За неполный месяц, с 16 января по 13 февраля 2006 года в Украине замерзло 900 человек – в среднем, по тридцать два в день. Не так много на фоне общей статистики. Конечно, речь идет о заниженных, официальных цифрах.
Газета «Сегодня» фиксирует два одинаковых случая – в восточном Торезе и западном Ивано-Франковске: тамошние врачи отказались признать подлинную причину гибели замерзших в своих квартирах людей, списав их смерть на инфаркт. Есть основания видеть в этом обмане общую практику. Чиновники от медицины ведут бухгалтерию с оглядкой на выборы, и потому отнюдь не заинтересованы в «честной» статистике «социальных» смертей.
Вскоре ее дополнят те, кто уйдет из жизни не сразу – в больницах. Диагноз «переохлаждение организма» получили свыше десяти тысяч украинцев, а пять с половиной тысяч человек были госпитализированы с диагнозом «обморожение». «Пятнадцати процентам пострадавших проведена ампутация. В основном нам приходилось лишать пациентов обмороженных стоп, пальцев рук и ног», – буднично описывает их судьбу донецкий хирург. Бомж с отрезанной ногой, без средств на лечение – вдвойне умерший человек, смерть которого всего лишь растянулась во времени и стала еще мучительней.
Между тем, речь идет именно о бездомных. «Среди погибших от переохлаждения – в основном представители асоциальных слоев населения, которых привозили в медицинские учреждения в очень тяжелом состоянии или большей частью уже мертвыми», – деловито характеризует жертвы мороза Министерство здравоохранения Украины.
К этим «асоциальным слоям», вероятно, относится наш товарищ Валерий Тайнов. На днях он был задержан патрулем столичной милиции. Его избили, сняли с него куртку и выкинули на пустую ночную улицу – подыхать. Обычная практика полицейских северных широт. Во время прошлогодних морозов в Москве местная милиция организовало негласное убийство беспризорников и бомжей, выгоняя их из укрытий, где они могли согреться и выжить. Нашлось немало подонков, горячо поддержавших это хладнокровное преступление. Я помню гнусную болтовню о «здоровой русской стуже», фашистский призыв «выхолодить нашу квартиру от тараканов и клопов». Я помню, как забавлялись смертями людей всякие «культурные» человечки на интернет-помойках рунета:
Бомж у контейнера в лотоса позе
Застыл удивленный (сдох на морозе)
Вы удивитесь, но есть вещи отвратительней этих строк. Недавнее заявление нескольких депутатов, во главе с «оппозиционером» Януковичем и спикером Литвином, «почтивших память умерших в результате переохлаждения граждан». Уникальные, высшей меры подонки (как подошли сюда эти любимые словечки двух наших президентов!) сумели нагреть руки на холодных трупах, добыв на эту приманку некую толику голосов избирателей. Живые бомжи нисколько не интересуют политиканов. Какой-то честно-оранжевый чиновник позволил себе публично бубнить о том, что «морозы были всегда», а значит их жертвы – «ожидаемая статистика».
«Мороз-убийца»? Нет – речь идет об теплокровных убийцах, которые хотят переложить вину на холода и алкоголизм своих жертв. Минздрав предложил нам неплохое определение. «Асоциальные слои» – это не бездомные люди, а бессовестная публика из истеблишмента, напрямую ответственная за их смерть
Морозы действительно были всегда. Но не бомжи. Марья Федоровна, старая знакомая нашей семьи много лет работала в системе Гражданской обороны. В сильные морозы работники ГО на казенном транспорте объезжали ночной город, подбирая подвыпивших, замерзающих людей. Тогда от морозов страдали только они – понятие «бомж» еще было бессмысленным набором ничего не значащих букв. Каждая смерть от обморожения считалась трагедией – по этому инциденту устраивали специальное разбирательство, распределяя вину среди милиции, скорой, ГО, и далее – вплоть до дворников. В 70-х в Киеве за год фиксировали не больше одного-двух случаев смертельных обморожений. «Но вы же не могли найти всех пьяных? Вы же все равно не могли объехать все улицы?», – с недоверием удивился я этой низкой статистике. «Люди их без нас находили и, обычно, сразу несли к себе в дом, а потом звонили в милицию или к нам. В то время никто не прошел бы мимо лежащего человека. Особенно – в такую погоду», – отвечала мне Марья Федоровна.
Другой климат? Нет – другой мир.
Я жду обвинений в «рекламе совка», в «идеализации тоталитарного прошлого», упоминаний про ГУЛАГ и голодомор. Валяйте, пишите на нашу почту, и мы вместе с вами поедем в скорую на бульваре Шевченко, или в Октябрьскую больницу, куда свозят на срочные операции бедных бездомных киевлян. Давайте спросим у этих людей (пока они не пополнили собой мартиролог жертв мороза и рынка) – какое время, какой строй и какую жизнь они предпочли бы выбрать сегодня?
Мы шли по холодному городу, и студентка из богатой семьи настойчиво спрашивала меня о социализме.
«Социализм – это когда люди не замерзают на улицах», – ответил ей я.
Разве это не так?
|
|
