Программное выступление Михаила Ходорковского, уже вызвавшее отклики в стиле «речь будущего президента» оставило у меня тягостное впечатление. Не самим содержанием, но нагляднейшим показом того, насколько стало примитивным наше общество за последние четверть века. Ходорковский, как и положено, опальному и эмигрировавшему (чуть не написал беглому, но, он всё-таки – изгнанник, как и обменённый Владимир Буковский) потенциальному вождю, изложил свои ультимативные условия к нынешним правителям России и элитам.
Всё достаточно стандартно: чтобы не было кровопролития – уйдите с миром и вам даже выстроят золотой мост для отступления; напротив, воспротивившиеся и самые одиозные столпы режима ответят по всей строгости, а их нечестивые и нечестные богатства будут возвращены народу; за поддержку путинизма (и дабы выполнить социальные обязательства перед народом, который меня полюбит) истеблишменту придётся раскошелиться по пропорциональной фискальной шкале; но зато я верну вас в лоно элит цивилизованных стран и разумеется, дам шанс вернуться – под своим бдительным надзором - олигархам в политику (лучший путь к этому – скорейшее введение парламентской демократии) сохраню; чтобы было не скучно, бодрило и как-то консолидировало, Главвраг будет сохранён, только вектор будет развёрнут в противоположном направлении…
Поскольку сейчас я читаю очередную художественную реконструкцию истории про Лжедмитрия (Эдуарда Успенского), которая как раз хорошо легла на пересмотренный неделю назад великолепный "Борис Годунов" Владимира Мирзоева, то я попробовал именно под этим ракурсом обдумать программную речь МБХ.
И очевидно, что Ходорковский - и глубоко русский политик, очень тонко чувствующий социум. Просто начало русского XVII века, никакого модернизма и до закладка града Петра ещё целый век.
Сравним речь возврающегося в большую политику Ходорковского с программой, изложенной Григорием Отрепьевым на его смотринах, устроенных ему князем Вишневецким на приёме у королёвского каштеляна могущественнейшего сенатора Речи Посполитой Юрием Мнишеком.
Вот вся стратегия: Годунову дадим унести ноги, со всем что сможет увести... Тем боярам и думским дьякам, что признают нашу царскую волю - милость и прощение, пусть только вернут в казну то что нахапали по беспределу. Тем же, кто упрётся - опала, всё взыскать, и как народа губителям, объявить ворам, ноздри рвать и в Сибирь... С братской Литвой мы свары прекращаем, заключаем вечный мир, ибо главная угроза земле русской - от Турции. Все русские люди должны будут сплотиться…
Как писал другой писатель Успенский, Михаил в цикле про Жихаря: змей Уроборос (древнеегипетский символ циклического времени) укусил себя за репицу хвоста.
Впрочем, ничего особо специфически русского в этом алгоритме нет. Вот уже лет 90 назад любой латиноамериканский меритократ, вышедший из романтических лейтенантов, народолюбивых капитанов или даже вдохновленных идеей верховенства прав человека старших сержантов (это я про Фульхенсио Батисту) умел чеканно формулировать: друзьям - серебро (амигос - платос), равнодушным - палки в обоих смыслах (индеферентос - палос), ну, а врагам, ясно дело - плюмбум.
«Ультиматум Ходорковского» был - в более лаконичном виде - изложен ещё лет пять назад золотым пером радикально-либеральной оппозиции политологом Андреем Пионтковским в его знаменитом «Воровском пароходе» и последующих публикациях.
Давайте сравним «ультиматум» Ходорковского и опубликованный 24 года назад тогдашним эквивалентом радиостанции «Эхо Москвы» журналом «Огонёк» программный текст бесспорного кумира российских либералов тех лет Гавриила Попова - одного из сопредседателей Движения «Демократическая Россия», недавно избранного председателем Моссовета.
Этот текст также был откровенным призывом к советской партийно-хозяйственной номенклатуре сдаться демократам. Им обещались очень важные вещи: возможность легально стать частными собственниками того, «условными держателями» чего они являются при коммунистах; обретение респектабельности в качестве членов демократического истеблишмента новой свободной России; возможность участия в политике с перспективной вновь стать правящей партией; возможность стать частью нового профессионального госаппарата при сохранении права оставаться – по желанию, разумеется - консервативной частью истеблишмента, критикующей реформы…
Как выяснилось менее чем через год, условия были изучены и приняты, и ГКЧП, опирающееся на армию, КГБ и ЦК КПСС, с удивлением обнаружила, что менее чем за двое суток госаппарат, включая часть генералитета, либо притворился «нейтральным», либо вполне откровенно буквально «перетёк» на сторону демократов.
Впоследствии «условия» Попова, как и все неписанные договоренности, был скрупулёзно выполнен обеими сторонами. Текст Попова не был ультиматумом, хотя угроза в случае отказа принятие условий всё время ненавязчиво маячила: в виде люстраций, начатых победившими восточноевропейскими антикоммунистическими революциями, пример победоносной Бухарестской революции в декабре 1989 года и раздавленной танками Бакинской революции в январе 1990 года, с одной стороны; и вполне комфортного существования номенклатуры, догадавшейся перейти в «Народные фронты» в Молдове, Литве, Латвии и Эстонии, а также сплотившейся вокруг Лужкова в столице.
Сравнение этих двух текстов показывает их принципиальную разницу.
Попов обратился ко всему классу-сословию советской номенклатуры. Он отлично знал о её расслоении, но внешне обращался ко всем. Это позиция европейской буржуазии XVIII-XIX веков к аристократии – дайте нам гражданское и политическое равноправие (конституцию) и сами входите в рынок, занимайте, если сможете, лидирующие позиции в бизнес-элите.
Ходорковский обратился к отдельным феодальным по своей сути кланам. Отечественные политологи уважительно называют это «расколом элит», на самом деле, это откровенный призыв к нарушению вассальной присяге и переходу на сторону претендента на престол. В европейском XVIII веке, с устоявшимися представлениями о легитимности власти, такое обращение невозможно. Это игры предшествующих веков, когда соорганизовавшиеся бароны, графы и герцоги выбирали, какую династию они хотели бы видеть на троне. В императорской России этот этап завершился с воцарением Александра I.
В отечественной политической науке есть введенное академиком Юрием Пивоваровым (директор ИНИОН, автор теории «Русская система») понятие "конституционная константа Сперанского". Её суть - любая конституция в России будет иметь главу государства, по свои полномочиям находящегося вне и над остальными ветвями власти. Началось с составленного Сперанским в 1807 году проекта гипотетической конституции. Потом её положения повторились в Основных законах 1906 года и в ельцинской конституции 1993 года. Перерыв на советский период был вызван тем, что роль главы государства была в коммунистических конституциях отведена компартиям.
Поэтому я предлагаю ввести понятие «константа Отрепьева» - в качестве определения методологии захвата власти опальным деятелем, делающим ставку на измену среди придворных и переманивание вассалов.
Советскую власть можно было свалить, только переманив или свергнув правящий класс, но главное – делегитимизировав его, развенчав коммунизм.
Опора путинизма – только лишь слой бюрократии, включая силовую, и принесшие Кремлю вассальную клятву торгово-финансовые магнаты. И иной легитимности, кроме харизматической, у режима нет. Как её не было у Бориса Годунова или российских монархов в столетие между смертью Петра I и вплоть до воцарения Николая I. Поэтому те, кто делает ставку на неверность «феодалов» и раскол правящих группировок, стратегически совершенно прав. Однако, русская революция 1989-93 года (в моих терминах - Чётвертая), хотя её основной силой и была интеллигенция (мелкобуржуазный по природе и стремлению слой), по своей сути, была буржуазной, антифеодальной.
Но программа Пятой русской революции должна быть не антитоталитарной (антисредневековой), но антикоррупционной (её уже назвали, немного забежав вперёд, Антикриминальной), а значит - «мелкобуржуазной» (мечта о честном и «дешевом» правительстве, о царстве демократического местного самоуправления).
Поэтому странно предполагать, что бремя совершения гипотетической «Антикриминальной революции» возьмёт на себя крупная буржуазия и высокопоставленная бюрократия, т.е. как раз те социальные группы, которые больше всего от торжества мелкобуржуазной демократии и проигрывают, что очень правильно отметил сам Ходорковский в своей статье 9-летней давности «Левый поворот».
От редакции: Вот два пассажа автора:
- "насколько стало примитивным наше общество за последние четверть века";
- "русская революция 1989-93 года (в моих терминах - Чётвертая)".
Как мы понимаем, революция в историческом плане вещь сугубо позитивная, издержки которой искупаются движением к прогрессу, причем прогрессу быстрому. Но что же это за "четвертая революция", которая привела к очевидной примитивизации общества через четверть века после ее окончания? То же Румыния - четверть века назад одно из сильнейших государств Варшавского договора, стоящее в двух минутах от создания собственного ядерного оружия - четверть века спустя просто европейский попрошайка с безнадежно бедным населением.
Что-то не клеится тут с логикой. Либо мы не понимаем нашего общества и не видим его высочайшего прогресса, либо 25 лет назад произошли не революции, а нечто иное... Ну какая это революция, после которой через 25 лет стоит вопрос о том, чтобы установившийся криминальный порядок срочно заменить хоть на что-нибудь, хоть на мелкобуржуазное что-то...
Что это за революция, через 25 лет после которой даже Ходорковский, в общем, недалекий человек из числа "урвавших", но не справившихся с хозяйством (тот самый мелкий буржуа, ставший вдруг олигархом), выглядит гением всех времен...
PS. Надеюсь, автор не намерен всерьез нас убеждать, что "Левый поворот" писан лично Ходорковским на тюремной шконке долгими зимними вечерами?
А.Б.
|
|
