Из-за новой геополитической реальности репертуар 45-го Московского Международного Кинофестиваля приобрел заметный отчасти ибероамериканский, отчасти азиатский крен, открыв зрителям новые географические горизонты и представив на их суд киноленты из тех стран, которые ещё вчера были terra incognita для киноманов. Кроме того, новые фестивальные расклады позволили обратить более пристальное внимание на российские киноновинки, обычно с трудом пробивающиеся в конкурс и внеконкурсные программы. В этом году отборщики документальных программ Сергей Мирошниченко и Григорий Либергал, как обычно, порадовали и проблемной социальной документалистикой, и синефильскими экзерсисами, - как они сами определили, «знаками сложного исторического времени между красным и чёрным». В документальное жюри в этом году вошли молодые режиссёры из Китая, Республики Корея и России - наш страну представляла молодая, но уже маститая Юлия Серьгина, многократный призёр отечественных и зарубежных фестивалей, взорвавшая ММКФ-2021 своей «Амурской Голгофой».
К синефильским экзерсисам в полной мере относится скроенный по классическим лекалам полнометражный дебют преподавательницы китайского института кино Хунюнь Сунь о родине китайского чань-буддизма «В храме Шаолинь» - зрелищная панорама жизни шаолиньских монахов глазами сербской докторантки-антрополога, которая не отстранённо наблюдает за объектом изучения, а сама проходит курс обучения боевым искусствам и изнурительной физической подготовки, заодно практикуясь в китайском языке.
Шаолиньский монастырь - отнюдь не вещь в себе: на протяжении десятилетий он был объектом пристального наблюдения кинематографистов всего мира, не обделён вниманием ни документалистов, ни режиссёров игрового кино, количество снятых в его локациях боевиков вообще не поддаётся исчислению. Из места уединения Шаолинь уже давно превратился в элемент поп-культуры и объект паломничества охочих до экзотики зрителей. В целом, ничего нового для понимания законов внутренней жизни этой культовой буддистской обители автор не привносит, «В храме Шаолинь» больше напоминает талантливо снятый и визуально совершенный рекламный промо-ролик - вот маленькие насельники монастыря тренируются под руководством подтянутых сухопарых монахов постарше (обрести гармонию во всем, физическую и духовную - одна из главных целей шаолиньского отшельничества), а вот взрослые монахи вместе с убелёнными сединой старцами постигают чань (триединство воздержания, созерцания и мудрости), усмиряя «внутренних демонов и внутреннего тигра». Кадры занятий кунг-фу сопровождаются комментариями самих участников тренировок, вполне отвечающих требованиям рекламного клипа: «Люди думают, что в Шаолине умеют летать». О сутевых скрепах учения (Будда, дхарма и сангха) упоминается лишь вскользь, зато физические упражнения, занятия гимнастикой и акробатикой, демонстрация боевых искусств, гуттаперчевые дети, часами стоящие на растяжке (настоящий балетный «гран батман») занимают три четверти хронометража фильма.
Так же мимоходом автор характеризует мотивацию людей, становящихся насельниками Шаолиня - отнюдь не все приходят, повинуясь насущной внутренней потребности. Маленьких в основном приводят родители с целью «научить уму-разуму», трудных детей отправляют на перевоспитание. Но современные малыши - дети глобализации и цифровой эпохи, о Шаолине они узнают в основном из кинобоевиков со своими кумирами, актерами Джетом Ли, Донни Йеном, Ван Баоцяном, да и отшельничество сейчас выходит вполне условным, когда есть возможность в любой момент поговорить с родными по мобильной связи. Не все из них готовы повиноваться практически армейской дисциплине, проходить трудовое воспитание в поле, таскать тяжести и плакать от боли, когда наставники растягивают им мышцы. Приводит автор и обратные истории, когда юноша ощущает потребность в монастырской самоизоляции, не встречая понимания у старшего поколения в семье - одна из таких семей попадает в объектив камеры. Автор чётко показывает, что с связать свою жизнь с монастырём готов отнюдь не каждый: половина отвечающих на вопросы сербки-антрополога мечтает о семье и детях, о профессии и обычной работе, и в дальнейшем пути прошедших Шаолинь расходятся. А вот узнать, чем закончилась история героя, которому родной дед объявляет, что, мол, «ты нам больше никто», нам было бы весьма интересно, да и законы драматургии требуют, однако вопросы остаются без ответа…
Лента «В храме Шаолинь» визуально безупречна: приглушённая колористика, местами сниженная резкость для фокусировки на главном объекте в кадре, - видеоряд отсылает нас к китайским картинам и миниатюрам прошлого столетия. Вместе с тем, картина композиционно распадается на документальную фиксацию монастырского бытия, снятую методом включенного наблюдения, и фрагменты претендующего на аллегоризм спектакля-инсталляции с деревянными коробками, похожими одновременно и на гробы, и на капсулы для уединения и ухода от внешнего мира. Смущает и явный перекос в сторону изображения физических, а не духовных практик - ведь подобно Бодхидхарме, медитировавшему в горной пещере 9 лет, насельники Шаолиня индивидуально и коллективно медитируют, занимаются саморефлексией, постигая учение чань-буддизма, приводят в порядок не только тело, но и душу. Прощаясь с Шаолинем, антрополог Марта формулирует бесспорный, но при этом вполне банальный тезис о разнице подходов западного и восточного человека: если в Европе упор делают на покорение человеком природы, соперничество с ней, то на Востоке стремятся жить с ней в гармонии и согласии. Не поспоришь, но для докторской диссертации маловато. Несомненно, снимать видимое глазом куда проще, чем следить за движениями души.
|
|
