Тиран медоточив, пока не в полной силе.
Как был приветлив Гай, и как его любили!
Но речь медовую сменяет лютый гнет,
И в страхе ледяном покорствует народ.
Жан Расин. Британик
Всегда тот же
Говорить о каких-либо переменах в российской политике бессмысленно. Бессмысленно хотя бы потому, что ничего в ней всерьез измениться не может. И не сможет – до тех пор, пока существует это государство.
Меняться могут лишь мелочи, но суть власти и сегодня остается в точности такой же, какой она была в 1991 году. Даже замена Ельцина на Путина ее ни в малейшей мере не затронула – все-таки роль личности в истории (даже «если эта личность – президент», как высказался по сему поводу Виктор Черномырдин) не настолько велика, как обычно принято думать. Суть не меняется, она лишь обнажается – точнее, обнажалась все эти годы. И это, на мой взгляд, хорошо. Почему?
А давайте вспомним.
Разгул демократии
Итак, на дворе 1991 год. Председатель Верховного Совета (и неофициальный вождь «Демократической России») Борис Ельцин становится президентом России. Становится он им, между прочим, в ходе общенародных выборов (выйти на которые годом раньше побоялся Михаил Горбачев).
Обращаясь к народу, Ельцин всячески подчеркивает: я стал президентом лишь потому, что вы так захотели. И лишь в околокремлевских кругах (да и то – вполголоса, и не раньше 1992 года) начинает ходить словечко «царь»…
Но пока что продолжается разгул демократии. По крайней мере, официально считается, что все в стране зависит от воли народа – и народ, что характерно, в это верит.
Первые заморозки – точнее, намек на них – намечаются уже в следующем году. Московский мэр – наидемократичнейший демократ Гавриил Попов – на полном серьезе рассуждает о возможности применения военной силы против «голодных бунтов». Руководитель госбезопасности заявляет, что главная задача его ведомства – предотвращение социального взрыва (то есть ситуации, когда хозяева страны решают уволить своих слуг).
Разве что отдельные личности (ради вежливости назовем их маргинальными) наподобие Валерии Новодворской или поэта-пародиста Александра Иванова призывают к установлению диктатуры – разумеется, во имя демократии. Над ними пока что беззлобно посмеиваются.
Черный октябрь
Но тогда же, в 1992 году, из-под улыбающейся маски власти начинают проглядывать клыки. Власть становится предельно радикальной в своем экономическом неолиберализме – и одновременно жестоко подавляет даже малейшие попытки организованно выразить протест против своей политики (вспомним избиения демонстрантов, которые продолжались на протяжении практически всей истории Августовской республики).
Кремль делает первые – поначалу робкие – шаги к диктатуре. Принимать какие-то необратимые меры он пока что опасается. Даже после осенних событий 1993 года все разговоры о диктатуре не в полной мере соответствовали действительности.
Сами октябрьские события принято называть переворотом. Это и в самом деле верно, но лишь отчасти. Скажем так: это был переворот – но не узурпация. Как минимум с начала 1993 года президент и парламент, грубо говоря, «мерились легитимностями» – выясняли, кто из них всенародноизбраннее. Обе стороны в конфликте ссылались на волю народа – и у обеих для этого были основания.
Весной того же года враждовавшие ветви власти обратились именно к народу как к верховному арбитру в любом споре (другое дело, что итог референдума можно было толковать и так, и этак). И в данном случае совершенно не важно, действительно ли Ельцин и Хасбулатов стремились узнать и исполнить волю избирателей – или же это была обычная политическая манипуляция. Важно другое: тогда наша воля и в самом деле что-то значила, и уже по этой причине власть была вынуждена скрывать свои диктаторские замашки.
Кремлевский стриптиз еще только начинался.
Голосуй – и проиграешь
Обратите внимание: даже после октябрьской бойни Ельцин действовал достаточно осторожно, с оглядкой. Да, выступление оппозиции было подавлено – но где гарантия, что оно было последним?
Режим пока еще вынужден искать одобрения у нас – и для своей конституции, и для своих кандидатов в новый парламент (в то время – вовсе не бессильный). Поражение «Выбора России» на декабрьских выборах действительно оказалось для него весьма неприятным сюрпризом.
Президентские выборы 1996 года были последними настоящими выборами – и одновременно крупным шагом к диктатуре. На протяжении нескольких месяцев вся мощь государства была направлена на одну цель: завоевание народной поддержки, хотя бы на короткое время (а большего уже и не требовалось).
Диктаторы не отплясывают на сцене (разве что – из прихоти). Им это просто не нужно. Но намного важнее другое: итоги выборов показали Кремлю, что диктатура в России не встретит более-менее серьезного сопротивления.
В последние годы многие авторы утверждают, что Зюганов на самом деле выиграл выборы 1996 года – но уступил победу Ельцину и не стал отстаивать свои (и – что гораздо важнее – своих избирателей) права. Вполне вероятно, что именно так все и было. Но разговор-то не о Зюганове, а о состоянии общества. Если вождь КПРФ и впрямь так поступил – откуда взялась у него такая возможность? Почему вопрос о том, признавать ли итоги выборов, зависит от воли одного человека – или, что сути дела не меняет, от узкой группы лиц?
Получается, что люди, проголосовав, к примеру, за Зюганова, тем самым сказали ему: «Вот тебе наши голоса – и делай с ними что хочешь». Согласитесь, с таким народом нет смысла церемониться. Ельцин рассудил точно так же – и потому его второй срок заметно отличался от первого.
Теперь уже президента (царя, товарищи, царя!) мало волновало мнение подданных. Кремль переставал даже делать вид, будто кому-то подчиняется. Лишь изредка, когда требовалось хоть чем-то подкрепить то, что заменяло нашей власти авторитет, стране напоминали, что президент у нас – всенародно избранный.
Новогодний подарок
Следующий шаг был сделан под новый, 2000 год. Всенароднейший из избранных просто-напросто отказался исполнять свои обязанности (которые, по идее – вместе с правами – возложили на него мы, избиратели) и назначил на свое место какого-то чиновника.
По этому поводу нелишне будет вспомнить популярный в последние годы анекдот. Накануне Нового Года дочь Путина мечтательно говорит:
- Интересно, что мне в этом году подарит Дедушка Мороз?
- Как тебе не стыдно! – укоряет ее отец. – Такая большая девочка – и до сих пор веришь, что какой-то чужой дедушка тебе на Новый Год что-то подарит!
- А почему бы и нет? Тебе же какой-то чужой дедушка подарил на Новый Год целую страну!
Да, именно так – нас подарили (во всяком случае, «вид снизу» именно таков). Примерно так же, как в свое время барин мог подарить соседу деревеньку – вместе с крепостными.
Впрочем, история о дочери Путина – не такой уж анекдот. Вот если бы с помощью машины времени можно было бы перенестись в 1991 год и рассказать тогдашним демократам, что произойдет в стране восемь лет спустя – это было бы воспринято как гораздо более смешной анекдот.
Впрочем, это еще не заключительный момент стриптиза власти.
Путин – на самом верху, но его положение пока недостаточно прочно (как и у всякого свежеиспеченного правителя). Вот почему первый президентский срок Путина был, по сути, гигантской пиар-кампанией. Новый президент всеми силами стремится завоевать народную поддержку.
Однако обратите внимание: при этом он отыгрывает роль не демократа и рубахи-парня (как Ельцин) а строгого, но справедливого царя-батюшки. Восемь лет «после СССР» приучили людей к новым порядкам.
Аз есмь царь!
Кульминационной точки процесс достигает уже после президентских выборов 2004 года. Наконец-то с нами можно не церемониться. Диктатура являет себя во всей красе (точнее, почти во всей – фиговый листок пока еще остается).
Яркий пример – переход от выборных губернаторов к назначаемым. Иными словами, власть перестает делать вид, будто в какой-то мере зависит от своих избирателей. Президент – выше всех и всего, и он сам решит, кто будет управлять на местах этим быдлом.
Характерно, что предлог для этого нововведения был откровенно притянут за уши (для тех, кто уже забыл: выборность губернаторов была отменена сразу после Беслана). Власть лишний раз дала понять, что стесняться ей абсолютно нечего.
О монетизации льгот и намеченных на ближайшее время реформах (в частности, ЖКХ) подробно говорить не стоит. И так ясно: осуществлять подобные меры может только власть, которая абсолютно независима от населения – и абсолютно же равнодушна к его мнению.
Остался фиговый листок
Впрочем, фиговый листок пока что остается – последний шаг к открытой диктатуре еще не сделан. Каким он будет, сейчас предсказать затруднительно.
Однако вряд ли Кремль пойдет на отмену выборов или производство Путина в пожизненные президенты. Дело даже не в том, что подобный шаг будет плохо смотреться со стороны – просто он лишен смысла (выборы уже в 2000 году были обычным ритуалом). Скорее, меры, направленные против оппозиции, будут ужесточены – я имею в виду роспуск отдельных неподконтрольных режиму оппозиционных организаций, преследование их членов и запрет на митинги и демонстрации.
Впрочем, власть уже и сейчас обнажилась в достаточной мере, чтобы ее сущность была видна всем. Современный российский режим, безусловно, диктаторский. Но диктатура – это всего лишь инструмент, это средство достичь каких-либо целей и обслужить интересы конкретных социальных групп.
Плохо не то, что в России диктатура – плохо то, что это диктатура ничтожного меньшинства, причем меньшинства паразитического, неспособного и не желающего приносить хоть какую-то пользу всему остальному населению.
Власть в России – чужая. И за последние годы это стало очевидно даже слепым. Сказанное, конечно, вовсе не означает, что большинство народа вскоре выступит против этой власти. Но даже пассивная поддержка режима со временем будет все больше слабеть. Вряд ли Кремль от этого рухнет – и все же…
|
|
