На днях на Донбасс из Франции приехал один из, пожалуй, главных монстров современного мира. Кто, Фантомас? Нет, киношный французский злодей 60-х годов, с которым героически боролся комиссар Жюв — просто жалкий мальчишка и щенок по сравнению с реальным французским же писателем и философом по имени Бернар-Анри Леви. Известным также как BHL (или БАЛ по-русски).
Не все знают, кто такой мсье Бернар-Анри. А зря! Этот человек заслуживает того, чтобы о нём знали. Между прочим, Бернар-Анри своим незаурядным, выдающимся, почти гениальным злодейством вдохновил Виктора Пелевина, который ввёл его (под слегка изменённым именем — БАММ, или Бернар–Анри Монтень Монтескье) в свой роман «Snuff» (2011). Там описаны люди особой профессии, для которой автор придумал новое название — дискурсмонгеры. Если говорить простым языком, то это разжигатели войн, по совместительству — философы и публицисты. Из романа: «Последние несколько войн в паре со мной работал Бернар–Анри Монтень Монтескье... Сам он предпочитал называть себя философом. Так же его представляли в новостях. Но в платежной ведомости, которую составляют на церковноанглийском, его должность называется однозначно: «crack discourse–monger first grade». To есть на самом деле он такой же точно военный. Но противоречия тут нет — мы ведь не дети и отлично понимаем, что сила современной философии не в силлогизмах, а в авиационной поддержке...»
Реальный Бернар-Анри гордится тем, что стал отцом-разжигателем уже нескольких войн — начиная от НАТОвского вторжения 1998 года в Югославию и до войны 2011 года против Ливии. Ещё в его послужном списке — война против Сирии. А в 2014-м он выступил на Евромайдане, обнадёжив слушателей обещанием «превратить Украину в новую Ливию». И вот приехал на Донбасс, видимо, чтобы посмотреть, как идёт исполнение его обещания...
Обращаю внимание: пелевинский роман был опубликован в 2011 году, за несколько лет до майдана. Действие там происходит в Уркаине (так). А вот как работал романный Бернар-Анри:
«— J'accuse! — прогремел над дорогой властный голос.
Как ни испуган был Грым происходящим, он испугался ещё сильнее. В присутствии кагана никто не мог говорить таким тоном. Никто, кроме дискурсмонгеров. Этот свистящий, похожий на щелчок бича возглас в Уркаине знали все. Им пугали детей, ибо вслед за ним приходила смерть. «J'accuse» означало «я обвиняю», но не на церковноанглийском, а на языке какого-то древнего племени, от которого дискурсмонгеры вели свою родословную.
К Хлое быстро шёл неизвестно откуда взявшийся человек — видимо, он приблизился к процессии, пока все глаза были устремлены на кагана. Человек был высок и излучал величие, хотя одет был просто и даже бедно — в рясу из мешковины, перепоясанную верёвкой. Величие ему придавали седые кудри до плеч и орлиный нос. Так выглядели рыцари и герои... Он держал посох с изогнутой ручкой, обмотанной кожаным ремешком. Когда он воздел руки, в просвете рясы стал виден точно подобранный к ней по тону бронежилет. Такие имелись только у людей.
Каган молчал, мрачно глядя на незнакомца — по этикету ответить после такого вступления было бы бесчестьем.
Первым опомнился петушиный секретарь.
— Кто ты такой, — пришёл он на помощь сюзерену, — что делаешь в земле урков и по какому праву и полномочию встаёшь на пути уркагана?
Человек сделал шаг к Хлое и обнял её за плечо свободной рукой.
— Я отвечу тебе, — прогремел он, вознося свой посох ещё выше. — Я филосoф. Но если тебе непонятно, что значит это слово, пусть я буду для тебя просто неравнодушным прохожим. Прохожим, у которого нет никаких полномочий, кроме данных ему собственной совестью... Но хоть у меня нет полномочий, у меня есть новости! — хорошо поставленным голосом гремел человек. — И они вам не понравятся. Ваша свора палачей и убийц не причинит вреда этому ребёнку и не прольёт больше ни одной слезы из этих синих глаз!.. Каждый человек рождается свободным, таким его замыслил Маниту! И я не могу, не стану молчать, когда какой-то монстр, ненасытное и злобное животное, попирает светлый праздник детства чёрной шиной своего лимузина, оплаченного слезами бесчисленных вдов. Я не знаю — но, с другой стороны, было бы очень любопытно узнать, и без промедления, — сколько ещё свободный мир будет мириться с этим тёмным душителем свободы, делая вид, что не замечает невинных слёз и брызг крови, летящих прямо в нашу оптику! Ничто не может оправдать издевательства над беззащитной чистотой, никакие затычки в равнодушных ушах не заглушат стук детского сердца, брошенного на съедение псам и свиньям! Сегодня я обвиняю оркского уркагана в том, что он палач своего народа. Сколько ещё мы не будем замечать зверств этого извращенца, серийного убийцы, мечты психиатра и опаснейшего из садистов?..
— Никто не может так говорить с каганом! — изумлённо прошептал петушиный секретарь.
Незнакомец на миг обратил к нему сияющий неземной радостью лик и опять повернулся к пустому для непосвященных сектору неба.
— А кто с ним вообще говорит, с твоим каганом?
Грыму показалось, что вокруг стало очень тихо.
Каган по-прежнему мрачно молчал, глядя перед собой. Но петушиный секретарь этого не вынес.
— Бесчестье! — выдохнул он, выхватил из ножен свою шпажонку и пошёл на дискурсмонгера.
Тот спокойно ждал, вздымая вверх свой посох, и на его лице играла всё та же уверенная улыбка человека, не боящегося умереть за свои слова. И, когда Грым решил, что именно это сейчас и произойдёт, в небе раздался треск, и уже знакомые красные нити перебили петушиного секретаря пополам. Вокруг поднялись высокие фонтаны праха».
В пелевинском романе трудно найти более отвратного персонажа, нежели Бернар-Анри. Когда, после длительных пыток, герои романа отправляют Бернара-Анри к праотцам, думается, большинство читателей романа (а возможно, что даже и все без исключения), удовлетворённо вздыхают.
А чтобы оценить стиль реального, невыдуманного Бернара-Анри, достаточно привести отрывок из одного его типичного писания, озаглавленного «Спасите Алеппо!»:
«Разгул эскадронов смерти «Хезболлы» в Алеппо будет означать новую кровавую баню и рост стотысячной горы трупов, которую породила чудовищная война против мирного населения. Это будет означать коренные изменения в расстановке сил и существенное преимущество Башара Асада, которому ничто больше не помешает покончить с восстанием и всей арабской весной. Как и обстрел Дубровника 20 лет тому назад, как и поджог библиотеки Сараево солдатами Младича, как и расстрел бамианских статуй Будды талибскими боевиками, как и брошенные в огонь малийскими исламистами священные рукописи в Тимбукту, это стало бы преступлением против человеческого духа, катастрофой для цивилизации, потерей части нашей общей памяти посреди дымящихся углей. Алеппо принадлежит не Сирии, а всему миру. Преступления против человечности — это удар по всеобщей совести, и разрушение Алеппо может стать преступлением против международного сообщества и плевком в лицо всему миру. Таким образом, это касается всех нас. Остается всё меньше времени, чтобы спасти Алеппо. Хватит ли у нас смелости, чтобы провести новую красную линию и на этот раз жёстко держаться её? Или же мы в очередной раз развяжем руки убийцам тела и души?».
В общем, как и у пелевинского Бернара-Анри, изумительное нагромождение крикливой и наглой лжи, тщательно пересыпанное словами про всеобщую совесть, человечность, кровавых палачей-убийц и священные ценности цивилизации.
Сказал ли реальный Бернар-Анри нечто новое в области философии? Пожалуй. Он является автором теории «метаморфической реальности», согласно которой «дело мыслителей — формулировать образы мира, каким он должен быть, и убеждать политиков формировать мир в соответствии с этими образами». Главным средством подгонки служат, понятное дело, крылатые ракеты, бомбы, снаряды, всевозможные дроны и прочие «умные» орудия убийства.
Кстати говоря, любопытно отметить, что священные ценности, под флагом защиты которых западная «цивилизация» раз за разом вламывалась в чужой дом, постоянно менялись. Например, были времена, когда достаточным основанием для «освобождения» туземцев от них самих считался каннибализм. Или — скажем мягче — рассказы о каннибализме, который туземцы якобы практикуют. Если об этом хотя бы шли толки — то белые люди уже считали это достаточным «казус белли» для вторжения и насаждения в чужом краю «цивилизации». Даже если 90% или 99% туземцев в процессе приобщения к благам цивилизации отправлялись в мир иной — миссия считалась успешной. Зато оставшийся в живых процент коренного населения навсегда освобождался от ужасов каннибализма. Сейчас — другие времена. Как известно, один из деятелей сирийской «оппозиции» с аппетитом покушал перед видеокамерой вырванное из груди сердце пленного асадовского солдата. И что же — западные цивилизаторы ужаснулись подобной трапезой, перестали поддерживать свободолюбивых каннибалов? Да ничуть не бывало...
Так что же, получается, что Бернары-Анри начинают и выигрывают? Не совсем так, и их ахиллесова пята заключается в том самом, что они сделали своим ремеслом — в «преобразовании реальности», то есть, попросту говоря, в нагромождении чудовищной лжи. В этой реальности, до неузнаваемости «преобразованной» их словами, а затем бомбами и снарядами, всегда обнаруживаются, мягко говоря, лакуны, которых Бернары-Анри в упор не видят и не желают видеть. Например, за своё соучастие в разжигании войны против Ливии Бернар-Анри Леви получил чувствительный щелчок по носу от тех, от кого он меньше всего мог этого ожидать. После победы над Джамахирией и показательного убийства Каддафи на глазах у телекамер Бернар-Анри, чувствуя себя победителем, пожелал вместе со своим близким другом Саркози посетить места их общей боевой славы — Триполи. И что же? Новые ливийские власти, столь многим обязанные лично Бернару-Анри, публично отказались принимать своего благодетеля в гости, потому что он... еврей. И Бернару-Анри пришлось утереться и проглотить эту горькую пилюлю — ибо куда денешься? Не объявлять же собственных ливийских протеже с ходу новыми «убийцами души и тела» и требовать от власть имущих очередного «преображения реальности»? Тут всё-таки надобно для приличия выдержать некоторую паузу... Хотя было бы ещё пикантнее, если бы Бернар-Анри всё-таки приехал на место своих благодеяний, и тут его постигла бы судьба американского посла в «освобождённой» Ливии.
А вот сбудется ли другое пророчество Пелевина о судьбе Бернара-Анри — то, что от благодарных уркаинцев его герой принял весьма нелёгкую и небыструю смерть? Как говорится, поживём — увидим...
|
|
