В честь сегодняшнего Дня учителя повторю свой давний пост.
Из всех подружек, окончивших вместе со мной в 1984 году факультет русского языка и литературы ленинского педа, в школе сегодня работает одна — самая совестливая. Но и она дорабатывает последний учебный год: совместить идиотское (хотя нет, это же «экзамен» — значит, идиотский) ЕГЭ с воспитанием любви к русской словесности оказалось делом невозможным...
А три десятилетия назад мы все работали в школе! И если сейчас спросить меня, когда я максимально ощущала свою профессиональную и человеческую востребованность, без колебаний отвечу: когда работала учительницей. Мы тогда, конечно, тоже составляли какие-то планы и отчеты, но по большому счету были свободны (естественно, в рамках программы — совсем не плохой, кстати).
Довольно быстро поняла, чего хочу добиться от учеников: чтобы грамотно писали, связно говорили и полюбили чтение (а не ставили нужные галочки в правильные квадратики!!! Даже в самом страшном учительском сне такая цель обучения присниться не могла!). Само собой, прилагала к этому профессиональные усилия. Сейчас расскажу про «полюбили чтение».
Для меня лучшая повесть на свете — «Капитанская дочка». Это как бы единица повести — ну вроде образцового метра в Палате мер и весов. В ней нет ни единого лишнего слова, ни одной случайной детали. Пушкин все сделал идеально.
И вот спрашиваю я своих семиклассников: «Гринев, когда приехал в Белогорскую крепость, первым делом увидел инвалида, который «сидя на столе, нашивал синюю заплату на локоть зеленого мундира». Почему это — синюю на зеленый?» Не сразу — но ведь ответили же!
А вот пораньше немного, на постоялом дворе, в буран: «Я взглянул на полати и увидел черную бороду и два сверкающие глаза» — что за избыточность такая, почему не просто «сверкающие глаза», ведь ясно же, что их два? И ведь разобрались! Увлекательно, между прочим...
Иногда совсем просто делала: читала вслух. Причем часто уже прочитанное ребятами. Вот любимое мое воспоминание: 6 класс, «Дети подземелья». Короленко пишет возвышенно и пафосно, но для 12-летнего человека — самое оно, уж поверьте. Кстати, то, на что надо было в советские времена делать акцент — дети судьи живут в хорошем доме и ни в чем не нуждаются, а пан Тыбурций с Валеком и Марусей бродяжничают и воруют — как-то микшируется, а на первый план выходит глубокое человеческое сострадание.
Прошу ребят закрыть книжки и просто меня послушать. Читаю, как отец Васи обнаруживает пропажу куклы у младшей дочери: он взбешен, сын украл и унес куда-то подарок покойной матери! Куклы и вправду нет: она у крошечной нищей девочки Маруси, которая сильно больна... Нет, Вася ни в чем не признается — пусть отец убьет его! В самый напряженный момент появляется пан Тыбурций — у него в руке узелок с куклой.
И вот — развязка. «Я все еще стоял на том же месте, как дверь кабинета отворилась и оба собеседника вошли. Я опять почувствовал на своей голове чью-то руку и вздрогнул. То была рука отца, нежно гладившая мои волосы.
Тыбурций взял меня на руки и посадил, в присутствии отца, к себе на колени.
— Приходи к нам, — сказал он, — отец тебя отпустит попрощаться с моей девочкой… Она… она умерла».
У самой закипели слезы, последние слова я как-то просипела. Вдруг звонок. Вы понимаете, что такое звонок с урока для шестиклашек? А тут ни один не пошевелился. И глядят на меня тридцать пар глаз — потрясенно, с тоской и недоумением: как — умерла?! Главное, что ведь читали уже, знали конец...
Это было — мощно. Это была Литература, Урок! Это Жизнь была, а не подготовка к егэ этой, прости Господи.
|
|
