Сейчас многие критикуют советскую власть. Не будем говорить о гулагах, так революционно и порою непродуманно приучали людей к новой жизни. А потом все обустроилось, получило душевное тепло. Критикует прошлое в основном владельцы нынешних дворцов и люди творческих профессий, в своей сущности они индивидуалисты. Они рвались в другой мир, где не было социальной уравниловки, а границы при Советах были закрыты. Теперь им распахнули это окно, после этого многие стали жить на два дома. Свили гнезда на Западе, а добывают деньги в России, нещадно эксплуатируя земляков. И очень довольны таким мироустройством. В большинстве эти люди и являются основой нынешней власти. А за заборами новых дворцов, тем временем закрывают тысячи предприятий. Новые хозяева не желают тратится на технологическое обновление производства, чтобы вписаться в рыночные условия, думая, что на их век наворованного хватит. Многие же рабочие ходят от ворот до ворот, ищут работу, пытаются добыть деньги на пропитание семьи. А те, кто работает, молчат, унижаются, боятся потерять место у станка.
Либералы, боролись за демократию только для себя, а для рабочих выстроили наподобие исправительных колоний. Почему же стал таким безмолвным и покорным наш рабочий класс? Власть, капитал, изо всех сил старается спрятать очевидный факт, что у нас законодательно введено современное, оснащённое электроникой крепостное право. Работнику платят копейки, а издеваются над ним, словно он эти копейки не заработал, а украл и должен понести за это наказание.
Душой я остался в тех, советских временах. Есть, что вспомнить. Так уж получилось, что я родился романтиком, получил рабочую специальность, и сразу потянуло в диковинные края. Жил в Астрахани, а рванул работать на Урал. Строили железнодорожный мост около города Молотова, теперь Пермь. Потребовалась во время работы кувалда, а она лежала около железнодорожных, путей. Пошел за ней, рядом работал шумный сварочный агрегат, поэтому не услышал приближающий поезд. Буфером от паровоза меня под зад. Как птица полетел в котлован, который был вырыт под сваи. Они были уже забиты, я умудрился пролететь между ними. Котлован был заполнен водой, стояла зима, лед сверху, головой я пробил его, хорошо ногами зацепился за эту же корку, не ушел на дно. Очень повезло, сразу вытащили. На этом же поезде отвезли в город, оказался в больнице. Кроме боли в теле, ещё тоска. Словно потерялся в большом мире. Ни одной близкой души рядом. Мобильных телефонов тогда ещё не было, даже маме о несчастье нельзя было сообщить.
И вдруг открывается дверь, вваливается в палату настоящий десант, половина моей бригады. Улыбки, гостинцы. Какие они были сладкие эти пирожки и конфеты! Словно я очутился в родном доме, смех, подбадривание. Коллеги взяли мой астраханский адрес. Сообщили моей семье, что со мной все в порядке, я нахожусь на попечение бригады. Чтобы посетить меня в больнице, рабочие мостопоезда провели полдня, в дороге, в больнице.
Разве сейчас такое возможно? Очерствели люди. Работа не сближает, не делает друзьями, рядом теперь одни соперники. Пишут друг на друга доносы, работодатели поощряют такое недружелюбие. С помощью такого морального климата легче расправляться с недовольными.
Сейчас не слышно о собраниях работников на своих предприятиях. А именно там проявлялись лидеры, смелые люди, которые предлагали идеи, критиковали недостатки. Коллектив доверял таким смельчакам быть своими представителями, в различных выборных органах. Собрания проходили в цехах, бригадах, на предприятиях в целом, почти каждый месяц. Люди виделись и хорошо знали друг друга.
Теперь все поменялось, никаких собраний, общество дичает. Прежняя плановая экономика подталкивала людей к сотрудничеству, а капитализм и рынок – к конкуренции и вражде. И это не только на рабочих местах, но и в быту. Раньше соседи вместе встречали праздники, раз за разом выручали друг друга, сейчас не всегда даже здороваются.
Когда был построен мост на Урале, я возвратился в Астрахань. По комсомольской путевке пришел работать на строительство бумажного комбината. Направили меня в бригаду Александра Каленюка. Это была, прежде всего, большая семья. Мы не прятались со своими проблемами друг от друга, старались решать их вместе. Однажды бригадир собрал нас в срочном порядке. Можно было подумать, что в мире что-то перевернулось. Нет, столяр Михаил Кузьмин бросил вечернюю школу. Работа, семья, а тут ещё учеба, откровенно говоря, устал человек. Первым выступил бригадир, учебу он не сопоставлял с карьерой, говорил о внутреннем перерождении человека, которые несут знания. Задел за живое «старичков», те стали вспоминать, как, едва научившись писать, читать, вынуждены были бросать свои университеты, шли зарабатывать хлеб. В их рассказах чувствовалась тоска по неосуществленному. Засиделись допоздна, но никто не рвался домой. А назавтра вернулся в школу Кузьмин, да не один – еще двое наших решили включиться в учебу.
Советское общество представляло собой сеть трудовых коллективов, на предприятиях, цехах, отделах учреждений, совхозов, колхозов. К концу советского периода, в 1983 году трудовые коллективы и их роль в жизни советского общества были оформлены юридически. В законе о трудовых коллективах давалось определение: «Трудовой коллектив предприятия, учреждения, организации является основной ячейкой социалистического общества и …осуществляет широкие полномочия в политической, экономической и социальной жизни страны. Деятельность трудовых коллективов в СССР базируется на социалистической собственности на средства производства и плановом развитии экономики. В трудовых коллективах совместный труд осуществляется на началах товарищеского сотрудничества и взаимопомощи, обеспечивается единство государственных, общественных и личных интересов. Так утверждался принцип ответственности каждого перед коллективом и коллектива за каждого работника».
Через трудовые коллективы работники получали бесплатные медицинские услуги, служебное жилье, места в детсадах и пионерлагерях для детей, путевки в санатории и дома отдыха и т.д. На большинстве предприятий был свой медкабинет с врачом, штатный физкультурник. Трудовые коллективы, на том же собрании, могли повлиять на распределение материальных благ администрацией. Оценивался трудовой вклад каждого, выдвигались предложения о премировании лучших работников, о помощи в плане получения жилья, путевок, и наоборот – о наказаниях для нарушителей трудовой дисциплины, пьяниц и лодырей. Распределением благ среди работников занималась профсоюзная организация.
Вся жизнь людей проходила в рамках коллективов. Здесь не только работали, но и общались, вместе отдыхали, на автобусах в выходные выезжали на природу, в какие-то чудесные места, отмечали вместе праздники, дни рождения, участвовали в самодеятельности, в работе общественных организаций, влюблялись, женились. В коллективах действовали кассы взаимопомощи, помогали друг другу на даче, с переездом, навещали больных и т.д. В общем, трудовой коллектив был социальным пространством, где проходила жизнь советского человека. Для человека это была тоже семья.
Даже выйдя на пенсию, человек оставался частью своего коллектива. Его навещали, приглашали на праздники, вручали подарки и денежные выплаты.
Либерал-реформаторы из команды Гайдара мечтали прежде всего покончить с советской трудовой общиной, все трудовые коллективы в стране превращали во враждующие лагеря, наемных работников и работодателей.
В районной газете города Кимры, тогда ещё Калининской области, рабкор Александр Царев опубликовал злую статью: «Перестройка, но…» Без прикрас рассказал о порядках на фабрике и в городе. После этого утром в цех, где работал Царев, буквально влетели директор фабрики, начальники цехов, парторг, председатель профкома, и прямо к рабкору. Потащили его в кабинет и там сразу предложили написать заявление об увольнение по собственному желанию, но Царев отказался. Рабочие фабрики уже читали статью, каждый готов был подписаться под ней, а тут на глазах у всех устроена была разборка с автором. Мигом остановили станки, ринулись за начальниками, которые, услышав нарастающий шум, закрыли дверь кабинета на ключ. Толпа не стала церемониться, и дверь вылетела вместе с коробкой, рабочие ворвались в кабинет, взяли под свою защиту рабкора. После этого штурма директор сбежал из города, ушла в отпуск начальник цеха, исчез куда-то старший мастер.
Люди до последнего не желали увольняться с родных заводов и фабрик, из учреждений и организаций, где они проработали всю сознательную жизнь. Им месяцами не платили зарплаты, администрации распродавали заводские пионерлагеря, санатории, отказывались от поликлиник и детсадов при предприятиях, но люди все равно приходили на свои рабочие места и трудились, надеясь на лучшее. Американские консультанты, которые были приставлены к нашим реформаторам, разводили руками: такого быть не может! Если наемному рабочему не платят, он увольняется и ищет предприятие, где ему будут платить и платить хорошо! Работник при капитализме – продавец своей рабочей силы!
Так и было написано во всех западных учебниках по экономике. Но вот незадача – советские люди, оказавшиеся в антисоветском обществе, все равно отказывались действовать в соответствии с законами западного мира.
Они мыслили и действовали согласно социалистической, моральной экономики: «родной завод или вуз поил и кормил меня много лет, я получил от него жилье, мои дети выросли в его детском саду, так неужели я брошу его, когда он переживает трудные времена?!»
Предприятие, родной трудовой коллектив, действительно, были для них общиной, где не действовали законы рынка, где господствует дух солидарности и взаимопомощи. И работники выкручивались как могли: сажали картошку в садах и делились ею, уговаривали администрацию выдавать зарплату продукцией и обменивали ее на еду и вещи. Среди директоров, ректоров, начальников также было еще немало людей старой закалки, которые разделяли эти взгляды. Они всячески старались помочь своим подчиненным, изыскивали способы их подержать – деньгами, продуктами.
И, наконец, рабочий народ стал протестовать против реформ, новых порядков.
Шахтеры приехали из далеких краев и расположились в центре Москвы, у дома правительства, стали стучать касками об асфальт, пугая этим стуком чиновников до обмороков, разве такое забудешь. Массовость шахтерских бунтов поражает. В забастовке шахтеров 1996 года участвовало 87% работников угольной промышленности страны! Всего два дня общероссийской забастовки – и правительство Черномырдина признало поражение, стало выполнять требования бастующих! Сердитые трудящиеся 90-х вообще были лишены почтения к начальству. Они не упрашивали униженно президента и премьера «разобраться», «принять меры», они не мямлили «помогите, одна надежда на вас». Они приходили и разговаривали как «имеющие власть», вызывая страх и ненависть, но и невольное уважение у своих классовых врагов. Тысячи ивановских ткачих пришли к Дому правительства в Москве и заявили председателю правительства (им был тогда Гайдар), что не вернутся к станкам и «лишат штанов» не только всё правительство, но и всю армию и милицию, если им не повысят зарплаты! Гайдар в тот же день распорядился перевести фабрикам Иваново 400 миллионов рублей.
Но ведь бастовали тогда не только рабочие! Возьмем, к примеру, учителей. Сегодня их считают самой послушной, исполнительной, даже, простите, забитой, частью бюджетников. Их перегружают занятиями, их обирает непосредственное руководство, их заставляют сидеть в избирательных комиссиях, да еще подделывать результаты в угоду власть имущим – и они терпят и молчат!
В России за последние 20 лет не было ни одной забастовки учителей и преподавателей колледжей и вузов! Но в 90-е было наоборот! В 1992 году по стране прокатились забастовки учителей, требующих повышения зарплат и выплат долгов. В одном Томске бастовали 48 школ, а в Пермском крае в забастовке участвовали 5 тысяч педагогов! В 1997 году, с 13 по 17 января прошла общероссийская забастовка учителей. В ней участвовала 51 тысяча человек! Единовременно по стране не работали 11 тысяч школ! Учителя добились частичного погашения долгов по зарплатам в 23 регионах. В учительских протестах 1999 года участвовало 15 тысяч педагогов.
Но больше всего власть напугали массовые выступления студентов и молодых преподавателей в 1994–1996 гг., о которых тогда по указке Кремля промолчали «свободные СМИ» и сейчас вспоминать не любят. 12 апреля 1994 года в Москве около 5 тысяч студентов и аспирантов – молодых преподавателей из независимых профсоюзов, скандируя «Стипендию! Ельцин козел!», блокировали движение на Новом Арбате. Они схлестнулись с ОМОНом около кинотеатра «Октябрь». 600 человек сумели-таки прорваться в Александровский сад и там выдержали новый бой с ОМОНом. Около 100 студентов сумели прорваться на Красную площадь, к Кремлю. И уже непосредственно у его стен были рассеяны милицией.
Наступил 1999 год. Постаревший и больной Ельцин передал свои полномочия молодому и энергичному, бывшему офицеру КГБ Владимиру Путину, который красноречиво убеждал всех, что разрушение СССР величайшая геополитическая катастрофа, подкупил людей он такими словами.
Многие члены трудовых коллективов, которые еще вчера отдавали свои голоса КПРФ, стали голосовать за партию власти. Даже области, которые раньше называли «красным поясом», превратились в «пояс Путина». Со временем у людей стали закрадываться определенные сомнения в искренности нового президента, но сила инерции была велика, иллюзия растянулась на десятилетия.
Решающую роль в разрушении трудовой общины сыграли два закона. Один из них о новой системе оплаты труда бюджетников. Предоставили руководителям бюджетных предприятий и организаций самим распределять львиную долю фонда заработной платы. Естественно, вскоре в большинстве таких организаций появились свои «кулаки» и «бедняки» – начальство и их приспешники, получавшие сотни тысяч, и простые сотрудники тянули лямку за 15, 20 или 25 тысяч.
Раньше и главврач больницы, и рядовой терапевт, и ректор университета, и преподаватель-ассистент были коллегами рядовых врачей и педагогов. Теперь они разделились на классовой основе. Главврач и ректор, чтобы угодить губернатору и мэру, сгоняли врачей и преподавателей на проправительственные митинги, заставляли их заниматься фальсификациями на выборах, а их подчиненные боялись потерять работу, выполняли их волю.
Но самым главным в усмирение работников стал новый Трудовой кодекс, который сделал невозможными забастовки. А работодатели получили право без всякого профсоюзного согласия увольнять борцов за трудовые права, непокорных работников.
Вот так при новом президенте добились тишины в низах. Запрягли молчаливый рабочий класс и погоняют нагайками. Вместо демократии, различных вольных голосов, наступила тюремная тишина. А тех, кто все-таки подал голос, назвали засланными иноагентами, которых постоянно стали держать на прицеле правоохранительные органы.
|
|
