Послушать сердце и сказать: "Оно остановилось"

Для того, чтобы почувствовать, что такое подлинно интимная интонация в высоком киноискусстве, стоило увидеть щемящий, пронзительный фильм-прощание, фильм-реквием Барбары Пас «Бабенко. Послушать сердце и сказать: «Оно остановилось».

Барбара Пас    -   актриса, последняя жена и муза гения бразильского кино Эктора Бабенко, на руках которой киноклассик скончался четыре года назад.  В её биографии написано, что она «пробовала себя в режиссуре короткометражных фильмов и телепрограмм», но сама Пас предельно честна со зрителем и не скрывает, что весь предыдущий опыт сводился к ассистированию на съёмках мужу.  Собственно, для того, чтобы это объяснить, Барбаре не нужны слова: свой первый полнометражный фильм   -   он был последней волей мужа, попросившего жену увековечить его смерть,   -   она начинает эпизодом, в котором полысевший, исхудавший, сжираемый раком в последней стадии, но упрямо дирижирующий съёмками посмертного фильма о себе Бабенко учит её кадрированию, простейшим манипуляциям с камерой. Чёрно-белая плёнка добавляет контрастности, делает беспощадно яркими старческие пигментные пятна, выцветшие губы кажутся совсем бескровными. Барбара отрабатывает крупные планы измождённого, но всё так же любимого лица, знает «все его трещинки», наезжает камерой на кажущиеся огромными на осунувшемся лице глаза и слышит назидательное: «Учись выделять главное! Ты же не будешь снимать обо мне сериал!»

Встык с крупными планами одряхлевшего патриарха бразильского кино Барбара Пас монтирует кадры из его фильма «Мой индийский друг», в котором снималась и она сама: лысый Уиллем Дефо в коляске в роли умирающего от онкологии режиссёра, в каком-то смысле двойника Эктора Бабенко, его alter ego.  Если в глазах героя Дефо печаль и обречённость, то сам Бабенко не сдаётся,   -   сидя в кресле, с торчащими во все стороны трубками и капельницами руководит съёмочным процессом, отдаёт команды, троллит, подтрунивает над женой, ласково называя её «моя макака» (по-португальски действительно звучит очень нежно), подпевает герою Уиллему Дефо, поющему «I`m in heaven», переговаривается с кем-то ещё, чей голос мы слышим, но при этом собеседник остаётся за кадром.  Таинственный голос   -   это тот самый Драузио Варелла, книга которого легла в основу самого, пожалуй, мощного фильма Бабенко о зловещей тюрьме Карандиру; полтора десятка лет Варелла был личным врачом-онкологом Бабенко, его верным другом и, наряду с Барбарой Пас, стал свидетелем его последнего вздоха.

Не ставя перед собой задачу подробно говорить о творчестве мужа, Барбара включает в фильм отрывки лишь из тех фильмов, которые, как ей кажется, попадают в настроение   -   «Карандиру», «Поцелуй женщины-паука», например, одни из самых мрачных фильмов Бабенко, а уж что может быть мрачнее, чем грядущая смерть. Ей гораздо интереснее записать побольше монологов мужа, пока он в состоянии их произносить, и очевидно, что Бабенко с его витальностью будет их произносить до последней секунды; когда он снимал кино в Амазонии и попал в аварию, ему наложили 40 швов, и на следующий день он уже опять примчался на съёмки. Вот и сейчас он торопится   -   спешит сообщить зрителям, что презирает наёмный труд и относит себя к «разумным анархистам», объясняет свой переезд из Аргентины в Бразилию (из-за антисемитских настроений, царивших тогда в Аргентине), сетует о нищете большинства бразильцев, зачем-то рассказывает о франкистских тюрьмах в Испании, потом вдруг вслух мечтает поправиться, уехать в Гонконг к Сюй Цзинлэй, чтобы снимать её в главной роли…  Не стремясь ничего лакировать и приукрашивать, Пас не боится вперемешку монтировать кадры с молодым Бабенко в белом костюме на пляже, умопомрачительным красавцем, рассказывающим о съёмках своего «Пишоте: закон самого слабого», и «медицинские» кадры Бабенко уходящего, где он по-прежнему неотразим, хоть и без былой шевелюры.

Согласно пожеланию мэтра, в последних кадрах посмертного фильма о нём должна была быть обнажённая Барбара Пас, танцующая под дождём в фильме «Мой индийский друг» (сцена, из-за которой скандалы в газетах не утихают до сих пор). Мы любуемся этим танцем, но совсем уже перед финальными титрами видим Сюй Цзинлэй перед окном, за которым Гонконг   -   и это пожелание мужа Барбара тоже выполнила. Тонкий, поэтичный и зрелый, совсем не ученический фильм о последних днях бразильского киноклассика   -   настоящее украшение фестиваля.