Как я уже писал в прошлой статье, десять лет назад я буквально медитировал на психологическими загадками Первой мировой войны, и в своём эссе, пусть в скользь, но упомянул, что Германия менее всего к ней готовилась. Нет, милитаризацию проводили, линкоры и дредноуты на воду спускали, но не было тонкой стратегической подготовки. В отличие от Франции, которая при радикалах-атеистах-дрейфуссарах и срок военной службы на треть увеличила, и форму пехотинцев сделала из маскарадной защитной, и армию насытила лёгкой мобильной артиллерией, и Россию насытила кредитами, и – главное – перетянула на свою сторону Италию, что имело важнейшее стратегическое значение*. Германские стратеги должны были понимать, что судьба кампании решится на расстоянии между Мецем и Парижем**.
А судьба кампании решало судьбу Германии на весь 20 век, ибо крепнущий альянс Франции, Британии и России не оставлял ей шансов. Поэтому немцы должны были не на линкоры и дредноуты переводить сотни тысяч тонн стали, а насытить армию грузовиками с высокой проходимостью, и броневиками. Мощные грузовики (и Бенца, и Даймлера) уже были разработаны и выпускались. Были отработаны дизельные двигатели. Но в понятиях германской военщины солдат должен героически переть пехом. И в начале сентября 1914 года, солдаты, измученные трёхнедельным маршем на Париж через Брюссель, просто рухнули замертво при первой же заминке на фронте. А помешанные на прогрессе французы перебросили резервы на реквизированных такси. Так решилась судьба Германии.
Германия готовилась к войне как к постановке оперы: кадеты Биглеры*** в фельдмаршальских мундирах увлеченно рисовали стрелочки на картах. Франция готовилась как к авантюрному заговору: прикупить как можно больше друзей, обмануть как можно больше союзников, а солдатам (уж коли в наступлении они лучше, чем в обороне) просто велеть идти вперёд – на Эльзас, на Саар, на Рур…
Всё это я вспоминаю, когда читаю про планы оппозиционных действий. Во время Четвёртой Русской революции у оппозиции был достаточно продуманный план: мощной антиноменклатурной, а затем и антиимперской и антикоммунистической пропагандой подорвать волю противника; массовыми уличными акциями добиться его парализации, прорваться в законодательные и, как теперь сказали бы, муниципальные органы, а затем поворачивать свои страны к демократии, национальному суверенитету и рынку. Одновременно номенклатуру кололи, обещали перебежчикам легальное место в новом обществе – при условии перехода на национальные и рыночные позиции. Стратегия строилась как долговременная. Сюрприз в виде ГКЧП мог бы её сломать – если бы не пример подпольного и полуподпольного сопротивления в Восточной Европе, особенно в Польше. Путч стал предлогом для открытого ненасильственного восстания. В условиях 1989-91 годов участие в выборах было на деле созданием демократических плацдармов в системе власти. А создание партий и протопартийных структур – «Народных фронтов» и «ДемРоссии» (на деле общероссийского «Нарфронта») – важным этапом кристаллизации возникающего гражданского общества.
Однако расчёт на выборы в условиях информационно-идеологического доминирования власти и полного полицейского контроля над гражданским обществом превращает все попытки повторить выигрышную стратегию 23-летней давности в залог сокрушительного разгрома.
Толчения около Госдумы тысяч демонстрантов вечером 18 июля 2013 года отлично показало бы, чем завершился бы призыв Эдуарда Лимонова оставаться на площади Революции 10 декабря 2011 года. Сожаление Белковского и других, что протестное движение должно было бы зимой 2012 года соорганизоваться в некую единую «партию Навального», либо коварны, либо наивны – любая идеологически-интеллигентская политическая инициатива в России имеет в качестве периода полураспада срок не свыше полутора лет. Поэтому именно сейчас – к выборам – «партия Навального» стала бы трещать по швам. Тем более что полтора года назад царил пафос: «нам не нужна политика, нам нужна честность на выборах». А партийная работа - это служение, как армейская служба.
Снятие с выборов кандидатов и списков оппозиционных партий – «Гражданская платформа», ПАРНАС и «Яблока» на региональных выборах – показывает, во что выльется «демократический поход» оппозиции даже в ритуальные структуры представительной власти.
Казус Навального из этого выпадает: он втянул в оппозиционную деятельность слои демократов-неофитов, которые пока свою активность привязывают только к выборам. 9 сентября разделит их на тех кто, разочаровавшись (не победили на выборах!) вернётся на кухни (в чаты) и тех, кто пойдёт на настоящую диссидентскую борьбу с режимом. Например, после разложения российской армии осенью 1917 года****, она могла побеждать австро-венгерскую армию только методами Махно. Но - могла! Однако, не убедившись в крахе регулярных приёмов, очень трудно решиться на партизанские.
Явно провалился такой зимой 2012 года про себя проговариваемый вариант, как освобождение – под натиском демонстраций – «главного политзэка» Ходорковского (вместе с остальными 40 «узниками совести» из списка Немцова) и консолидация вокруг него всех умеренных протестных сил. Но место харизматического вождя оппозиции пустовало не долго – пришёл Навальный.
Ранее я говорил, что есть два вида общественной борьбы: когда гражданское общество постепенно политизируется, и когда гражданское общество появляется в результате неудачи протестного выступления, как это было в Восточной Европе. Россия очевидно, переживает подобный этап. Сегодня у нас, как в Польше или Чехословакии после 1968 года возник слой, так же ненавидящий режим, как ненавидели «реальный социализм» восточноевропейские диссиденты. Компромиссы с этим слоем невозможны – пока он не увидит партию власти стёртой в порошок, примирения не будет. Возможна милость – не лагеря для бывших власть предержащих, а «только» люстрация.
Другой сценарий – «переваривание» истеблишментом активного слоя протеста, как это произошло с поколением «мая 1968». Но для этого истеблишмент должен быть иным, какой путинизм в принципе создать не может. Пожалуй, мог попытаться Глеб Павловский, руководящий президентом Медведевым.
Период «скрытой ненависти» может подтачивать систему 10-20 лет, но может разрушить её куда быстрее. Главное, что антисистемный слой не куда не денется. Его может проредить эмиграция, но история диссидентского движения показывает, что и отъезды, и аресты только ускоряют обновление кадров, создавая критическую массу самых «жестковыйных» и самых «умелых». Именно такая «профессионализация смутьянов» порождает слой, генерирующий общеоппозиционную идеологию и умеющий найти ключ к тем консервативным слоя (условный «Пугачёв»), которые сегодня ненавидят правящую номенклатуру, но политически «совершенно невинны». «Смутьянский слой» уже значительно превышает то критическое значение, которое под ударами репрессий готово скукожиться до секты. У него только нет того ореола всеобщего преклонения, которое складывается накануне падения деспотических режимов в интеллигентской среде вокруг диссидентов. Но продолжение репрессий, как это обычно и происходит, поляризует общество.
Поэтому не стоит строить никаких планов детальных «демонтажа» режима.
Сценарий Пятой Русской революции будет совсем не похож на течение Четвёртой (1989-93). Скорее всего, это будет или спонтанный массовый взрыв, выхлёстывающий на улицы миллионные толпы, либо верхушечный переворот, превращающийся в серию «дворцовых революций», всё время сдвигающих власть в сторону оппозиции, привлекающий во власть всё более радикальные элементы протестного движения. Просто надо всё время быть готовым к импровизациям и сохранять стойкость.
Примечание: на иллюстрации предварительные планы войны 1914 года - «вылизанный» германский «План Шлиффена» (красные стрелочки) и основанный на «порыве» французский «План-17» (чёрные стрелочки»).
*Совместная атака Италии, Австрии и Турции на Суэц стала бы роковой для Британской империи, а «второй фронт» на юге Франции поставил бы нелёгкий выбор: Париж или Ницца.
** Выход немцев к окраинам Парижа привёл бы либо к капитуляции Франции, либо к гражданской войне (поражение либералов давало уникальный шанс для монархистов – потом это сбылось в 1940). Однако, при более трезвом расчёте - не на двухмесячную, а хотя бы на годовую военную кампанию, немецким войска нужно было, не сворачивая, пройти Бельгию и занять побережье Ла-Манша, чем сорвать переброску английских подкреплений, а в центре – ограничиться взятием Вердена.
*** Персонаж из «Бравого солдата Швейка» Я.Гашека - любитель рисовать карты великих битв.
**** Шок от провала «наступления Керенского» в июле и краха Корнилова в сентябре.
|
|
