Пролетариат умственного труда

На днях у меня приключился теоретический спор с одним из товарищей по левому движению. Мой оппонент утверждал, что классовая структура нынешнего российского общества весьма близка к той, которая имелась в нашей стране сто лет назад – к началу двадцатого века. В наибольшей мере это относилось к интеллигенции, которая сейчас занимает такое же положение. Я возражал: интеллигенция по своему положению сегодня гораздо ближе к пролетариату, чем к своим же предшественникам столетней давности. Спор наш завершился точно так же, как это и происходит в огромном большинстве случаев: мы оба поблистали аргументами и остались при своем мнении. Только и проблема – она ведь тоже осталась. С чем выйти на рынок? Сегодня интеллигенция (исключая ее верхушку, которая численно очень невелика) практически полностью относятся к наемным работникам. Иными словами, эти люди продают не продукты своего труда, а сам труд. Взять, к примеру, тех же врачей. Разве в начале прошлого века в России существовала развернутая система здравоохранения? Нет, она была создана уже в годы Советской власти. Разумеется, врач, занимающийся частной практикой, к пролетариям никоим образом не относится. Иное дело – врач, работающий в больнице или поликлинике (неважно, государственной, муниципальной или частной). Его рабочее время принадлежит работодателю, и плату он получает исключительно за то, что исполняет свои обязанности. Не владея никакими средствами производства, он является типичным наемным работником – пролетарием, даже если это слово ему и не нравится. Можно назвать и моих коллег-журналистов. В начале века их число было довольно мало (сколько в России было газет? Сколько – грамотных читателей?). Но сейчас журналистика стала массовой профессией. И огромное большинство представителей этой профессии находятся в том же положении, что и автор этих строк. Мы получаем зарплату за то, что выполняем редакционные задания. Каким быть этим заданиям – решают без нашего участия. Исключая верхушку Разумеется, журналист может быть и «вольным стрелком» – писать, что душа пожелает, а затем продавать свои тексты в различные издания. Такой журналист, конечно, не пролетарий – он ближе к мелкому буржуа, или, скорее, к ремесленнику. Да только, чтобы стать «вольным стрелком», нужно, чтобы твое имя было не просто именем, а хорошо раскрученным брэндом. Позволить себе такое может лишь малая группа журналистов – элита, одним словом. Массовым явлением «вольное стрелочество» вряд ли когда-нибудь станет. На закуску коснемся и учителей. Да, они в наибольшей мере похожи на своих собратьев начала ХХ века. Если учитель – не частный репетитор (а вы много знаете людей, способных прокормиться чистым репетиторством?), то он точно так же продает свой труд. Ни по социальному положению, ни по степени свободы он не отличается от заводского рабочего. Разве что зарплата у него поменьше. Собственно, значительная часть современной интеллигенции относится к «новому среднему классу», о котором писал Б. Кагарлицкий. Это – то самое «поколение Сиэтла». А теперь – затишье Так что и положение капитала (разумеется, сейчас мы говорим только о России) заметно отличается от того, которое наличествовало сто лет назад. Тогда объектом его эксплуатации был в основном рабочий класс, обученный чему угодно, но только не формулировать идеи и не разрабатывать стратегию и тактику борьбы. Сейчас же в состав пролетариата входят и люди (и это – заметьте – весьма многочисленная группа), чей кругозор гораздо шире. Их ум достаточно тренирован, чтобы охватить ситуацию в целом и сделать из нее необходимые выводы. Но странное дело! Тогда-то революционная борьба шла полным ходом. И заводы бастовали, и митинги (несанкционированные, ага) случались каждый день да через день, и министров взрывали, и баррикады строили… А в нынешней России – как в зимнюю полночь на деревенском кладбище. Вся борьба с режимом протекает на вялых митингах. В начале прошлого года некоторое количество граждан (в основном пожилых) осмелилось выйти на улицы БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ НАЧАЛЬСТВА – и это уже было расценено как грандиозный прорыв (возможно, справедливо). Террориста, которому бы удалось застрелить хотя бы замминистра, толпа бы на руках носила. Но… где такие террористы? Что делать? Почему? А потому? Кое в чем христиане правы – ну, например, в том, что гордыня есть тяжкий грех. Кто, собственно, сказал, что мы лучше, умнее и сознательнее работяг только потому, что в свое время протерли на лекциях несколько пар штанов (или несколько юбок – оцените, уважаемые феминистки)? Многие из нас до сих пор относят себя к элите или среднему классу (как правило, эти названия произносят, мысленно задирая подбородок не менее чем на 45 градусов). Признавать себя наемным работником, пролетарием – унизительно, верно? А другая часть наших собратьев-сосестер вообще не задумывается о подобных вопросах. Ну и кто нам после этого доктор (или хотя бы кандидат)? Самое время перечитать «Что делать?» – не чернышевское, ленинское. Да-а, приходится привносить классовое сознание и в такой вот пролетариат – который работает не за станком, а хотя бы и за компьютером. Пока что это самое сознание особо себя не проявляет. Вспомним неолиберальные реформы 1990-х годов. По интеллигенции – пролетариям умственного труда в самом простом и грубом смысле этих слов – они ударили едва ли не больнее, чем по промышленным рабочим. И интеллигенция выходила на митинги и демонстрации – но несла при этом лозунги сугубо экономического характера (суть всех этих лозунгов можно передать как «Хотим есть!»). Так что классовое сознание (да и социальная самоидентификация) весьма слабо связано с уровнем образования. Те же люди, отвлеченно рассуждая о ситуации в стране, могут высказывать трезвые и проницательные суждения – но только до тех пор, пока речь не зашла о них самих. Видимо, это как с обычным зрением: каждый из нас может видеть лица других людей, но не свое собственное. Пришла пора «на себя, кума, оборотиться». Ни политический режим, ни экономический уклад в России не сменятся до тех пор, пока наемные работники умственного труда не осознают, кто они есть и какое положение занимают в структуре общества. Пока они не поймут, что их отличие от классических пролетариев не только невелико – оно в сегодняшних условиях никакой роли и не играет, так что им вообще можно пренебречь. А стало быть, и статус, и интересы у нас общие – и бороться за свои права нужно сообща. Остальное – дело техники.