Голод

Этот текст написан Любовью Соболь и опубликован ее коллегами, так как сама Любовь находится под домашним арестом по политически мотивированному «санитарному делу»

Голодовка — это тяжело. Для меня тяжело даже вспоминать ее.

Я держала голодовку чуть больше месяца в 2019 году в знак протеста против недопуска независимых кандидатов на выборы, а восстанавливала здоровье после нее очень долго. За тот месяц у меня опустилась одна почка, еще несколько месяцев после выхода из голодовки я боролась с депрессией и тогда впервые в жизни обратилась к психологу.

Каково это, голодать? Первая неделя — самая сложная: организм еще не перестроился, он испытывает стресс из-за отсутствия пищи. Это потом он научится расщеплять жировые клетки на кетоновые тела, на которых будет работать. А пока он не понимает, откуда черпать энергию. В голове — картинки с едой, запах еды будоражит и сводит с ума. В один такой вечер мне померещился запах копченой колбасы, и я лежала в кровати, понимая, что это галлюцинация, что никакой колбасы рядом нет и быть не может. Я гнала от себя эти мысли, но они возвращались, пока я не заснула.

На 2-4 день голодовки я могла только лежать, сил вставать не было. Я помню, как в эти дни навестить меня приехали мои мама и дочка. Я помню и, наверное, никогда не забуду, как моя Мира, подпрыгивая от радости, бежала ко мне навстречу с цветами, собранными на даче, а я не могла встать и просто смотрела на нее. Лежала, смотрела и понимала, что надо собраться, чтобы ребенок не видел, как мне тяжело в тот момент дается даже самое простое действие, что у меня нет сил выйти на улицу и погулять с ней. Я попросила коллег купить нам конструктор «Лего», и так мы и провели несколько часов встречи с дочкой: я полусидела на разложенном диване с Центре сбора подписей на Рождественском бульваре (голодать дома решительно невозможно, и на время голодовки мне пришлось переехать туда), пока дочка собирала «Лего» и рассказывала взахлеб про свои дела.

Где-то через неделю желание немедленно чего-нибудь поесть ушло, запахи и картинки еды в голове больше не тревожили, но сил больше не стало. Чувствовала себя на +40 лет: могла делать все то же, что и обычно, но сил было в разы меньше. Прошла несколько шагов — хочется присесть или прилечь.

Во время голодовки полезно ходить, разминать мышцы, но у меня не получалось это делать. Практически месяц я провела в небольшой комнате Центра сбора подписей, за исключением воскресений, когда меня увозили в очередное ОВД в Новой Москве или на допросы по уголовному делу о массовых беспорядках (привет, Сергей Семенович). Мне заламывали руки за спиной и увозили подальше от центра города по воскресеньям, чтобы я не могла принять участие в протестных акциях, которые тогда шли каждую неделю. Другие независимые кандидаты в депутаты и Алексей Навальный сидели под административными арестами, и я продолжала работать даже в условиях голодовки, лежа на раскладушке в маленькой комнате Центра сбора подписей: сдаваться и опускать руки было нельзя.

Да, тот месяц был беспрецедентно тяжелый, но мне помогали: коллеги за руку могли довести меня до туалета в другом конце помещения или в душ, за моей голодовкой наблюдали врачи. Мне измеряли уровень сахара в крови, чтобы предотвратить обморок (один раз обморок все же случился), когда у меня начались боли, меня свозили на УЗИ. В целом, я была под наблюдением, не одна. Поэтому я боюсь даже представить, в каких тяжелых условиях сейчас будет проходить голодовка Навального.

Жизнь в покровской колонии — сущий ад. Голодовка в таких условиях — действительно крайняя мера. Если Навальный пошел на нее — значит, другого выхода уже нет.

Я требую предоставить Навальному всю необходимую медицинскую помощь для того, чтобы ему могли продиагностировать и вылечить спину, понять, почему в обеих ногах пропала чувствительность. Его здоровье и его жизнь находятся под угрозой. И ответственность за любое ухудшение состояния Алексея будет нести не только начальник покровской колонии, но и лично Владимир Путин. Нет ни малейших сомнений, что именно он мстит Навальному и снова пытается его убить. На этот раз медленно, через мучения, пытку лишением полноценного сна и отказом в предоставлении квалифицированной медицинской помощи.