Эх, Александр Абрамович, дорогой вы мой...
За несколько дней до начала карантина была в книжном «Москва» на Тверской — на предмет чего прикупить, естественно. Купила Лимонова (только когда умер — созрела, наконец, почитать), новую Улицкую. Привычно бросила взгляд на полку с буквой «К» — нет ли Кабакова. Нет, давно нет.
Теперь — совсем нет. В ночь на Пасху умер Александр Кабаков, которого многие считают писателем политическим. А он просто — большой писатель.
Несколько лет назад поехала на книжную ярмарку на ВДНХ — только ради заявленной встречи с Кабаковым. Почему-то ужасно стесняясь, задала ему вопрос про рассказ «День рождения женщины средних лет»: «Откуда вы Так знаете, как мы чувствуем?» В ответ — фирменная усталая усмешка: «Живу давно».
Роман «Все поправимо» — одно из лучших произведений русской литературы XXI века. «Беглец» — крутейшая мистификация, куда там Акунину. Рассказ с неприметным названием «Далеко эта Орша» — за душу хватающие, честнейшие воспоминания. «Камера хранения: мещанская книга» — кто теперь так напишет о батниках, джинсах и прочих шмотках, в которых — само время? Завистливые собратья по перу называли его «певцом пуговиц»...
Вдруг подумала, что после вируса, когда откроются книжные, Кабакова будет много: в той же «Москве» всегда так делают, если уходит хороший писатель. И фотографию хорошую ставят.
А я ваш облик и так хорошо помню: постаревший пижон с внимательными глазами. Прощайте, дорогой мой.
|
|
