На днях исполнилось 30 лет со дня образования первого в СССР профсоюзного объединения, не имевшего ни организационных, ни генетических связей с ВЦСПС. Оно называлось «Объединение социалистических профсоюзов СССР СОЦПРОФ», позже – «Объединение профсоюзов России СОЦПРОФ. С 2010 года большинство общероссийских отраслевых профсоюзов СОЦПРОФ и ряд его региональных объединений образовали новый профцентр – Союз профсоюзов России СПР.
Как инициатор создания и многолетний руководитель СОЦПРОФ позволю себя высказать свои соображения о формировании мировоззрений трудящихся в России.
Как известно, после того, как одна многоуважаемая дама вкусила запретное яблоко, ее мужу было предписано в поте лица своего добывать хлеб свой, т.е. трудиться.
Думаю, что я не оригинален, выделяя две формы получения честных трудовых доходов: продажу продуктов труда (с/х и ремесленной продукции, услуг) и продажу способности трудиться, т.е. работать по найму, продавая свою квалификацию и рабочее время.
К середине прошлого века в СССР остался, практически, только наемный труд, тем более, что законодательно были запрещены и предпринимательство, и «тунеядство».
Работник приходит на предприятие с единственной целью – за добросовестный труд получить достойную зарплату для содержания себя и своей семьи.
В ходе трудовой жизни он сталкивается с необходимостью защиты своих трудовых прав и предпринятием шагов к росту своей зарплаты и улучшению условий труда. Мировая практика показала, что для этого работники объединяются в профсоюзы и выбирают своих представителей, которые проводят переговоры с работодателем, заключают коллективные договоры об условиях и оплате труда, и контролируют его исполнение, организуют забастовки в поддержку требований работников. Т.е. складывается система социального партнерства - согласование интересов работников и работодателей по вопросам регулирования трудовых отношений.
Однако, начиная с апреля 1920 года и по апрель 1989 года, в СССР не было реальных профсоюзов. 05.04.1920 в Москве завершился IX Съезд ВКП(б), который, руководствуясь ленинскими указаниями, четко определил роль профсоюзов, их взаимоотношения с советским государством и партией, формы их участия в хозяйственном строительстве. Было подчеркнуто, что в эпоху диктатуры пролетариата перед профсоюзами стоят главным образом задачи в области организационно-хозяйственной и воспитательной. А так же было запрещено членам партии принимать участие в забастовках, проводимых работниками предприятий, на которых они работают. Но до 1933 года в 150-миллионном Союзе было порядка 8 миллионов членов профсоюзов. В сентябре 1933 было принято Постановление СНК СССР «О порядке слияния НКТ ССССР и ВЦСПС», по которому упразднялся Наркомат труда, а все функции государства в трудовых отношениях, включая пенсии и соцстрах, передавались ВЦСПС. Более того, была введена норма, согласно которой работник – не член профсоюза, получал пособие по социальному страхованию в половинном размере по сравнению с членом профсоюза. Следствием чего стал поголовный охват профсоюзным членством всех работников в СССР. К 1989 году в 250-миллионном СССР было 142 миллиона членов профсоюзов ВЦСПС. Норма о соцстрахе была отменена Правительством СССР только с 01.07.1990 по инициативе уже действовавшего тогда СОЦПРОФ. Часть государственных функций (установление единых ставок заработной платы) была передана от ВЦСПС в 1955 году в Госкомтруд СССР.
На рубеже 80-х – 90-х годов произошли радикальные изменения в мироощущениях советских трудящихся.
Во-первых, появилась возможность частного предпринимательства, т.е. трудиться не по найму;
Во-вторых, появились негосударственные работодатели;
В-третьих, размер зарплаты работников перестал зависеть от ставок Госкомтруда;
В-четвертых, официальное трудоустройство (не «тунеядство») перестало быть обязательным;
В-пятых, работа на предприятиях ВПК перестала быть престижной;
В-шестых, доходы «частников» представлялись существенно более высокими в сравнении с зарплатами на промышленных предприятиях;
В-седьмых, радикально изменился фактор социальной защищенности. При советской системе псевдоравенства существовал принцип: «Если я не виноват в своих проблемах (болезнь, увечье, пожар), то государство возьмет на себя заботу обо мне.» Этот принцип, патернализм, и сейчас еще определяет мироосознание старшего поколения…
Удивление трудящихся вызвало то, что не был практически изменен стереотип поведения. Было: «Рабочий день это 8 часов работа за стабильную зарплату+4 часа стояния в очередях для приобретения товаров на эту з/п», стало: «Рабочий день это 8 часов работы на госпредприятии+4 часа работы у частника за суммарную зарплату, позволяющую что-то купить».
И самое важное, появилась безработица, тем более острая для моногородов, обслуживавших гиганты ВПК.
Я полагаю, что именно изменения в системе трудовых отношений явились главными для взрослых советских людей, поскольку, в отличие от эффектных изменений в политике, культуре, СМИ, они касались их повседневной жизни, экономике их семей.
Как известно, многие термины, использовавшиеся советской пропагандой, не вполне соответствовали или совсем не соответствовали по значению своим иноязычным аналогам. Я имею в виду прежде всего такие термины, как «профсоюз», «рабочий», «рабочее движение», «забастовка». Так, например, общепринятый в Международной организации труда (МОТ) термин «рабочий (worker)» означает всякого, кто работает по найму и получает зарплату, а в СССР под этим словом понимался только тот трудящийся, который занимал должность рабочего по общесоюзному классификатору должностей и профессий — в отличие от «служащего». Понять логику, по которой составлялся этот классификатор, было крайне затруднительно: так, летчик гражданской авиации — работа, для которой, несомненно, необходимо высшее образование, — входил в категорию «рабочих», а медсестра в поликлинике, чья работа требует куда меньшей квалификации, — в категорию «служащих». «Профсоюз» в понимании конвенций МОТ — организация рабочих, создаваемая ими по своей инициативе с целью оппонирования работодателю в регулировании трудовых отношений. При этом профсоюз самостоятельно разрабатывает свой устав, регламенты, избирает представителей, вступает или не вступает в профобъединения. В СССР же «профсоюз» — это структурное подразделение отраслевого министерства или социальный отдел предприятия, подчиняющийся также и ВЦСПС.
С другой стороны, рабочий в СССР — это представитель «класса-гегемона». Статус шахтера или рабочего крупного оборонного завода намного превосходит статус медсестры в поликлинике, учителя или — во времена перестройки — кооператора, продающего пирожки собственного изготовления у проходной шахты.
Я утверждаю, что именно эти пирожки, вернее, мифы о том, что доходы теток, торгующих ими около проходной, превышают зарплату «главного рабочего» — шахтера, «дающего стране угля», и стали искрой, запалившей забастовки шахтеров 11 июля 1989 года. Но только искрой. А раздували пламя шахтерского гнева директора шахт, о чем свидетельствуют содержания требований (около 40 пунктов), которые выдвигали стачкомы. Это и вопросы поставок шахтам оборудования и крепежа, и обеспечение товарными вагонами, и государственное финансирование «социалки», и многое другое, включая самое главное для администраторов — наделение директора каждой шахты правами самостоятельно расходовать прибыль.
В политических исследованиях и журналистских статьях с 1989 года и по сей день постоянно встречается утверждение о том, что шахтеры обратились к политике. По моим наблюдениям, все было строго наоборот: это политика в 1989—1990 годах обратилась к шахтерам.
Началом событий 11 июля 1989 года стал протест нескольких десятков шахтеров в Междуреченске, которые отказались подниматься на поверхность. Но мало кто знает, что точно такую же акцию провели шахтеры 9-го участка шахты «Северная» в Воркуте еще весной 1989 года, — просто это событие не получило политического резонанса. И воркутинцы, и междуреченцы, оставшиеся в своих забоях, были героями, не знавшими, что их ждет: новый Новочеркасский расстрел, увольнение или что-то иное. Но те, кто в июле собирались на площади шахтерских городов, ощущали — сознательно или интуитивно — уже совершенно иную политическую ситуацию: кто первый добежит до митинговой трибуны — станет депутатом. Пример - Донецкий стачком, который был сформирован из 42 человек — по 2 от каждой из 21 шахт. Я проследил судьбу членов стачкома: в течение года из этих 42 человек половина стала депутатами городских или областных Советов, значительная часть возглавила профкомы старого, то есть советского, профсоюза, и только пять человек остались в стачкоме.
В рабочем движении 1989—1991 годов были действенными три тенденции. Представители первой считали, что проблемы можно решить, просто проведя перевыборы в первичных профорганизациях на предприятиях с сохранением системы ВЦСПС. Эта тенденция поддерживалась частью руководства ВЦСПС, детализировалась сентябрьским (1989 года) Пленумом ВЦСПС, XIX Съездом профсоюзов СССР, прошедшим в октябре 1990 года, и учредителями Федерации независимых профсоюзов России (март 1990 года). Именно в развитие этой тенденции структуры ВЦСПС активно участвовали в организационных мероприятиях съездов шахтеров.
Вторая тенденция состояла в развитии некоего непрофсоюзного, но политизированного «рабочего движения». Это движение должно было состоять из территориальных и производственных «рабочих клубов», стачкомов, рабочих комитетов. При этом предполагалось, что эти организации состоят исключительно из рабочих в советской терминологии, а координируют и идеологически окормляют их ученые: экономисты, социологи, политологи. Считалось, что это даст эффект аналогичный тому, что дали выступления польской «Солидарности» в начале 1980-х годов. Идеологами этого движения были — полярно расходившиеся в других политических вопросах — Леонид Гордон, Галина Ракитская, Илья Шаблинский, Виктор Комаровский, несколько позже — Людмила Алексеева. К этому же направлению относится и движение Советов трудовых коллективов за право на участие в управлении своими предприятиями (его лидерами были Вера Лащ и Андрей Лумпов).
Третья тенденция — это создание новых профсоюзов, не связанных генетически с системой ВЦСПС, но использующих заложенные в законодательстве права профсоюзов для представительства социально-трудовых интересов работников (в терминологии МОТ) и защиты их прав. Предполагалось, что заключение новыми профсоюзами коллективных договоров на предприятиях создаст работникам гарантии их социального статуса, будет содействовать формированию массового среднего слоя из квалифицированных работников и, как следствие, приведет к голосованию головой, а не сердцем. (Сейчас это формулируется как дилемма: телевизор vs холодильник). Идеологом описанного направления был автор этих строк. Параллельно с организацией новых профсоюзов в 1989—1990 годах шел процесс выделения свободных профсоюзов узких профессий из отраслевых профсоюзов ВЦСПС. Успехом завершилось создание профсоюзов авиадиспетчеров, пилотов гражданской авиации, докеров, моряков.
В апреле 1989 года было создано первое в СССР объединение свободных профсоюзов – СОЦПРОФ.
Создатели свободных профсоюзов надеялись на достойную конкуренцию с ВЦСПС - ФНПР. Казалось естественным, что люди, увидев альтернативу беззубым директорским организациям, перейдут в СОЦПРОФ. Но этого не произошло. Несмотря на активность и даже успехи по сравнению со “старыми” профсоюзами, свободные профсоюзы остаются малочисленными. Почему люди не идут в профсоюз?
Из бесед с ними можно вывести следующее:
- неверие в принципиальную возможность реально влиять на дирекцию,
- непонимание сути профсоюза,
- нежелание потерять подачки начальников и казенного профкома,
- нежелание открыто перейти в оппозицию к администрации,
- боязнь репрессий,
- отсутствие навыков к самостоятельным действиям,
- неверие в возможность чего-либо добиться на нерентабельном предприятии.
Как видно, в этих высказываниях отразилось своеобразное “совковое” мировоззрение, отличное от мировой системы ценностей. Это мировоззрение складывалось поколениями в условиях тотального подавления личности. Назойливой пропагандой, насаждением нужного единообразного образа мыслей и жизни, лишением возможностей знать и делать что-либо “лишнее”, системой запретов и репрессий режим добился оболванивая россиян. Отсюда и жизненные принципы: “все вокруг народное, все вокруг ничье”, “не высовывайся”, “инициатива наказуема”, “начальник всегда прав”, «а что это даст?» “они делают вид, что платят, а мы делаем вид, что работаем”.
Люди хорошо усвоили: покорность приносит прожиточный минимум, а строптивый лишается этого. Примеры правдоискателей подтверждают бесполезность споров с администрацией. Спор работника с начальником, а тем более с директором, заканчивается увольнением работника. Отсюда неверие в возможность добиться чего-либо против воли директора: “Как директор скажет, так и будет”. Примеров равного спора, а тем более побед, люди не знали. “Профсоюзы” ВЦСПС спорить даже не пробовали.
В нежелании вступать в свободный профсоюз есть объективные причины - опасение репрессий и потери подачек - преодолимы в сравнительно быстрый срок. Но субъективные причины, обусловленные искаженным пониманием производственных отношений и сути профсоюза, устраняются лишь по мере изменения мировоззрения. Скорость и глубина этих изменений зависит от того, как организована агитационная работа.
Тем не менее, до 2002 года шел реальный рост влияния свободных профсоюзов в системе трудовых отношений в России.
В 1990 при непосредственном и активном участии автора принят Закон СССР «О профсоюзах…», установивший как принцип равенства всех профсоюзов, так и важнейший принцип двух источников трудового права: Закон и Коллективный договор. В ноябре 1991 Указом Президента Ельцина, подготовленного под руководством министра труда Александра Шохина при моем участии, была образована Российская трехсторонняя комиссия по регулированию социально-трудовых отношений. В ее первом составе в числе 14 членов профсоюзной стороны находились три представителя СОЦПРОФ, по одному представителю от профсоюзов горняков и летчиков.
Достаточно реальные механизмы обеспечения участия каждого профсоюза в коллективных переговорах на всех уровнях мне, как автору законопроекта и члену рабочей группы, удалось, после жарких, но профессиональных дискуссий, внести в Закон РФ «О коллективных договорах и соглашениях» (с поправками 1995 года). В этом же Законе, который действовал с 1992 по 2002 год, содержались соответствующие, в отличие от раздела II ТК РФ, нормам МОТ принципы: работодатель обязан вести коллективные переговоры с каждым профсоюзом, при этом КД не обязателен для заключения, но обязателен для исполнения после заключения; разные профсоюзы работников одного предприятия могут либо создать единый орган по подготовке КД, либо выдвинуть свои проекты КД и вынести их на альтернативное голосование коллектива; окончательный вариант КД подлежит утверждению коллективом.
В 1995 году был принят, так же по моему проекту, Закон «О порядке разрешения коллективных трудовых споров», дававший возможность реальным профсоюзам проводить легальные забастовки, следствием чего стали возможными конструктивные бесконфликтные переговоры профсоюзов с работодателями.
Однако, известные всем изменения в политической ситуации в России привели к принятию в 2001 году Трудового кодекса. ТК, анонсированный как "либерализатор" трудовых отношений, в действительности закрепил советскую систему: сохранил доминирование премиально-депремиальной формы оплаты труда, вернул фактическую монополию в профсоюзах, сделал практически невозможными законные процедуры разрешения коллективных трудовых споров (именно процедуры – переговоры работодателя с инициаторами требований, а не столько сами забастовки), изъял профсоюзы из системы реальных трудовых отношений.
ТК парадоксальным образом не устраивает ни работодателей, ни работников, ни реальные профсоюзы. В целом ТК, который должен регулировать трудовые отношения с позиции отрасли гражданского права, усиливающей позицию заведомо более слабой стороны трудовых отношений - работников, является регрессивным по отношению к действовавшим до его принятия законам о коллективных договорах и о коллективных спорах.
Основная проблема, создаваемая ТК и препятствующая цивилизованным трудовым отношениям, это:
Сохранение советской сдельно-премиально-депремиальной системы оплаты труда. В настоящее время на большинстве отечественных предприятий заработная плата состоит из тарифной части и регулярной премии за «ритмичность работы», «выполнение плана» и т.п., входящих в функции менеджмента обязанностей по организации производства и не относящихся к функциям работника. Соотношение тариф/премия достигает 30/70, т.е. за «активность» работник теряет 70% своего заработка, при этом его «неактивные» товарищи сохраняют свой заработок полностью.
Кроме того, видимость «укрепления дисциплины» и «стимулирования к качественному труду» приводит к появлению в системе работодатель-работники третьей силы со своими амбициозными, а иногда и корыстными, интересами. Это средний менеджмент – начальники цехов. Интересы этой третьей силы не совпадают с интересами владельцев предприятия – акционеров, поскольку ухудшают социальный климат в коллективе, стимулируют нарушение технологии изготовления продукции, т.е. приносят качество в жертву количеству, тем самым снижая конкурентоспособность продукции предприятия.
К сожалению, российская практика, с некоторым исключением для предприятий транснациональных компаний, показывает, что работодатели активно препятствуют созданию реальных, т.е. массовых свободных профсоюзов. Отечественные предприниматели желают видеть на своих предприятиях не социальных партнеров, но жестко контролируемые ими профкомы, дублирующие социальные отделы. При этом профорганизации, создаваемые работниками без согласования с высшим менеджментом, воспринимаются директорами как смутьянами, нарушающими некий порядок, стремящимися «нагнуть» начальство. Вследствие чего реальные профсоюзы не подпускаются к участию в коллективных переговорах по подготовке и заключению коллективных договоров.
С 2012 года в России окончательно сформировалась система трудовых отношений, базирующаяся на принципах, некогда сформулированных в печально известном акте Итальянского государства: «Вмешательство государства в экономическое производство может иметь место только, если отсутствует или недостаточна частная инициатива, или когда дело идет о политических интересах государства. Подобное вмешательство может принять форму контроля, поощрения и непосредственного управления.» И там же ранее: «Профессиональные или профсоюзные организации свободны. Но только законно признанный и состоящий под государственным контролем профсоюз имеет право законно представлять всю категорию рабочих, для которых он создан, а также защищать ее интересы по отношению к государству и другим профсоюзам, заключать коллективные договоры труда, обязательные для всех лиц, принадлежащих к данной категории, облагать последних сборами и осуществлять по отношению к ним предоставленные функции публичного характера.»
Руководители Союза профсоюзов России СПР, в число которых вхожу и я, не теряют оптимизма и уверены в том, что для решения проблем социально-трудовой политики необходима адекватная концепция, в которой приоритетными были бы цели и ориентиры социального развития общества, интересы человека, семьи и, прежде всего, создания условия для полной занятости трудовых ресурсов, эффективности их трудовой деятельности. Трудовая деятельность человека, которой он отдает треть своей жизни, занимает особое место в структуре социальных приоритетов. Во-первых, человеческие ресурсы и их трудовая деятельность являются составной частью естественных производительных сил страны, нашим национальным достоянием; во-вторых, труд является важнейшей жизнеобеспечивающей функцией человека, условием удовлетворения его потребностей; в-третьих, только высокооплачиваемый труд, являющийся базовой составляющей покупательной способности населения, может стать основой и главным условием развития российского общества.
|
|
