Среди многочисленных новых праздников, появившихся в нашей стране за последние двадцать лет, «День народного единства» занимает, вне всякого сомнения, особое место. Во-первых, наше буржуазное Правительство, с упорством, достойным лучшего применения разрушающее созданное коммунистами социальное государство, все же сделало 4 ноября официальным выходным днем, позволив тем самым большей части трудящихся не выходить на работу. Во-вторых, в отличие от множества других подобных дат, эта отмечается довольно широко на федеральном уровне, в частности, в предпраздничную кампанию достаточно активно включаются подконтрольные государству телеканалы и пресса.
Нетрудно догадаться, чем вызван подобный ажиотаж. Четвертое ноября должно изгладить из памяти людей Седьмое – День Октябрьской революции. Не случайно многочисленная команда штатных и внештатных кремлевских пропагандистов стремится противопоставить эти две даты. Октябрьская революция, по их словам – это заговор кучки экстремистов, а захват Вторым ополчением Москвы – народное движение против польских оккупантов. Октябрь 17-го – это мятеж против законной власти, а ноябрь 1612-го – торжество «православия, самодержавия и народности». Седьмое ноября – пролог «общерусской братоубийственной смуты XX в.», Четвертое ноября – эпилог Смутного времени века XVII.
Подобных сравнений привести можно много, но не будем отнимать хлеб у родимого агитпропа. В конце концов, это их работа. Нам важно другое – понять, что же на самом деле произошло 4 ноября 1612 г. и сделать вывод о том, правомерно ли называть эту дату «Днем народного единства». А заодно разоблачить несколько мифов о 1612-м годе, усиленно навязываемых россиянам через зомбоящик «придворными историографами» из ведомства господ Ливанова и Мединского.
Итак, кремлевская концепция (которая, несомненно, войдет в «единый учебник истории») проста как курс арифметики за первый класс. Воспользовавшись пресечением династии Рюриковичей, коварный Запад, который начиная с X в. спит и видит, как бы ему поработить православную Русь, решил привести свои захватнические планы в действие. Польские паны, действуя по указке из Ватикана, двинули свои полчища на наше Отечество, взяли Москву и принялись люд христианский мучить да порабощать. Восстонала земля Русская, но не покорилась захватчикам. Собрался стар и млад со всех концов Руси-Матушки в Нижний Новгород, где двое патриотов-богатырей – купец Кузьма Минин да князь Дмитрий Пожарский формировали Народное ополчение, - и пошли освобождать Москву златоглавую от ворогов лютых да разбойников лихих. Разгромили они рать несметную польских шляхтичей и вошли в столицу победителями. А потом всем миром избрали на царствие молодого да разумного отрока Михаила Романова – и Смута враз закончилась. И стали люди русские жить поживать долго и счастливо.
Однако вернемся, как говорится, на грешную землю и попробуем беспристрастно взглянуть на события начала XVII в., опираясь на исторические источники. Итак, в 1598 г. умер бездетный царь Федор Иванович – сын Ивана Грозного. С ним пресеклась московская ветвь Рюриковичей. Заметим, лишь одна ветвь, а вовсе не династия. Рюриковичей в те поры на Руси было очень много: потомки ростовских, ярославских, белозерских, брянских, суздальских князей преспокойно проживали в своих вотчинах. Естественно, при таком обилии потенциальных наследников началась нешуточная грызня за вакантный трон, который в итоге достался шурину покойного царя Борису Годунову, не имевшему к Рюриковичам никакого отношения. Естественно, родовитое боярство выражало недовольство, что «вчерашний раб» (по словам А.С. Пушкина) надел шапку Мономаха и плело постоянные интриги. Борис отвечал репрессиями. И все бы ничего, да вот подвела природа. Три года подряд (1601-1603 гг.) были неурожайными. Начался страшный голод, от которого пострадали, в основном, крестьяне и ремесленники. Страну стали сотрясать бунты, которые вскоре превратились в настоящую Гражданскую войну. Естественно, неграмотное, патриархальное крестьянство не могло знать о том, что такое классовая борьба, поэтому сражалось против «плохого» царя, рассчитывая заменить его на «хорошего». В стране, как грибы после дождя, стали появляться различные авантюристы, выдававшие себя, как правило, за умершего в детстве младшего сына Ивана Грозного – царевича Дмитрия. Постоянные перевороты сотрясали Москву и цари, как правило, оканчивали свою жизнь насильственным путем. Естественно, что многочисленные самозванцы нуждались в пополнении, а потому охотно приглашали на службу литовских, польских и шведских наемников, стремившихся половить рыбку в мутной воде.
В конечном итоге, произошло неизбежное – к 1610 г. страна фактически развалилась. В этих условиях родовитое боярство решило прийти в кои-то веки к компромиссу: раз победу никто одержать ни в силах, значит…нужно вернуться к «нулевому варианту», т.е. сместить всех «полевых командиров», хватающихся за шапку Мономаха. Сказано – сделано. В июле 1610 г. о взятии власти объявило «Временное правительство», вошедшее в историю под названием «Семибоярщина». Вот имена этих бояр: Федор Мстиславский, Иван Воротынский, Андрей Трубецкой, Андрей Голицын, Борис Лыков-Оболенский, Федор Шереметев и Иван Романов. Все – представители знатнейших родов Русского государства. Естественно, перед новоявленными правителями встал вопрос: что делать дальше? И тут умные головы вспомнили о событиях 750-летней давности. О призвании варягов. Тогда тоже между славянскими вождями шла нешуточная борьба за власть, и в итоге было решено призвать правителя «со стороны», не связанного ни с одним из кланов, дабы он «судил и рядил по праву».
Почему бы сейчас не провернуть подобную штуку?! В общем, все решили искать «заграничного принца». Большинством голосов остановились на кандидатуре польского королевича Владислава – сына короля Сигизмунда III. Как-никак, славянин, да и соседи все-таки. При этом, ни о каком объединении с Польшей речь не шла. Русь оставалась независимым государством, православие – государственной религией (новый царь также должен был перейти из католичества в православие). Кроме того, в целых борьбы с многочисленными самозванцами, не желавшими разоружиться и признать власть московского правительства, на Русь должен был быть введен «ограниченный контингент польских войск» для оказания «интернациональной помощи братскому славянскому народу». В столице собрался Земский Собор, который и одобрил эти решения.
Так, осенью 1610 г. небольшой польский отряд (6500 всадников, 800 пехотинцев) вошел в Москву. Т.о., ни о какой оккупации или захвате поляками русской столицы говорить не приходится! Поляки находились в Москве на легальных основаниях, так же, как впоследствии советские солдаты в Кабуле, приглашенные афганскими коммунистами. Поляки, действительно, оказали московскому правительству посильную помощь – в частности, разгромили осаждавшую Москву армию «Тушинского вора» (Лжедмитрий II), а также провели несколько успешных наступательных операций в окрестностях столицы. В результате Московская округа стала настоящей «зеленой зоной», куда не осмеливались соваться бандитские шайки.
И все бы хорошо, но появились новые проблемы. Королевичу Владиславу было всего 15 лет, поэтому встал вопрос о регентстве. Московские бояре, естественно полагали, что регентом должен быть кто-то из них, ну или, на крайний случай – патриарх Гермоген – пусть прививает отроку любовь к православию. Однако этому воспротивился его отец король Сигизмунд, который сам хотел опекать своего сына и не соглашался отпускать одного его в чужую страну (что, в принципе, было логично, в условиях продолжавшейся Гражданской войны). Кроме того, король настаивал на том, чтобы католичество уравняли с православием, по крайней мере, не препятствовали католическим миссионерам вести пропаганду. А вот это уже вызывало серьезные опасения у части русского боярства – как бы, чего доброго, польские паны не отодвинули их на задний план.
Больше всего боялся несостоявшийся регент Гермоген. Вообще, положение его на патриаршем престоле тоже было далеко не бесспорно. Дело в том, что каждый претендент на престол, естественно, имел при себе и своего патриарха. Так, креатурой Годуновых был патриарх Иов, который был свергнут, едва в Москву вступил Лжедмитрий I. Ставленник Лжедмитрия Игнатий был лишен сана после гибели своего патрона. Василий Шуйский поставил Гермогена, но кто мог поручиться, что новый царь оставит старого патриарха на своем месте? Ведь права Гермогена были далеко не бесспорны. А если даже и оставит, но разрешит католикам строить свои костелы да вести пропаганду – уж не приведет ли это к отпадению русских людей от православия? А кто тогда будет платить десятину? На что будет жить РПЦ, владевшая десятками тысяч десятин земли и крепостных? Неужели придется, по заветам Иисуса Христа и апостола Павла «кормиться делами рук своих»?
Поэтому Гермоген начинает тайно рассылать грамоты всем «полевым командирам», убеждая их прекратить распри и идти освобождать Москву от «безбожных» поляков. Т.е., проще говоря, начинает вести подрывную деятельность против законных органов власти. Вспомним недавние события в Афганистане – именно муллы, опасавшиеся в результате прогрессивных реформ потерять богатство и влияние, стали инициаторами антисоветского сопротивления…Послания Гермогена достигли цели. Около десятка влиятельных «полевых командиров» (Прокопий Ляпунов, Дмитрий Трубецкой, Иван Заруцкий и др.) соединили свои отряды и в феврале 1611 г. двинулись на Москву. В самой столице зрел заговор. Дело в том, что единодушие бояр, входивших в состав Временного правительства, продолжалось недолго. Вскоре они вновь перессорились и стали интриговать друг против друга. Часть и вовсе решила перейти на сторону повстанцев и сдать им Москву. В марте в столицу просочились передовые отряды повстанцев, возглавляемые князьями Пожарским, Бутурлиным и Колтовским. Вместе со своими сообщниками они неожиданно атаковали польский гарнизон, однако потерпели поражение. Подавив восстание поляки казнили одного из членов «Семибоярщины» - князя Андрея Голицына, уличенного в сговоре с повстанцами и посадили под арест патриарха Гермогена.
Вскоре к Москве подошли главные силы повстанцев, которые впоследствии в историографии получили название «Первого народного ополчения», хотя правильнее было бы назвать их «Союзом полевых командиров», рвущихся к власти. Им удалось захватить московские предместья, однако поляки удержали Китай-город и Кремль. После этого начались долгие, затяжные бои, аналогичные тем, которые вот уже два года кипят под стенами Дамаска: повстанцы пытались замкнуть кольцо окружения, правительственные войска им всячески препятствовали. Положение последних облегчалось тем, что среди «полевых командиров» начались распри, связанные с дележкой будущих государственных постов. Дело дошло до прямых боестолкновений, в которых погибли некоторые влиятельные «полевые командиры», в результате чего к ноябрю 1611 г. «ополчение» фактически распалось, и большая его часть разошлась по домам.
И тогда свое слово сказал «крупный бизнес». Вернее, купечество Нижнего Новгорода – одного из богатейших русских торговых городов. Купцам страшно надоела перманентная война всех против всех, в результате которой торговля пришла в упадок, а прибыли год от года сокращались. Смириться с этим купцы никак не могли, а потому приняли решение активно включиться в Смуту с целью ее скорейшего прекращения. Естественно, перед ним стоял вопрос: кого поддержать? Московское правительство и королевича Владислава? Однако не откроет ли он свободный доступ на Русь польским купцам, не освободит ли их от всяческих пошлин, да не даст ли им торговые преференции? Нет, уж лучше поддержать нашенских «полевых командиров» - те, по крайней мере, русские дворяне, а купец с помещиком всегда общий язык найдут. Сказано – сделано. «Мэр» Нижнего Кузьма Минич Захарьин-Сухорукий столковался с князем Дмитрием Пожарским – крупным помещиком и влиятельным «полевым командиром» на тему организации армии, которая должна была взять Москву. Нижегородские купцы взялись профинансировать боевые действия, Пожарский приглашался на роль главкома. Посредником между купечеством и дворянством выступал патриарх Гермоген, сидевший в темнице Чудова монастыря, и его многочисленные агенты из числа высшего духовенства РПЦ.
В конце 1611 г. было сформировано новое повстанческое правительство – т.н. «Совет всея Земли», создана армия, вошедшая в историю, как «Второе народное ополчение» и начат поход на Москву. После упорных боев летом-осенью 1612 г. повстанцам удалось полностью блокировать Москву. В столице начался страшный голод, от которого страдали не только поляки, но и москвичи, ставшие заложниками ситуации (от голода умер и патриарх Гермоген – инициатор антипольского сопротивления). 5 ноября 1612 г. комендант Москвы полковник Н. Струсь принял решение сдать город. Хотя побеждённых обещали «в здравии оставить и в уважении иметь», после сдачи Кремля произошла резня его защитников: «всех их.. побиша, немногие осташа», - сообщает нам русский летописец. Что же касается русских бояр из Временного правительства, то их не тронули – пожурили малость, а потом вновь допустили в Думу – ворон ворону, как говорится, глаз не выклюет. Одним из таких «сидельцев», кстати говоря, был 16-летний Михаил Романов, который в отличие от своих сверстников-комсомольцев из «Молодой Гвардии» вовсе не горел желанием начинать «городскую герилью» против интервентов и всю осаду просидел на родовом боярском дворе «тише воды, ниже травы».
Настала пора подвести выводы и разоблачить созданные псевдо-историками мифы. Итак, миф первый. Поляки оккупировали Москву. Не оккупировали, а были приглашены Временным правительством России с целью оказания помощи в борьбе с бандами многочисленных самозванцев, оспаривавших друг у друга русский престол. Решение об избрании королевича Владислава на русский трон и вводе польских войск в Москву было одобрено Земским Собором.
Миф второй. Русские люди все, как один, поднялись на борьбу с захватчиками. На самом деле, инициатором борьбы с поляками и Временным правительством России были: иерархи Русской Православной Церкви, опасавшиеся потерять свое влияние в случае разрешения свободной пропаганды католицизма; провинциальное дворянство, опасавшееся, что новый царь будет раздавать земли с крепостными крестьянами польским панам; поволжское купечество, боявшееся конкуренции со стороны западноевропейских купцов и не желавшее терять свои прибыли. Как видим, руководствовались они чисто классовыми интересами.
Миф третий. Русский народ принял активное участие в борьбе с интервентами. На самом деле, численность армии Минина-Пожарского не превышала 15 тысяч человек, что, мягко говоря, не вяжется с представлением о всенародном характере борьбы с «ненавистными оккупантами» (у поляков, к слову, численность войск была примерно схожей, что как бы намекает на истинный «размах» борьбы).
Миф четвертый. Ополчение состояло из простых крестьян-горожан, которые и одолели лютого ворога. На самом деле, крестьяне с дубьем и дрекольем, конечно же, не продержались бы и получаса против польской тяжелой кавалерии – одной из лучших в Европе. «Ополченцы» на самом деле являлись профессиональными наемными воинами, сражавшимися за деньги, выделенные поволжским купечеством ну и за обещания после победы получить новые земли с крепостными.
Миф пятый. После «освобождения» Москвы Смута закончилась. На самом деле, Гражданская война продолжалась вплоть до 1618 г., когда были ликвидированы последние отряды «полевых командиров», не желавших признавать новую династию Романовых и урегулированы отношения с Польшей и Швецией, которые, в обмен на ряд приграничных городов, обязались не вмешиваться в русские дела.
Впрочем, довольно. Подобных примеров привести можно много. Но зачем? Тот, кто интересуется историей и так может сопоставить простые факты и прийти к истине, переубеждать же лиц, за материальные блага готовых повторять любую чушь, которую им скажут их кураторы из Кремля, нет смысла. Большинство же граждан России вообще не имеют никакого представления о том, что произошло 400 лет назад – главное, что есть лишний выходной. И, тем не менее, надо помнить, что Четвертого ноября 1612 г. ничего особенного не произошло: светские и духовные феодалы и купцы сохранили сословные привилегии, крестьянство и посадский люд по-прежнему несли все тяготы и повинности, обеспечивая эксплуататоров всем необходимым. В отличие от Седьмого ноября 1917 г., ставшего прологом коренных социальных преобразований. Это, впрочем, совсем другая история….
|
|
