Из 4-й части «Поэмы Столицы»
чтобы попасть в Мосгорсуд в одиннадцать часов, надо стартовать из дома в девять тридцать. только пешком – таково моё участие в процессе. не суеверие - скорее, собственный, из всей Поэмы следующий ритуал. полтора часа бодрого шага, мой личный марш-бросок на врага… вот только размытый этот враг, в домах растворённый, на президиум суда взведённый. определяется словами, взглядами, одеянием – там, под лапами двуглавого… прошлым летом поставил небольшой рекорд: до Сокольников за час от Каретного, и вовсе даже не бежал, а шёл созерцательно, на вечер стихов Василины. сейчас же, конечно, шагаю быстрей.
всё это о времени, всё это о нас: собирают в одном месте, за тремя кольцами (если вспоминать о циферблате, то каждое кольцо соответствует и одной стрелке, Третье, соответственно, секундной), собирают уже не по нашей воле, но для расследования тех секунд, что в момент суммации воль могли бы стать судьбоносными для страны, но не стали. поэтому и судят, побеждёнными выставляют. и многие бегут в дни суда, дисциплинированно собираются к одиннадцати на проходных Апелляционного корпуса, словно вновь на том рубеже, у кинотеатра «Ударник». штрафные сборы, странные повторы – повторы для Системы, а система это множественность людей, растворённость их интересов во всём окружающем, но во власти представляемая конкретными чинами, персонами и, конечно, классом. суд – одна из ветвей власти. всё, что мы можем сделать сейчас, это усесться дружно на эту ветку так, чтобы она обломалась под весом общественного мнения. Замашнюк это чует, в зал бросая взгляд не столь учительский уже, сколь тревожный.
утренняя Самотёка – во все стороны течёт из-под моста. её лучше обходить левее, через бульвар, у бюста гвардии капитана Попкова. у люка Московской городской управы – дореволюционного, с крестовиной посредине, их там несколько, в районе, на некоторых аббревиатура «МГУ» сбивает с толку современников…
который нынче судный день? начало или середина Процесса? никто из прохожих не подскажет верно (пожалуй, и удивится вопросу), ведь Столица вертится всеми часовыми и автомобильными колёсиками не по нашему летоисчислению и, главное, не по нашей тематике. вернее – по общему времени, от Р.Х., условно возрастающему, но в прежних буржуазных ритмах, которым от роду двадцать с лишним лет, - короткая, но жизнь. и на Болотной шестого мая она могла прерваться: прихлынули иные настроения, образовалась точка перехода количества в качество. количества масс - в качество власти, в майдан-совет-вече, как угодно можно называть то, что не состоялось… но назревало-то планомерно.
…перебежать Олимпийский проспект легко, важно уловить прогал в первой, ближней полосе, а вторая притормозит, теперь так полагается. тоже правила, тоже общественный консенсус – помимо порицательной стороны. сильные нехотя уступают. научились за десятилетие тормозить скорости, набранные в девяностых, когда владелец иномарки был королём всех дорог... вверх по лестнице на церковный холм, и дворами параллельно Троицкой улице, тут панельную двухэтажку ломают, мастерские при бывшем ПТУ...
маршрут от Октябрьской площади до «Ударника» и далее проходили мы десятки раз по красным датам. «намоленный», натоптанный путь. но с 2012-го произошёл первый качественный скачок. в декабре быть не мог, а в феврале шли браво, не щадя глоток, краснознамённо в середине всего течения. в шапке Леонидаса, проданной им мне по товарищеской цене – снаряжал в Сибирь родную… поворачивали от «Ударника» направо организованно, размещались на галёрке митинга, и уже десантники на эранах (в силу отдалённости сцены) пели в укор Путину, опошлившему свободы призыв. не смотря на мороз – лезли на железяки снегоуборочного трактора, и за лобовым его стеклом читали в столбик минимализм, в духе Вс. Некрасова «В ЖО ПУ». и люди разноцветные вокруг, с креативными плакатиками-котиками. и шутили демкИ, словно тут стояли, не уходили с декабря, а наша красная колонна подоспела поздно: мол, только тут живых коммунистов и увидишь. широкая коалиция коалолицая...
морозно, но прекрасно – тот самый воздух свободы, который ждёт ораторского слова, чтобы по нему, оформленному политической истиной, шагнуть массам выше. но выше поднимался только пар над первой ГЭС, где во дворе, за воротами тайно проживает мозаичный ленинский лозунг «Мы придём к победе коммунистического труда». и промороженный люд разбегался, услышав лишь своих ораторов, а иногда и их недослушав. и Удальцов говорил недолго, но здорово – правда, как всегда общО и грубовато. но тычок в Путина был по делу – туше. и таких даже вербальных успехов у масс никакой властитель не прощает – причём ему не нужно ничего велеть, просто соседние ветки властей так явно об этом догадываются, что... вот и спешу на суд. ведь они берегут ствол, они берегут вертикаль… гневный голос Удальцова бил пАром, как ленинская ГЭС за его спиной, и мороз отступал, и я отступал к Большому Каменному, к Боровицкой. встречая несуразные пластмассовые столики, комфортабельные автобусы для свезённых либеральных масс, имеющих таблички принадлежности к Прохорову. Рязань, Кострома… вездесущий высоченный, как жираф, олигарх, выглядывал отсюда выборные перспективы. а народ чайку горячему завсегда рад. и пресловутым печенькам. но выдадут только тем, кто под прохорями пришёл.
это была начальная стадия консолидации. таких бы митингов ещё пяток. однако календарь возможностей не оставлял выбора – «этот май-баловник»… к Комсомольской площади трёх вокзалов выходить лучше по Большой Спасской. как на работу, как на работу – вместе с теми, кто на работу, но быстрее их. и всё рядом, всё по плечу – гостиница Ленинградская, часы Казанского вокзала, на которых только двадцать пять минут одиннадцатого, а лучше – пятнадцать, тогда точно успеваем. пересчитав привычно всех бомжей, которых не так с утра и много – между Ленинградским и Ярославским вокзалами, - гляжу на универмаг «Московский», хитрую советскую ловушку для былых «колбасных электричек». выше него «Почта России», всегда там, на задворках Казанского укрывавшийся почтовый корпус, пахнущий сургучом и торфом внутри, бывал там в девяносто я втором, грузил книжные пачки, присматривал красно-мелованного Андрея Белого в каком-то детском, раннем издании…
счастье или повинность – это моё движение? товарища Леонидаса сейчас уже выводят в серостенный автозак – ехать хоть и близко, но из-за нескольких развязок и перекрёстков не менее часа уйдёт. а я движусь со Столицей к Красносельской и дальше – ещё под два моста, поговорить с домами о наших делах, и наконец по Стромынке приземлиться по ту сторону Яузы. потому что так надо изо дня в день, чтобы пожать руку Сергея, поглядеть ему в глаза, выглянуть с ним вместе в мосгорсудное окно в сторону Преображенской площади…
«Ай да Кригер, ай да сукин сын» - название места работы, остроумно упомянутое в ответ на вопрос суда. консалтинговое или юридическое даже агентство. не видел я его, хоть имя слышал, а он довольно крупный со спины. вспоминает для судей шестой май – толчею на малом мосту. Замашнюк всемилостивейше спрашивает: «А мешало ли вам что-либо уйти назад?». бутылочное горлышко вновь зафиксировано. но почему не повернули? крупный Кригер постеснялся умозаключать, но мог бы ответить вопросом на вопрос в данном случае: «А разве я шёл на митинг, чтобы потом убежать с него? Может, и Путин бы повернул на полпути к Кремлю, передумал бы унаугурироваться?!»
с самого начала взяв на себя морализаторские функции Замашнюк выглядел в этих увещеваниях школьным военруком каким-то: налицо идейность, хоть и разная, свидетелей, так зачем глупыми вопросами опускать и так низкий в зале рейтинг суда? давка, жарко, дым, газ, стычка – но митинг законный, он должен состояться, его надо добиваться, и никто уходить не собирается. молодец, Кригер, хоть и либерал. честно сказал, что с подсудимыми – скорее идейный враг… Серёга всё улыбается – ведь на его улыбке держится наш день.
"Дело Левого Фронта". Начало процесса
"Дело Левого Фронта". Возможности и потерпевшие
"Дело Левого Фронта". Bolotnaya dream и Аэродрим-тим
"Дело Левого Фронта". Вашингтонская простоквашка
|
|
