текст выступления Михаила Делягина на заседании Вольного экономического общества, посвященном 100-летию реформ Столыпина. Речь в нём, в частности шла о проблемах во взаимоотношении между исполнительной и представительной властью. Противоречие между ними определяются Делягиным, как противоречие между стратегическим управлением - сферой законодательной ветви власти и тактическим управлением - сферой приложения усилий для исполнительной ветви власти. Из чего докладчик делает вывод: «Парламентские республики не имеют стратегии развития или же имеют стратегии, выработанные своими глобальными корпорациями. В президентских же республиках (США, Франция, Россия) функции стратегического управления возлагаются на президента, а исполнительная власть оказывается воплощением не только тактики, но и стратегии управлении».
Вместе с тем, «искусственное внедрение демократических институтов в относительно неразвитые общества, по мнению Делягина, ведет (как правило) не к «построению демократии», но к ее разнообразным и разрушительным извращениям. Эти институты, продолжает докладчик, становятся инструментами узурпации власти агрессивным и сплоченным меньшинством и установления его диктатуры над большинством.
Весьма убедительной иллюстрацией разрушительности «экспорта демократии» является, по мнению Михаила Геннадьевича, Россия 90-х годов». Не могу не согласиться с Делягиным в оценке разрушительных последствий того, что он называет «экспортом демократии». С одной лишь поправкой.
По существу мы имеем дело совсем с другими явлением – реэкспортом демократических институтов. Иными словами, мы «экспортировали» в Россию те институты, которые вывезли якобы из страны. Ну, помните такой финт ушами, пардон с ВАЗами от Березовского. А потом, свою же интерпретацию государственного управления экспортировали на плечах заморских институтов власти. Претензии, однако, предъявляем не своим конструкторАм, а передовым технологиям управления, в частности президентской республике, внедрённой в почву «неразвитого общества».
Всё так, только с точностью до «наоборот». Неразвитое общество впитало в себя неразвитое же и представление о президентской республике, выдав свой брак («реэкспорт») за изъян технологии в целом.
Наглядный тому пример отождествление американской, французской и российской моделей государственного устройства. Нет, французская и российская модели действительно имеют между собой много общего. Но обе они имеют и мало общего с американской моделью.
«Когда-то Франсуа Миттеран (ещё не президент Франции, а оппозиционный левый депутат), назвал действующую в стране конституцию «перманентным государственным переворотом». Позднее он сам стал президентом и прекрасно себя чувствовал в рамках той же самой конституции. Между тем к российскому Основному Закону выражение Миттерана подходит ещё более, чем к французскому» (Б. Кагарлицкий).
Российская Конституция что дышло, куда повернёт федеральный закон, туда и вышло. Порядок формирования Совета Федерации, к примеру, планируется изменить в очередной раз. В угоду политической конъюнктуры. Тогда как основополагающими принципами демократии в Конституции России и не пахнет. Норма всеобщего, равного прямого избирательного права предусмотрена лишь для «порядка» формирования президентской власти. Но никак не представительной (стратегической, по Делягину).
Помнится, в детстве мы играли в игру. Один из участников загадывает предмет и дает его описание, втайне от других участников, следующему игроку. На ушко. Последний участник должен угадать предмет. Игра называется «испорченный телефон». Когда анализируешь содержание действующей российской конституции, понимаешь, что она – симбиоз двух систем, президентской и парламентской республик, к тому же сильно испорченных при «передаче», при транспортировке через кордон.
Если взять за образец президентской республики американскую модель, а парламентской – германскую, то французскую модель можно назвать «средневзвешенным» того и другого. Российская же модель государственного устройства – ухудшенный вариант французской конструкции.
Традиционный для России вариант: «смесь французского с нижегородским». Между тем при всех отличиях американской и немецкой систем (а по большому счету все они сводятся к осуществлению исполнительной власти) у них много общего. Главное же, что их объединяет, – высокая степень самостоятельности субъектов федерации. Штатов – в США, федеральных земель – в Германии. И там, и там субъекты федерации уравнены и в статусе, и в правах. Иное дело – Россия, где конституция появилась-то только в ХХ веке.
Первое, что сделали большевики, придя к власти, – разогнали Учредительное собрание. «По отношению к Временному правительству, - убеждал товарищей своих В.Ульянов, - Учредительное собрание означало или могло означать шаг вперед, а по отношению к советской власти будет означать шаг назад. Надо, конечно, разогнать Учредительное собрание»! Которое, как мы помним, как раз должно было принять конституцию.
Справедливости ради надо сказать, конституционно ограничить самодержавие не давали и правые партии: прежде всего октябристы, Промышленная партия, не говоря уже о монархистах и черносотенцах. Ни П.Столыпин, ни проправительственные партии не усердствовали на конституционной ниве, которая определяла бы правовые рамки буржуазных реформ. Их упования, надежды на Учредилку оказались столь же конъюнктурными, сколь и запоздалыми.
Джинн вырвался из бутылки. Горькая ирония состоит в том, что большевики «одарили» - таки Россию первой конституцией 1936 года, которая формально содержала больше либеральных свобод, чем любая европейская конституция того времени и оказалась наиболее демократической, чем все последующие ее модификации. Но принесла ли она умиротворение стране? Основной закон не оградил граждан ни от массовых репрессий, ни от правового нигилизма, ни от руководящей роли части (партии) по отношению к целому. Только отмена шестой статьи последней, «брежневской» конституции предопределила закат «советского права». В новый век Россия вступила с новой конституцией.
Однако конструкция власти оказалась дефектной. Французская модель, к которой, как принято считать, российская ближе всего, не вполне президентская: правительство формируется с участием парламентского большинства и несет ответственность перед парламентом. Но Франция и не парламентская республика, поскольку президент избирается всенародно, кроме того, он назначает не только премьер-министра, но и «других членов правительства и прекращает их полномочия». Возможно, Франция «нашептала» нам на ушко не лучшие особенности своей конструкции. Но дело в том, что фундаменты у нас с ней разные.
Во Франции развиты институты частного права, сложилась устойчивая система обеспечения гражданских свобод. Франция – не федеративное государство. Наконец, республика экономически и политически интегрирована в структуры Евросоюза, что в конечном итоге компенсирует те изъяны формального права (перенятые российским Основным законом), которые России компенсировать нечем.
Не являясь формально (ст.110) главой исполнительной власти, президент России издает указы и распоряжения, обязательные для исполнения на всей территории РФ (ст. 90). «Оперативное» законодательство, таким образом, реализуется архаичной формой указов. Тогда как устойчивое законодательство, стабильные и долгосрочные правила игры исключают такого рода «оперативность».
То, что при советской власти было прерогативой единственной партии – «определять внутреннюю и внешнюю политику» государства, в современной России трансформировалось в прерогативу единственного должностного лица (ст. 80). Даже суд этому должностному лицу не судья. Назначение судей либо опосредовано его волей, либо прямо входит в его полномочия.
Во Франции, как и в России, судьи несменяемы. Однако в отличие от России возглавляемый президентом Франции Высший совет магистратуры является коллегиальным органом, состоящим из двух палат, курирующих судейское сообщество и прокуроров.
В России и суд, и общество ограничены в возможностях контроля высшей власти. Президент никому не подотчетен и вместе с тем имеет конституционное право на вторжение в сферы компетенций различных ветвей власти. Франция – не федерация. Однако в преамбуле Основного закона «принцип свободного самоопределения народов» провозглашен. Субъекты же Российской Федерации такого права лишены.
Структура нашей Федерации в отличие от штатов США, федеральных земель Германии иерархична, статусы дифференцированы, статусные критерии конституцией не определены. За период с 1958 года конституция Франции претерпела ряд изменений. В среднем каждые пять лет утверждалась одна существенная поправка. Во многом эта зависимость связана с очередностью смены президента. Новая метла, что называется... Однако эти поправки не вели к урезанию демократии, ее «ухудшению».
В России с 1993 года, с тех пор как с пылу с жару была «приготовлена» Конституция РФ, не внесена ни одна поправка, не апробирован и механизм (ст.135) приведения Основного закона к новым реалиям времени. Федеральный конституционный закон о созыве Конституционного собрания за 13 лет не создан. «Качество» же нашей демократии за эти годы ухудшилось существенно. Одним словом, дышло…
Материалы по теме:
Функции государства и проблемы взаимоотношений между исполнительной и представительной властью
|
|
