Ранним утром 6 (19 по новому стилю) января 1918 года начальник караула Таврического дворца матрос-анархист Анатолий Железняков произнёс ставшую крылатой фразу: "Караул устал!". Он обращался к главе Учредительного Собрания России Виктору Чернову. Правда, никакого силового разгона депутатов за ней не последовало - они тоже устали и вскоре сами разошлись. А на следующий день, придя к месту заседаний, обнаружили двери Таврического дворца запертыми...
Но это давнее событие и сейчас служит порой предметом довольно жарких споров в блогосфере. Главное обвинение в адрес советского правительства - что оно "зачем-то" проехало мимо станции буржуазной демократии. А как было бы хорошо, если бы Россия на этой станции задержалась, насладилась бы вволю всеми и всяческими буржузными свободами, не разгони большевики, левые эсеры и анархисты Учредилку!
Что ж, такие упрёки кого-то могли убеждать на заре перестройки. Тогда ведь тоже говорили примерно так: ах, проведём свободные "честные выборы" - и заживём! Но опыт последних 25 лет уж как нельзя ясно показывает, что поезд российской истории НА ЭТОЙ СТАНЦИИ НЕ ОСТАВЛИВАЕТСЯ. Не остановился он на ней в 1918 году. Но и в 1991-1993 годах он тоже стремительно пронёсся мимо неё в обратном направлении - к буржуазной диктатуре - и опять-таки не остановился! С августа-1991 по октябрь-1993, кто бы что ни говорил, в России была буржуазная демократия - но закончилась она расстрелом протестующей толпы и военным переворотом. Так может быть, тут не случайное совпадение, а закономерность?
В России 1917-1920 годов происходило непримиримое столкновение двух, выражаясь современным языком, "элит" - старой царской бюрократии и революционеров. Ужиться вместе они никак не могли, и никакое Учредительное собрание не в силах было их помирить или заставить подчиниться своим решениям. Почему? Да просто потому, что этого не хотел народ. Владимир Ульянов по этому поводу замечал: "Я всегда говорил: прекрасен парламентаризм, но только времена теперь не парламентарные".
Поясняя эту мысль, можно привести такое сравнение - большинство приборов работает в определённом диапазоне температур: скажем, от нуля до ста градусов Цельсия. Так же и парламент. Пока общественная температура колеблется, условно говоря, от нуля до ста градусов, парламент спокойно собирается и принимает различные решения. Всё общество - одни охотно, другие скрепя сердце - подчиняются демократической процедуре. Но в эпоху революции решаются вопросы жизни и смерти целых социальных групп, общественная температура подскакивает и раскаляется, допустим, до трёх тысяч градусов. И парламент, который путем определённой процедуры примирял социальные группы, просто лопается, как перегретый пузырь.
Ведь ту же "Учредиловку" разгоняли дважды - первый раз это сделали большевики, левые эсеры и анархисты, которые, однако, не тронули самих депутатов. Все, кто того хотел, беспрепятственно отправились в белую Россию, чтобы "пить-гулять, комиссариков стрелять". На свою голову - потому что второй раз их разогнал в ноябре того же 1918 года уже адмирал Колчак, причём колчаковские офицеры расстреляли часть депутатов на берегу Иртыша, - как они с иронией говорили, "отправили их в республику Иртыш". Интересно, чем было бы лучше, если бы белые офицеры проделали это не в Омске, а в одной из столиц - Питере или Москве? И депутаты Учредилки, отыграв свою малопочтенную роль, отправились бы не в "республику Иртыш", а в "Невскую подводную республику"?
В итоге же Учредительное собрание дважды оказалось бессильно - в первый раз на почве революции, во второй раз - на почве реакции. Оно было бессильно по самой своей природе, поскольку пыталось примирить эти две враждующие стихии, примирить непримиримое.
Ульянов по этому поводу говорил: "Поверьте мне, в России возможны только два правительства: царское или Советское... Большевиков никто не в состоянии заменить, за исключением генералов и бюрократов, уже давно обнаруживших свою несостоятельность". "Надо разъяснить, что либо Колчак с Деникиным, либо Советская власть... середины нет; середины быть не может". "Всякая средняя власть есть мечта, всякая попытка образовать что-то третье ведёт к тому, что люди даже при полной искренности скатываются в ту или другую сторону". Ещё он замечал, что Учредительное собрание в этих условиях неизбежно окажется собранием дрессированных медведей, которых белогвардейские генералы будут водить через кольца, продетые в нос.
Говорили в 1918 году (в частности, Максим Горький), повторяют порой и сейчас: да ведь в "Учредиловке" сидели сплошные социалисты, никаких "буржуев" там не было, зачем же было его разгонять! Но в действительности общеизвестно, что в эпохи революции все, даже отъявленные реакционеры, перекрашиваются в революционные цвета. Обыкновенная мимикрия, покровительственная окраска, как у хамелеона. Черносотенец Пуришкевич, например, после Февраля прицеплял к одежде красный революционный бантик, его именовали "товарищем Пуришкевичем", и он хвастливо заявлял, что это именно он, и никто другой, начал борьбу с "тёмными силами старого режима" убийством Распутина... В Учредилке большинство составляли противники революции, и то, что они сами именовали себя "социалистами-революционерами", никого не должно вводить в заблуждение.
В определённые исторические эпохи некоторые социальные группы бывают настолько опорочены и дискредитированы в глазах народа, что сами не решаются выступать открыто, с поднятым забралом. Тогда они передоверяют своё представительство другим социальным группам, прикрываются ими, как щитом. "В истории тому мы тьму примеров слышим". После Февраля 1917 года царская бюрократия имела настолько одиозный имидж в глазах народа, что предпочитала, как побитая собака, скромненько держаться в тени и загребать жар чужими руками.
Вожаки Учредительного собрания 1918 года - Виктор Чернов и другие - и взяли на себя эту неблагодарную и, откровенно говоря, просто глупую роль - таскать каштаны из огня для царских бюрократов и военщины. Напомню, что большевики после Октября предлагали им войти в Советское правительство - но эсеры и меньшевики отказались. Союз с бюрократией им был почему-то милее... За что бюрократы их и "отблагодарили" от души - уже в том же 1918 году посадили в кутузку, а кое-кого и расстреляли.
Причём никак нельзя сказать, что адмирал Колчак с его офицерской диктатурой выскочил и набросился на учредиловцев, как чёртик из коробочки, из-под земли. Нет, они сами фактически вырастили его и постелили ему ковровую дорожку. Об этом писал не кто иной, как председатель Учредительного собрания Виктор Чернов:
"Ставка на доверие - так можно было характеризовать политику нового, демократического правительства освобождённой территории. Стоило ему высоко поднять антибольшевистское знамя, как под него стали стекаться все, кому большевизм отравил, испортил жизнь. Особенно офицерство... Новое правительство принимало их с распростёртыми объятиями. Атмосфера полного доверия со стороны демократического правительства, предполагалось, заставит размягчить сердца, духовно выпрямит и обновит гонимых в советской России офицеров, возродит в них демократические симпатии. Предполагалось, что они оценят такое отношение и заплатят за него безусловной лояльностью. Всё было чрезвычайно благородно, идеалистично и - увы! - в такой же мере утопично. Оказалось, что среди офицерства слишком много людей, озлобленных насмерть, бесконечно искалеченных злобой ко всему, что связано с демократией. Оказалось, что множество - если не большинство - не столько думает о будущем, сколько вспоминает о прошлом, не столько ищет достойного места в предстоящих исторических событиях, сколько жаждет мстить за пережитое. Оказалось, наконец, что немалая часть офицерства, хлебнув из горькой чаши нужды, лишений и гонений, охвачена безудержной жаждой жизни, жаждой вознаградить себя за пережитое, жаждой пить до дна полную чашу наслаждений. Кутежи, разврат, злоупотребление положением и властью, спекуляция, - всё это расцвело в тылу немедленно пышным цветом, тогда же появились зародыши будущих конспираций против демократии. "Боже, царя храни", распеваемое пьяными офицерскими голосами, начало задавать тон господствующему настроению... Уже умеренных социалистов стали считать за худших и опаснейших врагов, более уравновешенных и осторожных представителей тех же ненавистных демократически-революционных тенденций..."
Разумеется, всё это проявилось в 1918 году при формировании учредиловцами правительства "освобождённой" (от революции) территории. Учредиловка вручила власть т. н. Директории, в которой эсеры попытались заключить союз с либералами (кадетами) и военщиной. Чернов называл Директорию "простой ширмой, за которой будут прятаться до поры до времени ликвидаторы демократии: военщина, атаманщина, карьеристы и испуганные, откинутые большевистским переворотом в лагерь крайней реакции мелкие политиканы". Он писал: "Директория была для "учредиловцев" последней попыткой спасти дело демократии уступками его врагам справа... Их враги, наоборот, видели в Директории средство ликвидировать "учредиловскую" эпоху безболезненно, без вооружённого столкновения; Директория была для них полустанком на пути к военной диктатуре".
Наконец, последний гвоздь в собственный гроб учредиловцы забили выбором столицы для Директории. У них было несколько вариантов: Екатеринбург, Челябинск или Омск. Чернов: "Выбор Директорией Екатеринбурга или Челябинска с их непосредственным окружением заводских центров имел бы ещё смысл при намерении опереться на левую демократию, на рабоче-крестьянскую массу... Но как раз этого намерения и не было". (!)
А что представлял собой Омск? Чернов: "Город был забит до отказа офицерами, деклассированной "чернью высшего класса", создавшей спёртую атмосферу лихорадочной борьбы разочарованных честолюбий, горечи обманутых надежд, атмосферу схваток, взаимных интриг и разных подвохов, камарилий и карьеристских потуг непризнанных гениев, у каждого из которых был свой план спасения и даже воскрешения России плюс неутомимая жажда выкарабкаться выше всех. Здесь потерпевшие от большевиков спешили вознаградить себя за лишения, здесь шёл пир во время чумы, здесь кишмя кишели спекулянты просто вперемешку со спекулянтами политическими, бандиты просто и бандиты официальные, жаждущие денег и чинов и готовые в обмен на них вознести как можно выше своего патрона. Здесь царили "мексиканские" нравы, здесь неудобные люди исчезали среди бела дня бесследно, похищенные или убитые неизвестно кем. "Учредиловцы" инстинктивно чувствовали внутреннее отталкивание от города-ловушки и в качестве компромисса готовы были направиться в полукадетский Екатеринбург".
Но Директория выбрала - Омск! Сам Чернов с друзьями всё-таки направился в Екатеринбург. Чернов: "И вот когда собравшийся в Екатеринбурге съезд членов Учредительного собрания посылал делегатов в Омск предупредить членов Директории, что они с завязанными глазами, вслепую идут к собственной гибели, оказалось уже поздно. По прямому проводу была получена весть, что левые члены Директории 18 ноября [1918 года] "неведомо кем" арестованы и "неведомо куда" увезены, а правые "вручили всю полноту власти" военному министру - адмиралу Колчаку. А последний принял титул Всероссийского Верховного правителя. Без пяти минут император... Худшие опасения мои и моих единомышленников вдруг стали реальностью".
Нужны ли комментарии к столь откровенным мемуарам? Вся политическая механика - откуда есть пошёл Колчак и колчаковщина, кто их вырастил и выпестовал - видна, как на ладони.
Но вернёмся в январь 1918 года, когда Учредительное Собрание ещё заседало в Таврическом дворце.
Конечно, действия большевиков в те дни вовсе не были свободны от ошибок. Главной их ошибкой в отношении "Учредиловки" было то, что они слишком поспешно провели выборы, не дав левым и правым эсерам (то есть на тот момент - революционерам и реакционерам) времени разделить свои партийные списки. Получилось так, что избиратели голосовали за несуществующую де-факто партию, в которой в общем списке числились и Мария Спиридонова, и Александр Керенский. Кстати, Владимир Ульянов предостерегал от такой ошибки, но, как это часто бывало, оказался в меньшинстве в рядах собственной партии. Если бы списки были разделены, то большинство в Учредилке получили бы левые эсеры и большевики, и она просто без сучка и задоринки передала бы власть съезду Советов. О том, сколько получили бы правые эсеры при разделении списков, можно судить по тому, сколько на тех же выборах получили меньшевики и большевики (вполне аналогичные партии!): большевики 24%, а меньшевики - около 3%. Вот примерно в таком соотношении, вероятно, разделились бы голоса и между партией Марии Спиридоновой и партией Керенского...
А были ещё весьма популярные в народе анархисты, тоже сторонники советского строя, которые в выборах "Учредилки" принципиально не участвовали, но относились к ней более чем критично. И сыграли - включая того же Анатолия Железнякова - немалую роль в её судьбе. Из анархической газеты "Буревестник" за 1918 год:
Нам "учредилку" предлагают,
Но мы не верим в этот бред, -
Пусть обездоленные знают,
Что это - смерти силуэт.
Может быть, не зря анархисты писали, что Учредиловка - это, по их мнению, "смерти силуэт"? Потому что за штатскими пиджаками депутатов Учредиловки они уже ясно разглядели золотопогонный адмиральский мундир Колчака?..
Ещё одна обширная тема и излюбленный либералами мем - "большевики расстреляли народную демонстрацию в поддержку Учредительного собрания".
Но начнём с того, что уличные события 5-6 января 1918 года планировались учредиловцами вовсе не как мирная демонстрация, а как попытка взять власть вооружённым путём, опираясь на верные Учредительному собранию армейские части, Преображенский и Семёновский полки. Удивительное открытие? Но об этом вполне откровенно писал сам председатель Учредительного собрания Виктор Чернов: "Расположенный в Петербурге броневой дивизион сохранял верность Учредительному Собранию. Эту верность свою он собирался продемонстрировать в день его открытия. Первым этапом его маршрута намечались казармы Преображенского и Семеновского полков. На их митингах неизменно проходили резолюции: Вся власть Учредительному Собранию! Эта возможность какой-то консолидации сил, сочувствующих установлению подлинного народовластия, казалось, открыла бы Учредительному Собранию перспективы..."
Ещё бы! К Таврическому дворцу подоспели бы броневики Семёновского полка, вооружённые солдаты Семёновского и Преображенского полков, всё это ощетинилось бы штыками и броневиками против революции, Учредилка низложила бы советское правительство, призвала бы себе на помощь царское офицерство... И дела пошли бы "чудно" - как позднее они и пошли в Омске...
"Однако, - продолжает Чернов, - самые последние вести ни к каким иллюзиям не располагали. Большевики оказались хорошо подготовлены ко всем случайностям. В ночь под открытие Учредительного Собрания организованные большевиками рабочие ремонтных мастерских сделали порученное им дело. Путем умелого "технического саботажа" броневые машины были превращены в неподвижные, точно параличом разбитые груды железа... И последняя весть. В казармах преображенцев и семёновцев настроение мрачное и подавленное. Там ждали прихода броневиков и готовы были вместе с ними пойти к Таврическому дворцу, рассчитывая, что при таких условиях большевики отступили бы без кровопролития. Броневики не пришли. Настроение упало. Нам ясно: судьба Учредительного Собрания решена." (Цитируется по: В. М. Чернов. "Перед бурей". М., 1993. Стр. 351-352).
Как писал депутат-большевик М. Ветошкин, "при этих условиях было бы самым пагубным тянуть с эсерами парламентскую канитель". Вот тут-то и выпала матросу-анархисту Железняку историческая роль произнести своё веское слово...
|
|
