Чем обернулась борьба с нарушениями трудовых и вообще человеческих прав медсестрам больницы в Сургуте? Две из них покончили с собой, третей угрожают убийством детей. Такой террор в трудовых отношениях произошел не на частном предприятие, а государственном. Это страшная, но истинная картина нашей трудовой жизни. Она должна бы всколыхнуть страну, встревожить самого президента, не говоря уже о Госдуме. Власть "не заметила", молчит.
Вот один из самых трагических примеров в этой северной истории. После выхода медсестры Аяжан Ташмагамбетовой из декрета оказалось, что ей с мужем не с кем было оставлять ребенка. Муж стал выписывать свой график рабочих смен на предстоящий месяц, передавал его жене. Аяжан относила этот график старшей сестре, для урегулирования своих рабочих смен, чтобы у них была возможность по очереди сидеть с ребенком. Сначала старшая медсестра шла навстречу, а потом сказала, если не с кем оставить, бери с собой в травматологию. И это при том, что другие медсестры были готовы подменить Аяжан, но им не позволяли. Семья вынуждена была оставлять 4-летнюю дочку одну в квартире.
Аяжан не выдержала этой несправедливости и написала жалобу в трудовую инспекцию о переработках и унижениях. Подписалось и другие медсестры. Представители инспекции после этого не приехали, не поговорили с людьми. Только сообщили о поступившей жалобе руководству больницы. Разбирайтесь, мол, сами.
В больнице стали искать предателя. Руководство пыталось выяснить у сотрудниц, кто написал жалобу. Аяжан не умела, врать, пришла к старшей медсестре и призналась, что жалобу написала она.
И началось с помощью разных унижений уничтожение человека. Аяжан не выдержала всего этого и в октябре прошлого года, несмотря на то, что ей осталось полтора года для получения вредного стажа, написала заявление на увольнение по собственному желанию. Руководство больницы, в свою очередь, пообещали ей, что из больницы она уйдет только в тюрьму. Её посадят на 15 лет за подстрекательства коллектива к протестам. Айжан была в ужасе. Она плача говорила мужу: « Как же вы будете жить с дочкой, если меня отправят в тюрьму».
В последнюю неделю отработок она попросила старшую сестру освободить её от ночных смен и сверхурочных, но та отказала. Последний её рабочий день длился намного дольше положенного, она много часов простояла у операционного стола. А на завтра отвела дочку в детский сад, следующая остановка была больница. Но она вернулась домой и покончила с собой. Как её подготавливали к этому, как угрожало начальство, она каждый раз рассказывала мужу. Словно на его глазах проводилась медленная казнь родного человека.
На местах защиту простому человеку сейчас найти у нас очень трудно. Гоняют за поиском правды от одной казенной двери к другой. Я знаю это не понаслышке. Шесть лет возглавлял общественную приемную Московской Хельсинкской группы. К нам приезжали с кипами отписок из чиновничьих кабинетов люди со всей страны. Прежде чем начать разговор с гостями, приходилось успокаивать их, отпаивать чаем. Нам удавалось многим помочь, подключали свои связи. В конце концов, приемную закрыли, не было денег даже на аренду подвального помещения. Отчаявшиеся люди, с последней надеждой пишут президенту. Он сам жалобы не читает, у него целая команда, которая торопливо эти письма перебирает и отправляет для свободного чтения и принятие хоть каких-то мер на места, в основном начальству жалобщика. Получается замкнутый круг. И проблема глохнет, а жалобщику устраивают веселую жизнь. Так и случилось в больнице Сургута.
Вот похожая трагедия ещё одной медсестры, из Сафонова Смоленской области. Её 14 летняя дочь написала письмо Путину, что их у мамы двое, она и сестра. Мама работает санитаркой в больнице и получает 10-12 тысяч рублей, а им нужно купить школьную форму и многое что ещё. В школе её обзывают нищенкой.
Ответил на это письмо не Путин, а руководитель больницы, куда переслали письмо. Он выговорил матери, что она воспитала такую дерзкую дочь. Мать рассказала все дочери, и та через два дня повесилась от безысходности в подъезде соседнего дома. И написала прощальную записку «Мама, прости меня. Я не хочу быть тебе обузой. Выполни мою просьбу, похорони меня в школьной форме».
Когда Аяжан не вышла на работу её коллега Ираида Петрова хотела узнать её адрес, чтобы сходить и узнать, что случилось. Никто адрес не знал. Начальство же об её смерти промолчало и не оказало никакой помощи семье. И теперь все силы бросило на подавление Ираиды Петровой, которая поддерживала Аяжан. Её стали обвинять. Что она не остановила Аяжан от написания жалобы. Ираида, мать двоих детей, тоже не выдержала таких пыток, через месяц ушла вслед за Айжан в другой мир. Видно уже прижилась система, на наших предприятиях, выбирают жертву и на виду всех её терроризируют, чтобы другие боялись.
Вот ещё одна неудачница, Юлия Шукешева проработала в этой больницы полтора года, больше не сумела. Прессинг со стороны начальства непрерывный. Она хотела оформить детское пособие. Собрала все документы, осталось только взять справку с работы. Полтора месяца её ждала. За это время все собранные документы были просрочены, пришлось бы собирать заново. Она плюнула, вообще не стала пособие оформлять. В больнице продолжались ежедневные планерки с криками, что все младшие сестры ничтожество. Работа в этой больнице оказалась хуже каторги.
Как говорят медсестры этой больницы: «На работу идешь, плачешь, с работы идешь, плачешь». Но все равно шли, кредиты платить нужно, семью кормить нужно. Ни куда не жаловались, боялись рот раскрыть.
Нашлась ещё один отважный человек в этой больнице, Олеся Губанова. Она сообщила в прокуратуру, МВД, СК и губернатору об использования в травматологии при проведении операций шовного материала с большим сроком просрочки. До этого она спросила старшую медицинскую сестру операционного блока, почему они пользуются просрочкой. Ей посоветовали больше не задавать таких вопросов. С этого момента она попала в немилость к руководству. Но все равно не хотела быть невольным соучастником преступления.
У нее заболел ребенок, она пошла в аптеку. Её догнал мужчина. Поравнявшись с ней, негромко сказал: « У тебя трое детей, смотри, можешь не досчитаться». И ушел быстрым шагом.
Главная сестра предложила ей уволиться, при этом пообещала, что в Сургуте она на работу не устроится. У неё трое детей, она не могла остаться без работы. Когда она сказала, что подаст жалобу в прокуратуру, главная сестра захохотала: «Хоть куда пиши, нам все равно ничего не будет». Олеся обратилась к коллегам, почему молчите? Но все боялись даже взглядом с ней встретиться.
Олеся Губанова много раз обращалась в прокуратуру, полицию, СК и трудовую инспекцию. Каждое ведомство прислало на её жалобы отписки. А заместитель директора департамента здравоохранения региона Бычкова посоветовала Губановой обратиться за помощью за психолого – психоневрологической помощью.
Спасибо «Новой газете» за то, что она нарисовала картину трудовых отношений в больнице Сургута. На наших частных предприятиях сведения внутренней жизни, и вовсе под огромной тайной, не меньше чем секреты государственные, оборонные. Если работник осмелится кое - что рассказать, хотя бы в социальных сетях, о том, что творится у них на работе. Его вычисляют и увольняют, как изменника. Не удивительно, что работники, сотрудники боятся корреспондентов, убегают от них. Те же, кто отважится кое- что рассказать, просят, чтобы не называли его фамилию. И идут постоянные увольнения непокорных.
Во Владивостоке, например, уволили курьера за отказ выйти на смену в день похорон его матери.
Подавляют изощрено, вот, например, на Ульяновском автозаводе несколько лет не проводилась индексации зарплат. Рабочие организовали по этому поводу митинг. На нем выступила работница Юлия Старостина. После этого ей вручили распоряжение о выговоре за то, что она без разрешения бригадира отлучилась в туалет и отсутствовала на рабочем месте (подумайте только!) целых пять минут. Через некоторое время Юлию опять уличили в этом же «преступлении». Передали ей новое распоряжение, в котором говорилось, что она опять без разрешения пошла в туалет и отсутствовала на рабочем месте всё те же пять минут. И Старостиной пришлось защищаться в нескольких судебных заседаниях, доказывать, что можно ходить в туалет без разрешения. И суд вынес решение, что можно. А сколько народа было занято в этом смешном разбирательстве, отвлечены от других дел.
Социологи пронаблюдали, как живет отдельно взятый коллектив, побеседовали с работниками металлургического завода в городе Нытве Пермской области, дав перед этим обещания, что фамилии не будут высвечены. Выяснилось, что общественная жизнь в этом коллективе совсем затихла, не слышно о профсоюзе, нет собраний и других каких-то тусовок в рабочей среде. Основная часть работников не знают, что с ними будет завтра, послезавтра, у них нет никаких социальных гарантий. С ними не советуются, их не просвещают. По заводу бродят слухи, одни страшнее других, люди боятся, что завод могут в любую минуту продать, обанкротить, а их выгнать за ворота, работу в городке найти трудно. Рабочие недовольны маленькой зарплатой, техникой безопасности, но открыто, здесь не принято возмущаться, свои же могут донести до начальства, а оно уж сделает выводы, посчитает тебя неблагонадежным, уволит. Остается только протестовать на кухне, в семейном кругу и ждать милостей от хозяина, помощи извне, в свои силы никто не верит. Разобщенность рабочих не позволяет им теперь отстаивать собственные интересы. Слабых, не только бьют, их уничтожают, отбрасывают на задворки социального мира. Это и есть современные рабы.
После разрушения СССР у нас начали строить новое государство. Сначала Горбачев, Ельцин добивались гласности, демократии, даже выделялись помещения для общественных организаций. В России возникали сотни ячеек новых профсоюзов. Я был причастен к этому общественному строительству. Потом пришел Путин, и как профессионал разведчик все ростки демократии перевел на нелегальное положение, родилось государство полицейское в котором мы и живем. Закончились митинги, собрания. Был принят новый трудовой кодекс, который низвел человека труда до уровня бесправного, молчаливого механизма. Роль профсоюзов по защите наемных работников свелось к нулю, невозможно провести теперь забастовку. Никто из сотрудников больницы в Сургуте не пойдет жаловаться в профком. Смысла нет, председатель профкома по совместительству является личным секретарем главного врача. Кому она поможет, если напрямую зависит от начальника.
Это и есть наш государственный профсоюз ФНПР, где членами могут быть представители работодателя, начальники цехов, разных отделов, они и становятся в этом профсоюзе председателями профкомов.
Трудное положения сейчас у медиков, после оптимизации пришла пандемия, вот в этих рядах и появился новый показательный профсоюз «Действие». Он ищет способы, чтобы заставить руководство не тянуть последние жилы из сотрудников, а искать другие способ выхода из трудных положений. В скорой помощи районной больницы башкирского Ишимбая на 10 ставках врачей трудится сейчас всего 3 человека, при 59 ставках фельдшеров в работе всего 31 человек. И приходится трудиться одному, вместо положенных в бригаде двух. С помощью нового профсоюза медики решили защищать свои права, объявили итальянскую забастовку. Это не связано с отказом от работы, напротив, подразумевалось оказания помощи пациенту столько времени, сколько положено стандартом, от 20 до 40 минут. И ещё отказались бастующие от внутреннего совместительства, с небольшой пометкой: работодатель вправе предложить фельдшерам и врачам дополнительную работу, но в соответствие со ст. 153 ТК РФ с дополнительной оплатой не менее чем в двойном размере.
В ответ на итальянскую забастовку, главный врач уволил трех активных членов профсоюза, двое якобы не вышли на работу в день, когда они были выходные. Распоряжение послали им через «Почту», а оттуда ничего не пришло. Третьего уволили за то, что дефибриллятор, который должен находиться в машине, был почему – то на заправке, а пользовались портативным. Но оказывается, что это, вина была совсем другой службы.
Профсоюз направил по этому поводу заявление в Гострудинспекцию Башкирии. В результате Ишимбайскую центральную районную больницу обязали восстановить на работе трех уволенных сотрудников скорой помощи. Ведомство признало незаконным их увольнение.
Сейчас медики Ишимбайской больницы продолжают итальянскую забастовку. При этом в связи с дефицитом кадров при коронавирусе согласились работать даже в неукомплектованных бригадах.
Вот ещё один случай из больничной среды. Медсестры Коломенского перинатального центра Московской области, тоже с помощью профсоюза «Действие», из-за тяжелых условий труда в феврале начали протестную голодовку. По словам бастующих вместо 160 медсестер и санитарок в центре работают 22 младших медсестры и 20 уборщиц. Медсестры перед акцией протеста предпринимали попытки диалога с главврачом центра, обращались в прокуратуру, трудовую инспекцию, Росздравнадзор, Роспотребнадзор, Минздрав области. Но все усилия не дали результатов, шли привычные отписки.
Голодовка медсестер заставила, наконец, надзорным органам начать проверку работы перинатального центра, многие условия протестующих после этого были выполнены и голодовку медсестры решили прекратить.
Настоящий профсоюз объединяет коллектив. Работники объединившись, могут решить многие спорные вопросы. Это уже семья, люди помогают друг другу, защищаются вместе от наезда работодателя, борются с несправедливостью. В сургутской больнице не оказалось настоящего профсоюза, поэтому и произошла страшная беда, горе. Коллектив был разрознен, искали правду по одиночки. У нас власть засеяла всю трудовую территорию беззубыми профсоюзами, секретарями своих работодателей, одни названия, и все родом из ФНПР. Настоящих защитников работника не так уж много.
Много у нас говорят об улучшение жизни в стране, но никто, даже из лидеров нашей оппозиции, не добивается возврата прежнего Трудового кодекса к его прежним границам. А там были хорошо прописаны возможности, которыми могут пользоваться рабочие в борьбе за свои права. В новом кодексе эти возможности исчезли. В нем многое напоминает правила поведения заключенных в исправительной колонии. Молчит и КПРФ, а ведь сторонники этой партии перекрывали улицы, протестуя против принятия нового кодекса.
|
|
