Показательно, но политические судилища, задуманные как удобный инструмент воздействия на социум, обычно приносят их организаторам результат строго обратный планируемому. И происходит это всегда по двум основным причинам – либо не рассчитывают общественно-политический резонанс, либо тяжесть обвинения и требуемая кара значительно превышают те, что готов санкционировать социум.
Начнём с процесса, эффектно завершившего век 19-й и наложивший свой отпечаток на значительную часть века 20-го. Это – дело французского капитана Дрейфуса. Среди его последствий первого уровня: появление правозащитного движения; появление политического сионизма; полный провал клерикально-аристократический кругов во Франции. Второй уровень: Базельский конгресс сионистов стал предлогом для написания «Протоколов Сионских мудрецов»; после победы во Франции секулярных республиканцев её реваншизм в отношении Германии стал ещё более интенсивным (либералы решили «перепатриотить» консерваторов).
Когда это дело задумывалось, то главная задача была показать, что представители «среднего сословия» в истеблишменте куда менее надёжны, чем аристократы. Выбор подозреваемого в шпионаже между венгерским аристократом и выходцем из рода эльзасских купцов был сделан автоматически. Но тут началась цепная реакция.
Наложилось несколько глубинных общественных процессов.
Во французском обществе старательно культивировали антисемитизм (кстати, параллельно схожее происходило и в очень либеральном австрийском), который позволял нападать на политическую коррупцию и финансовую олигархию, внешне не подрывая мифологию национального единства перед лицом агрессивных бошей – просто социальной зло шло от «чужаков» (так в середине 2000-х защитники прав расселяемого центра столицы начали критиковать ранее неприкосновенного Лужкова, обязательно «уточняя», что он – Кац).
Шовинистическая кампания показалась для клерикально-аристократических кругов идеальным средством для реванша сканадльно провалившегося промонархического движения.
Поэтому обвинение капитана-иудея в шпионаже вызвало подъем невиданной со времён средних веков погромной юдофобской волны. Однако реакция на неё еврейских кругов оказалась совершенно парадоксальной. Можно было ждать массового отъезда французский евреев в Америку или Квебек – как поступали ставшие жертвой гонений ирландцы, поляки и евреи Российской империи. Оставшиеся должны были стать испуганными поддакивателями рвушихся на политический Олимп консерваторам. Вместо этого евреи заявили, что готовы воссоздать своё национальное государство на захолустной окраине Османской империи. А через полгода – с подачи Эмиля Золя – за Дрейфуса «подорвался» цвет французский интеллектуалов, была создана Лига прав человека. Очень скоро произошёл и полный раскол элит. Защитникам секулярно-республиканских ценностей долго было трудно отбивать «романтическую» демагогию монархистов, обличающих продажность и интриганство Третьей республики, а тут идеальный вариант – защита невинной жертвы и борьба с расизмом и нетерпимостью.
Пришедший к власти вождь дрейфусаров Клемансо-«Тигр» решил показать, что именно либералы лучше всех осадят Германию и заключил военный союз с чудовищно антисемитским (по критерием тех времен) царским режимом.
Российским аналогом дела капитана Альфреда Дрейфуса стало дело управляющего кирпичным заводом Менахема-Менделя Бейлиса. И тут организаторам дела не повезло с рассчитанным эффектом. Крайние консерваторы хотели окончательно перечеркнуть столыпинские шаги к частично думской монархии и отказу от традиционализма. Поводом для генерального сражения стала подготовка умеренными парламентскими фракциями законодательства об отмене религиозной дискриминации иудеев европейской части империи. Возможность обвинить еврея в убийстве православного подростка оказалось для праворадикальных кругов сказочным подарком. И тут они допустили свою самую главную ошибку. Если бы Бейлис был обвинён в убийстве Андрюши Ющинского с просто изуверско-маньячным мотивом, черносотенные круги и так сочинили бы «ритуально-религиозный» мотив. Затем можно было произвести изящный размен: власти предотвращают «пасхальные погромы» в апреле 1912, но – дабы не раскачивать лодку – убеждают думское большинство отменить голосование по антирасистскому законопроекту. Но организаторы процесса сами настолько были убеждены в факте существования «кровавого навета» (мало ли в империи изуверских сект, было же сфабриковано не менее подлое «мултянское дело» по аналогичному обвинения язычников-вотяков), что просто не поняли, в какую западню себя загнали.
Идиотизм и гнусность обвинения в отношении Бейлиса, его средневековый характер дали возможность создания самой широкой общественной коалиции против царизма. Мощнейший общественный подъем после Ленского расстрела в апреле 1912 года дал лишний импульс для поддержки пробейлисовской кампании. А гособвинение было вынуждено публично выступать в качестве апологета самого мрачного средневекового изуверства. В результате дискредитация самодержавия достигла уровня, позволившего вновь, как и в 1905 году, ставить вопрос о реальном конституционализме. Свою широкую поддержку царизм нашёл только во Второй Отечественной войне 1914 года. Но и то не более чем на год.
Хрестоматийным примером скандального провала политического процесса является «дело Димитрова», точнее, процесс Димитрова-Попова-Танева-Торглера-Ван-дер-Люббе в сентябре-декабре 1933 года. Его организаторы и, прежде всего, Геринг захотели слишком много, позабыв старую мудрость: слишком хорошо – тоже плохо. В ходе хорошо подготовленной спецоперации, запущенной сразу после поджога Рейхстага в ночь на 27 февраля 1933 года, была не только разгромлена германская компартия, но и закулисно руководившая ею коминтерновская сеть. В руках у правительства Гитлера оказались неоспоримые доказательство того, что КПГ - парламентская партия – всего лишь орудие Москвы, подчинённая тайной коммунистической агентуре. Арест части кураторов, тем более иностранцев, даже в демократической стране стал бы бесспорным основанием для, по крайней мере, временного запрета компартии и аффилированных с ней структур. Исключение коммунистической фракции обеспечивало нацистам принятие рейхстагом нужных им конституционных поправок, что давало возможность вводить чрезвычайщину.
Но поскольку именно трактовка поджога Рейхстага в качестве попытки коммунистического государственного переворота давало морально-политическую легитимацию реальному конституционному перевороту – нацистов, то данную легитимацию решили подтвердить её судебным решением.
Бездарно проведённый процесс не просто превратил Геринга в посмешище, но позволил второй тоталитарной силе эпохи – коммунистам стать героями и борцами за свободу (и это как раз в разгар Голодомора!), отвлечь внимание от того, что западное коммунистическое движение – это всего лишь грандиозная спецоперация Коминтерна – самой совершенной политической разведки в истории человечества.
Совершенно уникальную историческую роль сыграл такой знаковый процесс, как начавшееся 50 с половиной лет назад как «дело Синявского-Даниэля». Тут организаторы опять не просчитали общественный резонанс. Дело в том, что приход к власти моложавых технократов – Брежнева и Косыгина вовсе не воспринимался как начало мрачной эпохи реакции и застоя. Напротив, уход пожилого и скандального большевика Хрущева и широкое обсуждение планов проторыночных экономических реформ порождали надежды. Срыв проектов по политической и символической реабилитации Сталина в результате невиданно широкой для СССР общественной кампании весны 1965 года дал антисталинской (сейчас бы сказали – либеральной) общественности невиданный заряд не просто веры в свои силы, но даже в некую свою политическую субъектность. «Империя», разумеется, решила «нанести ответный удар». Возможно, новый главный партийный идеолог Суслов потом сформулирует своё знаменитое: связываться с интеллигенцией – всё равно, что стричь кошку – крику много, а шерсти мало…, поскольку именно и решили связаться. Объектом для демонстративного наказания (показательной порки) выбрали двух писателей – Андрея Синявского и Юлия Даниэля, тайно публиковавшихся на Западе. Если бы их просто с положенным шельмованием выставили из Союза писателей (как за 7 лет до этого поступили с Борисом Пастернаком), то вся прогрессивная общественность немедленно села бы на попу ровно. Выезда на Запад ещё не было – этой возможности ждать ещё целых 6 лет, а публиковаться не члену творческого союза можно только в заводской многотиражке…
Но арест двух почтенных писателей и совершенно несусветные срока – 7 и 5 лет лагерей уже просто вывели интеллигенцию на улицу – 5 декабря 1965 года, в день сталинской конституции, на Пушкинской площади состоялась первая с 7 ноября 1927 года в СССР публичная непротестная оппозиционная демонстрация. Так в России началось широкое диссидентское движение. Особенность его «матрицы» (лозунг «соблюдайте свою конституцию» был, прежде всего, обусловлен приуроченной к акции датой) привёла к тому, что русское диссидентство стало подчёркнуто правозащитным и легалистским. В отличие от всех остальных диссидентских движений, оно выступало не против тоталитарного и имперского режима в принципе, но против «произвола», за наполнение реальным содержанием сталинско-бухаринской демагогии 1936 года.
Последний разбираемый мною пример – процесс ст. лейтенанта Надежды Савченко. Путину просто очень не повезло – он столкнулся с настоящей реинкарнацией Иоанны Аркской. Невиданная внутренняя сила Надежды Викторовны, позволяющая восстанавливаться после двух недель сухой голодовки, её демонстративное презрение к судилищу, в сочетание с идиотски-эпическим сроком в 22 года – всё это сделало её живым символом Украины – как жертвы агрессии. Как бы не была сложна обстановка на фронтах АТО, личное сопротивление Савченко уже обозначило украинскую победу. Процесс Савченко уже сделал невозможным никакие признаваемые в цивилизованном мире юридические претензии к украинской стороне по поводу методов АТО.
Это как сожжение святой Жанны из Домреми. В качестве мученицы она придала необходимую сакральность дофину Шарлю. Если бы взявшие её в плен бургундцы, или купившие её у них англичане, просто объявили бы Орлеанскую деву кликушей, и выпоров на базарной площади, нашли возможность обменять на пяток низкородных пленников, то от её харизмы ничего бы не осталось, и три «братских народа» - англичане, бургундцы и французы и по сей день могли бы составлять единую великую державу.
От редакции: Понятно, что мы несколько иначе, нежели автор, оцениваем всемирно-историческую роль осужденной Савченко, хотя с Орлеанской девой ее роднит одно верно подмеченное обстоятельство: "просто объявили бы (...) кликушей, и выпоров на базарной площади, нашли возможность обменять на пяток низкородных пленников, то от её харизмы ничего бы не осталось". Собственно харизмы там и не было (харизма старшим лейтенантам по уставу не положена), ей ее старательно надули, возможно, из каких-то высших государственных соображений, которые не ведомы не только нам, но и обществу психиатров.
Безусловно, авторам "операции Савченко" следовало бы за заслуги перед Отечеством дать срок никак не меньший, чем старшему лейтенанту ВВС Украины, причем если ее предсказуемо передадут на родину, то им, нашим гениям PR, отсиживать было бы желательно в сухом морозном климате Восточной Сибири.
Впрочем, пока готовился к печати материал, появился еще один пример "ревности не по уму": Госдепартамент США в понедельник призвал российские власти освободить журналиста и блогера Сергея Резника, который в 2013 году был приговорен к тюремному заключению. С этим же требованием, по случаю Дня свободы печати, выступило и ЮНЕСКО.
Мы очень много и подробно освещали и первое, и второе дело Резника, нашего автора - хорошо знакомо оно и Евгению Ихлову, поскольку "За права человека" занималось этим вопросом. Абсурдность этого дела не только в том, что оно шито, что называется, белыми нитками, а в том, что там нет никакого "большого государственного интереса" - Резника посадила группа региональных коррупционеров, нисколько не смущаясь от того, что дело сразу же приобрело федеральный резонанс, а вскоре и международный. А сейчас и вовсе встало в один ряд с теми делами, которые просто смешивают с дерьмом репутацию Государства Российского.
Нет, я понимаю, что международные санкции и выброшенные в помойное ведро 25-летние усилия по созданию репутации РФ на западе имели свои довольно значимые причины - Крым, Донбасс, Сирия, газопроводы, передел рынков и так далее.
Но дело Резника, по своему резонансу ничуть не меньшее (просто в Кремле еще не поняли), чем дело Савченко или "Пусси Райот", по своим истокам вообще не стоит выеденного яйца - журналист перешел дорогу нескольким региональным чиновникам и их бизнес-интересам. И они класть с прибором хлотели и на репутацию РФ, и на международную политику, и на самого Путина с его президентской администрацией. Резник даже не оппозиционер (был до ареста), он просто журналист, который писал про коррупцию.
Я, кстати, когда еще предупреждал, что Путин и его клан могут закончить очень хреново не из-за своих крупных дел, вроде войны на востоке Украины, а вот из-за такой вот истории как с Резником. А может быть именно из-за нее. Истории, которую никто не просчитывал, не планировал, возможные последствия которой прозевало и Управление внутренней политики Администрации президента, и полпред президента в ЮФО Устинов, да и сам президент Путин, который до самого последнего момента не подозревал, что оно и его касается. А вот он и будет тот медведь на воеводстве, который чижика скушал...
Анатолий Баранов
|
|