Кризис мечты

Как это ни удивительно, но одним из индикаторов состояния умов выступает фантастика. В отличие от официальных деклараций, где содержатся, в основном, расхожие штампы, вроде «мировой революции» и «верности делу Ленина» (которые употребляет даже КПРФ), в фантастике описывается именно то положение, которое кажется наиболее естественным (причем очень часто не только для автора, но и для «усредненного читателя»). Никто не будет ни читать, ни писать романы, в которых герои действуют по «официальным» партийным программам.

Рассматривая в этом плане постсоветскую фантастику, можно заметить возрождение «левой повестки» во второй половине 2000-х годов, когда среди господствовавшего до этого антисоветского и антикоммунистического направления ( к которому относится в том числе и так называемая «имперская фантастика» - сказаниям о непобедимой Русской Империи в том или ином варианте), можно стало заметить возрождение идей, созвучных левым. В отличие от бытовавших до этого «псевдосоветских сказок», в которых благородный армейский или «кагэбэшный» офицер оказывался героем, поднимавшим страну «с колен», в «левой фантастике» главной было иное: возможность «народной борьбы» с существующим режимом. Наиболее чистой ее вариацией можно считать сюжет, при которой некая вооруженная группа единомышленников ведет борьбу против угнетателей. Конечно, влияние «имперского дискурса» прослеживается и в этой сфере, в виде частого наличия бывших офицеров или «службистов», но они тут далеко вторичны.

Кроме всего прочего, как правило, группа составлена из людей с нонконформистским мировоззрениям, близким к мировоззрению левых второй половины 2000-х годов (как правило, так называемое «неавторитарно левое»). Ну, и соответственно, состав ее, как правило, разный: всевозможные офисные работники, люди свободных профессий, иногда, впрочем, появляются и рабочие. В отличие от «поднимающих Россию с колен» спецназовцев «правой идеи», данная концепция выглядела вполне соответствующей левым реалиям. В 2000-х годах началось «вторичное формирование» левой идеи в России (и на Украине), и соответственно, образование первых левых групп после многолетнего господства правых и ультраправых. В связи с объективными обстоятельствами они складывались, в основном, из представителей многоликого «среднего класса», он же «офисный планктон» - той категории граждан, которые эпоха «стабильности» 2000-х годов смогла приподнять над ужасом окружающей действительности.

Если до этого «средний класс» составляли, в основном, мелкие бизнесмены и наемные работники крупных корпораций, обеспокоенные огромной конкуренцией в своей «сфере» (поскольку «нормально оплачиваемой» работы было мало), то «стабильность 2000-х» создала иллюзию более-менее обеспеченной жизни, в которой многочисленные офисные работники могли хоть на какое-то время не думать об обеспечении своего существования. Это привело к поднятию ими более общих вопросов, чем «на что я буду жить завтра». Мейнстримом стало формирование «нового патриотизма», который и породил расцвет вышеупомянутой «русской боевой фантастики». Но, помимо мейнстрима, данная «генерация» дала целый спектр всевозможных идейных течений, так или иначе выходящих за пределы господствующих в 1990-х годах идей «утилизации» и драки за большее число благ. В этой ситуации определенная часть граждан, пусть и не очень большая, выбрала так называемые левые идеи в качестве своей идеологии.

Именно эти «новые левые» и создали свое представление об оптимальном развитии событий. Надо понимать, что в этот период марксистские представления, не говоря уж о методологии, не были особенно популярными. Напротив, считалось, что актуальность марксизма низка. Почему так произошло - отдельная тема, тут можно только отметить, что популярность тех или иных идей всегда отстает от их актуальности. Поэтому «новая левая» выстраивалась на конструктах, старательно обходивших марксизм. В совокупности с особенностями социального происхождения «новых левых» это приводило к тому, что в качестве революционного субъекта рассматривался не пролетариат, а пресловутый «средний класс».

Тут отложилось все: и незнакомство или демонстративный разрыв представителей «среднего класса» с рабочими (вызывающими ассоциацию то с «ужасами совка», то с нищетой 1990-х годов). Тут признание «неэффективности марксизма» (созданной иллюзией 1990-х годов, когда нищие и голодные люди, в целом, «поддерживали курс реформ»). Тут и наличие многих иностранных и отечественных теорий, созданный в период «неработы марксизма», начиная с «постиндусттриализма» и тоффлеровской «третьей волны», приправленные всевозможными этическими и религиозными учениями 1980-х и 1990-х годов. Разумеется, отсюда происходило огромное число «левых теорий», согласно которым «революция» должна была совершиться «бескровно», ненасильственным методом, чуть ли не через переубеждение элиты в левые взгляды. Но это направление, по сути, сходилось с идеями сторонников «Великой России», и в конце концов, слилось с ним.

Однако, помимо сторонников «мирных преобразований», существовало и иное направление, которое видело смысл в победе народного восстания. В рамках мышления представителей этого направления смысл имело некое «выступление народа», которое могло привести к смене общественного строя. Помимо вышесказанного, к его созданию привели и особенности реального послевоенного революционного движения, происходящего по преимуществу в странах Третьего мира, в котором пролетариат не играл никакой особой роли в связи со своим отсутствием. Идея «всеобщей герильи», заложенная еще кубинскими «бородачами», выглядела действительно более «красиво» по сравнению, скажем, с российской революцией 1917 года: намного менее кроваво и более «сексуально», если так можно сказать, все же девушки-латиноамериканки и подчеркнуто маскулинные мужчины выглядят лучше «серой массы» красноармейцев. Ну, и идея «точечного насилия» над эксплуататорами-плантаторами много приятнее весьма неприглядной картины русской Гражданской войны, с массовыми расстрелами и сожженными деревнями.

Результатом подобной «революции» мог быть довольно широкий спектр ситуаций - от «капитализма с человеческим лицом», без коррупции и олигархов, и до социализма или коммунизма. Но гораздо более интересен тут уже указанный выше отказ от классового позиционирования восставших, замененных на довольно размытое понятие «народ». В некотором смысле, это роднило «новых левых» с представителями русской интеллигенции прошлого, которые видели только себя в роли силы, способной изменить социальный строй, хотя генезис данных явлений был различен. И уж тем более, различалась массовость и радикализм этих «революционеров»: в XIX веке делали бомбы, а в XXI ограничивались акциями протеста.

Но, несмотря на слабость «реального действия», развитие средств массовой коммуникации, и прежде всего, интернета, позволили «новым левым сторонникам восстания» довольно широко распространить свои представления. Еще более значимой ее сделала так называемая «арабская весна», которая затронула Ближний Восток с конца 2010 года. Казалось, что тут практика полностью подтверждает ожидания: в одной стране за другой восставший «народ», безо всякого учета классовых различий, свергал прежнее правительство. Идея, что «средний класс» - тот самый вестернизированный «офисный планктон», объединившись посредством социальных сетей, сможет стать «локомотивом» революционного движения, поначалу подтверждалась.

Правда, уже в Египте стала видны весьма неприглядная «изнанка» «арабской весны», когда на волне возмущений, начатых «твиттерной революцией», к власти приходили сторонники радикального ислама. Стали закрадываться вполне обоснованные сомнения, что именно эти, имеющие разветвленную структуру, силы и есть основной источник «революционных изменений». После Ливии, где враждующие друг с другом кланы превратили цветущую еще недавно страну в развалины, ссылаться на «арабскую весну» стало вообще неприлично. Но, тем не менее, оставались еще определенные уловки, чтобы сохранить «хрустальную мечту» о «народном восстании». Явно об этом не говорилось, но на определенно уровне подразумевалась «недостаточная развитость» арабов, их религиозная темнота и малообразованность. Дескать, потому и братья-мусульмане, что ислам и нехватка европейской культуры. Вот случится восстание в «нормальной стране»...

Как говорится, «не буди лихо, пока оно тихо!». Случилось. Наступил период нынешнего украинского кризиса. Если считать по количеству мифов, которых он разбил, то данный кризис можно назвать величайшим событием в истории (по крайней мере, последнего десятилетия. А может, и не только). И вероятно, что «пальму первенства» уничтоженных представлений можно по праву отдать мифологии левых. Начиная от развенчания «сверхмифа» 2000-х о «пассивности народа» до уничтожения уверенности в «естественности левых идей для нищего населения». Кроме того, почти полностью был уничтожен «советский миф» - представление о поддержке большей частью населения так называемых «советских ценностей». Этот миф был крайне популярен среди так называемых. «красконов», и его уничтожение нанесло этой разновидности левых крайне болезненный удар. ИМХО, вполне вероятно, что после этого «красконы» как отдельная сила вряд ли смогут существовать.

Но подобная ситуация касается не только «красконов» и прочих «советских патриотов». Не менее сильный удар события на Украине нанесли и по более «революционным» левым, мечтающим о «народной революции» в той или иной форме. Хотя бы потому, что «евромайдан» прошел практически по всем «канонам» «народной революции», которую так страстно ждали. Он стал внеклассовым народным восстанием, в котором определенная часть народных масс выступила против олигархической власти. И сколько бы ни говорили о «внешнем факторе» в виде пресловутого Госдепа, но большинство участников «майдана» вряд ли вывел на улицу Госдеп.

Но при всем этом «майдан» оказался абсолютно глух к социальным требованиям. Более того, начальные попытки левых придать какую-то социальную повестку этому протесту привели к избиению их в самом начале декабря 2013 года. Надо сказать, что правый характер мероприятия при этом был еще не выражен, и «майдан» пытался выглядеть, как то самое «народное восстание». «Правого сектора» еще не было, и на майдане господами еще чувствовала себя довольно умеренная «троица»: Тягнибок, Яценюк, Кличко. Но левых уже били.

Впрочем, и попытки «троицы» использовать социальную повестку провалились: она «восставшему народу» оказалась неинтересна. Дальше, разумеется, пошел процесс все большего «правения» «майдана», вплоть до его окончательной победы. Я не буду останавливаться на всей этой истории, благо, она широко известна, но отмечу лишь, что левым хватило и первого случая, чтобы понять: их не ждут на этом «празднике жизни».

Что же касается действий «украинской революции» после победы, то и у новых киевских властей, и у рядовых сторонников, и у членов «Правого сектора» и всевозможных самооборон если что отсутствовало, так это внимание не только к левым (за исключением избиения их), но и ко всевозможным социальным вопросам. Обыкновенно приходящие к власти силы, да еще таким слаболегитимным способом, первым делом начинают вести популистскую политику, увеличивая социальные выплаты и т.д. В общем, всяческими способами увеличивают число своих сторонников. Но в Киеве получилось иначе. Пришедшие к власти путем «народного восстания» силы, наоборот, сделали ставку на жесткую политику только в своих интересах, со всеми этими сборами «на восстановление Киева» и массовыми люстрациями. Результат «народного восстания» оказался настолько неприглядным, что, по сути, дискредитировал всю идею «народных выступлений» представителей среднего класса. Стало понятно, что «народ», выходящий на подобные мероприятия, не имеет с созданными левыми идеалами ничего общего.

На самом деле, и тут еще можно было найти «отмазку», сделав акцент на том, что это - «неправильное народное восстание», что оно срежиссировано американскими спецслужбами (что довольно близко к истине). Но, на беду «новых левых», украинский кризис победой «евромайдана» не кончился. Новые украинские власти своими действиями смогли в самые первые дни запустить процесс распада «национального консенсуса», что вызвало в Юго-Восточных регионах «парад суверенитетов». Вот тут-то, казалось, уже не было никакого «госдепа». Более того, в отличие от «евромайдана» с его «ленинопадом» и ненавистью ко всему советскому, «восстания» на Юго-Востоке выглядели гораздо более привлекательными в плане реализации «ожиданий 2000-х годов».

Но и тут «не прокатило». Наступила «Крымская весна», «вежливые люди», «самооборона Крыма» и т.п. события мирового масштаба. А как же левые? В самом лучшем случае поднимались красные знамена, но, как правило, они терялись среди российских и крымских триколоров. Да что там триколоры, «имперок» и то больше было. И ведь при этом, в отличие от «евромайдана» и послемайданного Киева, левым никто особенно не мешал, не говоря уж об арестах и избиениях, более того, относились к ним подчеркнуто благожелательно. Красные знамена скорее уважали. Но результат - нулевой. Крымчане получили то, что хотели: вхождение в состав РФ. Левые не получили ничего. (Впрочем, тут им хоть не грозит физическое уничтожение - и в том прогресс).

Ну ладно, многие из левых, после того, как их надежды не оправдались и на сей раз, постарались заявить, что Крым - это особое место, тут курортная зона, мелкобуржуазная изначально, и Севастополь как военная база с «патриотическим угаром» (хотя на самом деле в том же Севастополе полно промышленных предприятий). Но в целом, понимание важности рабочих и промышленности вместо идеи аморфного «народного восстания» - это уже хорошо). Но вот следующая «итерация» народной борьбы словно специально оказалась связана с самыми что ни на есть промышленными районами страны: с Донецком, Луганском, Харьковом и т.д.

Пролетариата тут более чем достаточно. Более того, именно эти районы в том самом 1917 году оказались связаны с Революцией (Донецко-Криворожская республика, как-никак). И что же, смогли ли левые идеи оказаться основой народной борьбы в этом регионе? Увы, и тут у них сторонников оказалось весьма негусто. Опять, как и в Крыму, можно увидеть чрезвычайное доминирование российских триколоров вместе с флагами «новопровозглашенных республик», вплоть до георгиевской ленты, эволюционировавшей до «полноразмерного» флага, а Красный флаг - редкость.

Что еще более удивительно, так это отсутствие постоянных забастовок на всех предприятиях Юго-Востока. Это - как раз то, с чего начиналась рабочая борьба в «прежнюю эпоху». Но сейчас о массовости забастовок говорить нельзя. За исключением небольшого числа активистов, стоящих на блокпостах или устраивающих митинги, регион живет «обычной» жизнью. Да, большая часть граждан не признает новую украинскую власть и негласно поддерживает «федералистов», но в целом они не видят особого смысла в активной борьбе. И кроме того, так же, как и на «евромайдане», поражает удивительно малое внимание к социальным проблемам. Понятно, что на фоне киевских угроз физического уничтожения проблема коммунальных платежей или заработной платы кажется менее серьезной, но все равно нежелание общества бороться за свои права заставляет серьезно задуматься.

Конечно, не все «так плохо». Сама по себе «русская весна» поднимает степень активности, вот и шахтеры все же организуют (наконец-то) забастовки, пусть и, в основном, с экономическими требованиям. Но следует понять, что ожидание спонтанной активности вне идеологической работы - вещь бессмысленная. «Правый сектор» и иже с ними сумели «прибрать к рукам» спонтанный протест именно потому, что они эту работу вели. Худо, бедно, но свою идеологию они выработали и распространением ее тоже занимались. В результате чего мы видим результат этого: в условиях полнейшего и непрерывного фейла, в который превратилась жизнь Украины, «майданщики» все еще продолжают удерживать значительное число своих сторонников. Да и противоположная сторона, несмотря на то, что ее идеология («русское единство») слабее, нежели у «Правого сектора», тоже пока держится.

Следовательно, стоит отбросить миф о спонтанном развитии протеста, равным образом об «естественности» социальных требований. Никакие она не «естественные»: у человека нет вообще ничего естественного. И при отсутствии соответствующей идеологической работы нищие и голодные люди скорее будут орать «москаляку на гилляку» или «коммуняку на гилляку», нежели выступать за повышение зарплат и снижение тарифов. В этом нет ничего особенно украинского - напротив, это универсальное правило - если бы его не было, вряд ли какой-либо эксплуататорский режим продержался хотя бы неделю.

Поэтому следует понимать, что идеологическая и агитационная работа крайне важна. Ну, и помимо всего прочего, из этого же следует, что реальные восставшие вряд ли будут соответствовать образцу «традиционной» левой «тусовки» 2000-х годов. Скорее наоборот, эта левая «тусовка» представляет собой маргинальное и ограниченное во времени явление, связанное с особенностями постсоветского пространства. В общем, быстрого и приятного восхождения к обществу справедливости не будет.

Будет медленное разматывание клубка Инферно, постепенное разрешение существующих противоречий. Но иного не дано...