Путин заходит в ресторан, заказывает мясо и на вопрос официанта о гарнире и овощах, оглядев соратников, заключает: «А овощи тоже будут мясо»
(Анекдот)
Проблема легитимности
Власть наиболее уязвима в момент ее передачи: при всей законности сам факт передачи создает угрозу легитимности.
Легитимность власти может опираться либо на свободное волеизъявление народа, доказательное для него, либо на очевидное для него приятие им данной власти. Как правило, данное приятие имеет содержательную основу – согласие общества с глобальным проектом его развития и самоосознания, носителем, символом и ключевым инструментом осуществления которого является (или умеет себя представлять) соответствующая власть. Согласие с этим проектом как основа легитимности власти может быть традицией или привычкой, но наличие самого осуществляемого глобального проекта - условие устойчивой легитимности власти.
Легитимность, основанная на прямом и явном волеизъявлении населения, является демократической, а порождаемая подразумеваемым, неявно проявляемым и, как правило, оказываемым заранее, «авансируемым» доверием этого же населения, - авторитарной.
Режим Путина испытывает глубокие и, похоже, неизлечимые проблемы и с демократической, и с авторитарной составляющими легитимности.
Искоренение и дискредитация не только сути, но и фасада демократии в лице ее институтов лишает режим надежды на демократическую легитимность. Обрушившись на свою демократическую основу, он совершил самокастрацию, оставив себе лишь авторитарные механизмы и институты.
Но авторитарные механизмы предъявляют к власти качественно более высокие требования. Их примитивность вынуждает представителей государства своим умом, энергией и организованностью восполнять слабость инструментов непосредственного восприятия и учета общественных интересов.
Современная правящая бюрократия, создав авторитарный режим, не соответствует требованиям, предъявляемым им к ней самой. Она напоминает недоросля, купившего на случайные «нефтяные» деньги мощный роскошный автомобиль, но не удосужившегося ознакомиться с азами управления машиной.
Поэтому ни демократическая, ни авторитарная легитимность казываются в принципе недоступными для путинского режима.
А значит, всякая, пусть даже жестко контролируемая, процедура передачи власти представляет для него смертельную опасность.
Позиция Запада
Правящая бюрократия не может выпустить власть, но Запад, похоже, обозначил свою позицию: Конституция не должна переписываться под текущие нужды президента Путина и его окружения, и он не может в нарушение (или в изменение) ее остаться у власти на третий срок.
В то же время потребность в безопасности российских ядерных объектов и российском сырье, не говоря уже о сдерживании Китая, вынуждает Запад стремиться к обеспечению стабильности в России.
Неприятие открытого попрания демократических процедур и самой законности (какой стало бы сохранение Путина у власти после двух президентских сроков) в сочетании со стремлению к стабильности в России толкают США к поддержке операции «Преемник-2». Ведь свободные конкурентные выборы невозможны при нынешней правящей в нашей стране бюрократии и в силу этого могут привести к непредсказуемому развитию событий, что противоречит заинтересованности развитых стран во внутрироссийской стабильности.
Преемник Путина должен быть «своим» и для него, и для Запада, - пока Россия не доведена до состояния, когда ее президентом (по аналогии с некоторыми прибалтийскими странами, Афганистаном, Ираком) может быть с соблюдением демократических формальностей назначен эмигрант в третьем поколении или выехавший из СССР 30 лет назад владелец закусочной в Нью-Йорке.
Проект «преемник»
Похоже, в качестве преемника американцы в конце апреля – начале мая 2005 года предложили Путину неприемлемого Касьянова. Вероятно, «дачное дело» началась сразу после этого предложения.
Вероятно, после этого приемлемой кандидатурой стал Д.Козак – представитель группы либеральных фундаменталистов, что делало его теоретически приемлемым для Запада, но при этом близкий к Путину человек.
Однако профессиональные качества этого представителя правящей бюрократии, по распространенной точке зрения, соответствуют доминирующему в России представлению о ее членах. Благодаря этому перспектива его превращения в реального руководителя страны заставляла буквально трепетать от ужаса за ее судьбы даже специалистов, критически настроенных по отношению к Путину и поначалу поддерживавших идеи, рекламируемые Козаком.
Похоже, он равнодушен к практике применения инициируемых им и разрабатываемых под его руководством законов и вообще не видит практику правоприменения как самостоятельную сферу, отличную от написания законов.
Эта потрясающая всякого юриста особенность, граничащая с обыденной для современной бюрократией безграмотностью, вероятно, и превращает его работу в цепь «достижений», напоминающих профессиональные катастрофы.
Первая же связанная с именем Козака реформа - судебная - похоронила надежды на превращение судов в инструмент разрешения конфликтов.
Второе детище этого «эффективного менеджера» путинской «бригады» - административная реформа - обернулась параличом правительства. Если бы кто-то хотел искусственно сконструировать управленческий кризис, он не смог бы придумать ничего более разрушительного.
Закон о людоедской «монетизации льгот», доказавшей миллионам россиян враждебность им правящей путинской бюрократии и кардинально изменившей их отношение к ней, на самом деле был лишь законом о «разграничении полномочий между уровнями власти», инициированном Козаком.
Монетизацию льгот может затмить также подготовленная под прямым руководством Козака реформа местного самоуправления, способная полностью дезорганизовать основу повседневной жизни России – систему местных властей – и погрузить страну в хаос. О степени неподготовленности этой реформы свидетельствует данное регионам в последний момент беспрецедентное разрешение осуществлять ее не одновременно, с установленной для всей страны даты 1 января 2006 года, а «по мере готовности» в течение 3 лет.
На Северном Кавказе, представителем президента в котором Козак стал за несколько месяцев до монетизации, он не проводил реформ (кроме выборов в чеченский парламент, идеология которых, как можно понять, была проработана помимо него). Но именно при нем коррупция в северокавказских республиках разрослась до уровня, прямо грозящего социально-политическим и религиозным взрывом. Предшествовавшие полпреды президента, при всей неоднозначности репутаций, справлялись с поддержанием стабильности вне Чечни.
Несмотря на все изложенные недостатки, на фоне остальных членов президентской «бригады» Козак представляется подлинным не только административным и юридическим, но и интеллектуальным титаном. Вероятно, он импонирует Путину жесткостью, организованностью и упорством. Его направление сразу после бесланской трагедии на вновь ставший «трехпогибельным» Кавказ, похоже, было ссылкой лишь частично, а в основном выводило его из-под удара кремлевских интриг и сохраняло как своего рода президентский резерв.
В рамках «проекта Козак» функцию «официального» преемника, аккумулирующего и отвлекающего общественное и внутриэлитное недовольство и критику, своего рода «ложной цели» должен был, похоже, выполнять С.Иванов (который, естественно, не мог избежать соблазна заведомо тщетной надежды со временем превратиться из прикрытия в реального преемника). Предполагалось, как можно понять, что Козак сменит Фрадкова за год-полтора до выборов и затем будет либо открыто и недвусмысленно поддержан Путиным (а также всесокрущающей мощью направляемого им административного ресурса), либо вообще назначен им и.о.президента на всю предвыборную кампанию и героически победит какого-либо оппозиционера (например, Рогозина), превращенного к тому времени в символ вселенского зла, каким в 1996 году был сделан Зюганов.
Крах «проекта Козак»
Замена Касьянова на Козака, произведенная, насколько можно понять, в начале мая 2005 года, требовала согласия США.
По ряду оценок, вести переговоры было поручено Чубайсу. Похоже, именно он обратил внимание американского истеблишмента на то, что виновные в безобразиях путинской России (война в Чечне, дело Ходорковского, искоренение демократических процедур, подрыв экономики в условиях баснословной внешней конъюнктуры), должны быть названы и наказаны. Но, пока Путин следует в кильватере американской политики и обладает властью в России, он не может быть «назначен виноватым».
Похоже, именно в ходе общения с представителями Чубайса в качестве «крайних» американцы осознали политических врагов самого Чубайса и либералов в целом – силовых олигархов.
Если эти рассуждения верны, либеральные фундаменталисты во главе с Чубайсом готовились брать власть, «зачищая силовиков» по тем же схемам, по которым Чубайс в 1996 году выбросил из Кремля группу Коржакова – Барсукова – Сосковца (в этом аспекте нашумевшее в свое время покушение на Чубайса – не говоря уже о распускавшемся слухе о якобы сорванном втором покушении на него - напоминает «самострел» с целью обвинить в покушении противника).
Положение либеральных фундаменталистов было качественно лучше, чем в 1996 году: они контролировали не только СМИ и гражданскую часть правительства, как тогда, но и Центробанк, а также демократическую оппозицию, которой в 1996 году еще не было. Противостоящие им силовые олигархи – бледная пародия на ельцинских силовиков (при всей недееспособности последних). Да и арбитр конфликта – президент – слабее в личностном отношении.
В конце мая 2005 года почти не было сомнений, что Путин в критической ситуации (которую при надобности сконструировали бы для него) сделал бы, как и Ельцин, выбор в пользу либерального крыла. Такой союз означает для него поддержку Запада, - а значит, сохранение репутации, статуса и привычного уровня потребления (в том числе символического).
В случае выбора в качестве главной опоры силовой олигархии президент неминуемо ссорится с Западом. Это создает дискомфортность его повседневного существования - вплоть до постоянного страха дискредитации на Западе и даже утраты власти. При этом президент попадает в зависимость от силовой олигархии, которая жестче и полнее, чем зависимость от Запада, так как силовые олигархи ближе расположены и не имеют не связанных с президентом России интересов, на которые они могли бы отвлекаться. Она неприятна и психологически: силовые олигархи менее цивилизованны и воспитаны, чем либеральные фундаменталисты, и не обладают присущим тем западным лоском.
Таким образом, ситуация казалась вполне прозрачной: силовые олигархи были практически приговорены, а либеральные фундаменталисты должны были восторжествовать. Подвели их, как можно понять, самонадеянность, закостеневшая в последние годы вера в собственную непогрешимость и мстительность, выразившиеся в открытой демонстрации стремления свести счеты со своими оппонентами до концентрации в своих руках всей полноты власти.
Осознание этого силовой олигархией не означало ее исторической обреченности, но перевело предстоящую нам политическую борьбу в заведомо ненормальное с точки зрения традиционной политической теории русло.
Ослепленные призраком своего величия, либеральные фундаменталисты не подумали и о том, что их нескрываемые планы создали угрозу не только силовой олигархии, но и для ответственной оппозиции, не существовавшей 10 лет назад. Одобрение Западом кандидатуры Козака (или иного кандидата либеральных фундаменталистов) и его последующее превращение в президента поставило бы крест на идее общего социально-либерально-патриотического фронта и проведения антифеодальной революции: либеральная компонента этого движения пришла бы к власти одна, при поддержке президента и Запада, и в лице наименее адекватной своей части (либеральных фундаменталистов).
Будучи органически неспособной к управлению, она все равно довела бы страну до системного кризиса, однако в этом кризисе власть досталась бы уже не широкой и цивилизованной (за счет демократически настроенных либералов) коалиции, но лево-патриотическим силам, молодежи и националистам разного рода, которые зачастую неграмотны и пытаются восполнить агрессией дефицит знаний, умений и общей культуры. В этой конфигурации Россия имела бы меньше шансов на модернизацию и больше – на распад. Осознание этого фактапривело значительную часть ответственной оппозиции к не менее энергичному (а с учетом ее возможностей – и эффективному), чем демонстрируемому силовой олигархией, противодействию «проекту Козак».
В итоге уже к концу лета 2005 года этот проект, как можно понять, провалился: вполне рутинными аппаратными методами Козака тогда «не выпустили» с горящего под ногами («мозг администрации» президента Путина Сурков употребил даже термин «подземный пожар») Северного Кавказа.
Невидимый миру крах «проекта Козак» был не просто неудачей провинциального аппаратчика. Длительное и эффективное «выравнивание политического пространства», проведенное Путиным, обеспечило гарантированное отсутствие реальных преемников. В его собственной «бригаде» лучшим был и остается Козак, а выжившие под жестким административным давлением относительно самостоятельные политики по своим качествам напоминали кусты саксаула, изувеченные острейшей жаждой и горячими ветрами пустыни.
Таким образом, провал «проекта Козак» стал и провалом «проекта преемник», обеспечивавшего правящей бюрократии иллюзорную, но все-таки надежду на стабильность при сохранении хотя бы части внешних приличий и демократических декораций. Провал этот проекта лишил руководителей страны всякой надежды завуалировать свое стремление к увековечиванию своей власти и вынудил их обнажить его со всей безобразной откровенностью.
Как остаться на третий срок?
Нынешних «хозяев России», похоже, всецело занимает технический вопрос о юридических механизмах передачи власти нынешним президентом самому себе. Рассматриваемые проекты рекламировались, и мы имеем возможность с приемлемой, по всей вероятности, точностью отслеживать пытливое биение административно-политической мысли.
Прежде всего, по-видимому, возник проект избрания в 2008 году «фиктивного президента», полностью управляемого президентом Путиным и при полноте власти выполняющего лишь номинальные функции. Предполагалось, что Путин займет позицию главы (а то и владельца) «Газпрома» либо председателя некоего специально созданного (взамен действующего) Государственного совета, позволяющую ему неформально управлять страной, в том числе и при помощи низведенного до положения марионетки нового президента.
Авторы этой модели копировали ее с китайской ситуации, когда Дэн Сяопин довольно долго управлял огромной страной «из-за кулис». Однако при этом они упустили из виду ряд принципиальных отличий России от Китая.
Прежде всего, китайское общество трепетно относится к авторитетным людям и их мнению; россияне же в результате 15 лет реформ, когда они бывали обмануты всеми, не верят ни в бога, ни в черта.
В Китае бюрократия, пропущенная Мао Цзэдуном через деревню, в целом ответственна перед своим народом и уважает его. Это один из залогов эффективности китайского госуправления и глобальной конкурентоспособности Китая. Современные же руководители России порой производят впечатление людей искренне считающих воровство основным содержанием госуправления.
Существенную роль играет и личностный фактор. Когда Дэн Cяопин стал руководить «из-за кулис», он был дважды едва не расстрелян Мао Цзэдуном, он уже был великим реформатором, он командовал армией, причем в крайне сложных обстоятельствах. Дэн Сяопин стал лидером великой страны отнюдь не по принципу «на безрыбье и рак рыба» и к моменту своего ухода «за кулисы» действительно уже был патриархом — и не реформ, как у нас иногда пишут, и не материкового коммунистического Китая, а всей китайской цивилизации! И он действительно создал команду, которая до сих пор успешно правит Китаем.
Понятно, что сказанное нельзя отнести даже к нынешнему руководителю России, не говоря уже о любовно подобранной им «бригаде».
В результате проект «фиктивного» президента умер на стадии замысла. Непосредственные причины понятны: длительный контроль за формально всевластным президентом невозможен в принципе, а пока он еще существует, он с легкостью перехватывается членами путинской «бригады». Эта легкость гарантирует жесточайшую борьбу каждого из членов этой «бригады» со всеми остальными и делает неизбежным устранение из реальной политики, с той или иной степенью деликатности, нынешнего президента, превращаемого проектом в основную помеху на пути к власти для каждого из своих соратников.
И никакие соратники, поставленные «смотрящими» за преемником, ему не помогут: действующий президент всегда предложит им больше, чем бывший и будущий. И для них самих нужен как можно более слабый президент, - а преемник Путина, по логике преемничества, будет еще слабее его.
Этот топорный проект стал прототипом для значительно более красивой и реалистичной (если к тяжелому аппаратному бреду можно применить это слово) идеи «временного президента».
На президентских выборах побеждает один из соратников Путина, полностью контролируемых им, и до инаугурации по тому или иному замечательному предлогу он подает в отставку. Путин в полном соответствии с Конституцией участвует в новых выборах и побеждает в тяжкой борьбе с охранниками, общественницами и дрожащими тенями своих политических оппонентов.
Главная слабость этого сценария - в противоречивости объективных требований к личности «временного президента». С одной стороны он должен что-то собой представлять, чтобы его победа не выглядела сфальсифицированной слишком уж откровенно. С другой стороны, став президентом ценой достаточно серьезных личных усилий, он должен добровольно отказаться сначала от использования своей власти, а затем и от нее самой (именно благодаря этому на политическом жаргоне «временный президент» стал именоваться «овощем»).
Эти взаимоисключающие и при этом объективные требования отсеяли почти всех потенциальных претендентов, которые были слишком слабы либо слишком самостоятельны. Исключением был, как можно понять, спикер Госдумы Грызлов, невероятно преданный лично Путину. Но именно эта преданность делала его невосприимчивым к воздействию других членов путинской «бригады», многим из которых, по всей видимости, хотелось кардинально расширить свое личное влияние благодаря объективной слабости «временного президента», - а его назначение (разумеется, под видом избрания) не сулило никаких персональных выгод другим представителям правящей бюрократии.
Таким образом, процедура передачи власти самому себе при помощи использования «промежуточного руководителя» срывается из-за объективного отсутствия такого руководителя. Однако слабость человеческого фактора был устранен в проекте «срыва президентских выборов» - вместе с самим этим фактором, при помощи своего рода автоматизации политического процесса.
Усилия по построению «управляемой демократии» не прошли даром: обеспечение явки избирателей на выборы, даже президентские, становится все более сложной задачей. В 2008 году простой отказ от использования административного пресса для «загона на выборы» непосредственно зависимого от властей населения гарантирует их срыв из-за низкой явки избирателей. Это позволит Путину, не нарушая Конституции, выдвинуться и победить на следующих выборах, заодно создав достаточно убедительный и действенный пропагандистский миф о том, что россияне ходят на президентские выборы лишь для того, чтобы отдать свои голоса «дорогому Владимиру Владимиовичу».
С точки зрения обыденного здравого смысла схема кажется безупречной, но дьявол, как обычно, кроется в мелочах.
Нынешние руководители России, хотя бы на примере «оранжевой революции» на Украине, не менее твердо знают, что даже обреченные на успех политические операции могут закончиться крахом.
Поэтому их пугают все сколь-нибудь сложные схемы. «Все, что сложнее прямого удара ломом, кажется им непонятным, запутанным и в итоге нереализуемым», - сказал один из аналитиков и, возможно, оказался близок к истине.
Их неоформленные страхи усиливает недоверие к людям и страх добровольно ослабить пресловутый административный ресурс, - так неумелый пловец пугается одной мысли о возможности остаться без спасательного круга.
И ужас перед заведомо невозможным – перед массовым голосованием россиян за одного из третьестепенных кандидатов, – похоронит проект «срыв выборов», несмотря на всю его красоту, осуществимость и надежность.
Безысходность ситуации, по-видимому, вынудила на некоторое время вернуться к проекту «временного президента», полностью изъяв из него добровольность передачи власти. По крайней мере, такое впечатление производит анализ интервью Путина голландским СМИ 31 октября 2005 года, в котором Путин, в очередной раз пообещав не идти на третьи выборы подряд, очень четко оговорил, что сохраняет власть до момента принятия новым президентом присяги и не допустит никакой дестабилизации обстановки.
С учетом того, что отказаться от власти он не может (выстроенная им система, в отличие даже от ельцинской, размолет в порошок любого, кто захочет отдать власть), это означает, что Путин не идет на выборы президента в 2008 году, и на них действительно кто-то побеждает – вероятно, Д.Медведев.
То, что новый победитель не имеет власти до инаугурации, означает, что для сохранения власти Путиным надо, чтобы до инаугурации новый президент подал в отставку, что не сложно. Проблема в ином: эта конструкция в силу своей иезуитской хитрости и юридической грамотности создаст в народе, действительно желающем сохранения Путина, ощущение обмана, - и тем самым делегитимизирует его.
Прямой и честный референдум или даже изменение Конституции (внесение поправок возможно без референдума) именно в силу своей прямоты и честности были бы поняты и приняты народом. Однако они вызвали бы шок на Западе, – а нынешняя правящая бюрократия не может рисковать его расположением слишком сильно.
Зажатая между Западом и своим обществом, она в очередной раз сделает выбор в пользу Запада, продемонстрировав свою чуждость своей стране слишком наглядно, - и тем самым станет ей чужой и подорвет свою легитимность.
Вероятно, системный кризис начнется именно с этого.
|
|
