Исполнилось 125 лет со дня рождения Николая Григорьевича Маркина (21.05.1893–1.10.1918), одного из замечательных людей XX века. Он прожил очень короткую жизнь, всего 25 лет, но удивительно многое успел за это время сделать. Родился в крестьянской семье, получил профессию электромонтёра, служил матросом-артиллеристом. Потом революция вознесла его до поста, по определению Троцкого, "негласного министра иностранных дел". В один из самых острых моментов гражданской войны, когда судьба революции висела на волоске он, без преувеличения, спас молодую Советскую республику. И вскоре – погиб в бою...
Лев Троцкий так рассказывал о своём знакомстве с этим человеком: "Маркин был матрос балтийского флота, артиллерист и большевик. Он не сразу обнаружился. Высовываться вперёд было совсем не в его характере. Маркин не был оратором, слово давалось ему с трудом. Кроме того, он был застенчив и угрюм – угрюмостью загнанной внутрь силы. Маркин был сделан из одного куска, и притом из настоящего материала. Я не знал о его существовании, когда он уже взял на себя заботу о моей семье. Он познакомился с мальчиками, угощал их в буфете Смольного чаем и бутербродами и вообще доставлял им маленькие радости, на которые было так скупо то суровое время. Он приходил незаметно справляться, всё ли в порядке. Я не подозревал о его существовании. От мальчиков, от Анны Осиповны он узнал, что мы живём во вражьем стане". "В доме нас всё больше окружала стена вражды и ненависти. Наша кухарка Анна Осиповна подвергалась атаке хозяек, когда являлась в домовой комитет за хлебом. Сына моего травили в школе, называя его, по отцу, "председателем". Когда жена возвращалась со службы из профессионального союза деревообделочников, старший дворник провожал её ненавидящими глазами. Подниматься по лестнице было пыткой. Хозяйка квартиры всё чаще справлялась по телефону, не разгромлена ли её мебель... Но вот в один, поистине прекрасный день, квартирная блокада прекратилась, точно кто-нибудь снял её всемогущей рукой. Старший дворник при встрече с моей женой поклонился ей тем поклоном, на который имели право только самые влиятельные жильцы. В домовом комитете стали выдавать хлеб без задержки и угроз. Перед нашим носом никто не захлопывал больше с грохотом дверь. Кто сделал всё это, какой чародей? Это сделал Николай Маркин."
"Маркин заглянул к старшему дворнику и в домовой комитет, притом, кажется, не один, а с группой матросов. Он, должно быть, нашёл какие-то очень убедительные слова, потому что всё вокруг нас сразу изменилось. Ещё до октябрьского переворота в нашем буржуазном доме установилась, так сказать, диктатура пролетариата. Только позже мы узнали, что это сделал приятель наших детей, матрос-балтиец".
Отличился Маркин и в дни Октября. "В октябрьские дни крепко сколоченная фигура Маркина со смуглой угрюмой головой всегда обнаруживалась в самых опасных местах и в самые нужные часы."
Вскоре ситуация повторилась, и на гораздо более серьёзном уровне. Троцкий, получивший портфель наркома иностранных дел, столкнулся в своём министерстве с саботажем. Старые дипломаты не отдавали ему ключи от сейфов, где хранились тайные документы.
"Когда на меня легло министерство иностранных дел, невозможно было, казалось, подступиться к делу. Начиная с товарищей министра, кончая переписчицами, все участвовали в саботаже. Шкафы были заперты. Ключей не было. Я обратился к Маркину, который знал секрет прямого действия. Два-три дипломата посидели сутки взаперти, и на другой день Маркин принес ключи и пригласил меня в министерство. Но я был занят в Смольном общими задачами революции. Тогда Маркин стал на время негласным министром иностранных дел. Он сразу разобрался по-своему в механизме комиссариата, производил твердой рукой чистку родовитых и вороватых дипломатов, устраивал по-новому канцелярию, конфисковал в пользу беспризорных контрабанду, продолжавшую поступать в дипломатических вализах из-за границы, отбирал наиболее поучительные тайные документы и издавал их за своей ответственностью и со своими примечаниями отдельными брошюрами. Маркин не имел академического значка и даже писал не без ошибок. Его примечания поражали иногда неожиданностью мысли. Но в общем Маркин крепко забивал свои дипломатические гвозди и как раз там, где следовало. Барон Кюльман и граф Чернин с жадностью набрасывались в Брест-Литовске на желтые книжки Маркина."
Всего вышло семь выпусков этого "Викиликса" 1917-1918 годов. Под заголовком «Сборник секретных документов из архива бывшего министерства иностранных дел». Редактором издания значился Н.Г. Маркин. Вот что он писал: "Целью настоящего Сборника является ознакомление широких масс с содержанием документов, хранившихся в бронированных комнатах и несгораемых шкафах бывшего Министерства иностранных дел как одного из филиальных отделений буржуазии всех стран... Пусть знают трудящиеся всего мира, как за их спинами дипломаты в кабинетах продавали их жизнь. Аннексировали земли. Бесцеремонно порабощали мелкие нации. Давили, угнетали политически и экономически. Заключали позорные договоры. Пусть знает всякий, как империалисты одним росчерком пера отхватывали целые области. Орошали поля человеческой кровью. Каждый открытый секретный документ есть острейшее оружие против буржуазии".
Бывший электромонтёр отнёсся к новой для себя профессии дипломата со всей серьёзностью. Он прилежно прочитал книгу профессора Мартенса “Современное международное право цивилизованных народов”, просматривал тома “Собрания трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами”, взялся за изучение французского в группе мадам Аннет Домер. Ложась спать, он клал под подушку тетрадку и два словарика...
Весной 1918 года на Волге вспыхнуло белогвардейское восстание чехословаков, и Маркин, конечно, отправился туда. Троцкий: "Маркин затыкал бреши, которых было много. Теперь он устанавливал диктатуру далеко на Востоке. Маркин командовал флотилией на Волге и гнал врага. Когда я узнавал, что в опасном месте Маркин, на душе становилось спокойнее и теплее".
Во время боёв под Казанью настал момент, когда вся дальнейшая судьба революции на какой-то миг оказалась в руках Маркина. Это тоже описывал Троцкий: "Свежий полк, на который мы так рассчитывали, снялся с фронта во главе с комиссаром и командиром, захватил со штыками наперевес пароход и погрузился на него, чтобы отплыть в Нижний. Волна тревоги прошла по фронту. Все стали озираться на реку. Положение казалось почти безнадежным. Штаб оставался на месте, хотя неприятель был на расстоянии километра-двух и снаряды рвались по соседству. Я переговорил с неизменным Маркиным. Во главе двух десятков боевиков он на импровизированной канонерке подъехал к пароходу с дезертирами и потребовал от них сдачи под жерлом пушки. От исхода этой внутренней операции зависело в данный момент всё. Одного ружейного выстрела было бы достаточно для катастрофы. Дезертиры сдались без сопротивления. Пароход причалил к пристани, дезертиры высадились, я назначил полевой трибунал, который приговорил к расстрелу командира, комиссара и известное число солдат. К загнившей ране было приложено каленое железо... Под новым командованием и с новым самочувствием полк вернулся на позиции."
Жена Троцкого Наталья Седова оставила такую зарисовку о Маркине: «Маркин, крупный, довольно неуклюжий парень, с нависшими бровями, внимательными глазами и постоянной улыбкой, очень полюбил детей. Он рассказывал им о своей личной жизни, которая была разрушена неверностью женщины».
1 октября 1918 года во время речного боя на Каме Маркин погиб. Корабль «Ваня-коммунист», где он находился, получил пробоину и загорелся. Маркин приказал матросам прыгать в воду, но сам не успел – погиб от прямого попадания вражеского снаряда. Лариса Рейснер писала: «Погиб Маркин с его огненным темпераментом, нервным, почти звериным угадыванием врага, с его жестокой волей и гордостью, синими глазами, крепкой руганью, добротой и героизмом».
Лев Троцкий написал некролог "Памяти Маркина", где отмечал: "Это был один из драгоценнейших характеров, которые не просто выполняют добросовестно возложенную на них работу, а ставят себе сами цели и всеми силами добиваются их осуществления, сламывая по пути всякие препятствия. Если бы среди советских работников было побольше таких Маркиных, мы не сдавали бы бесславно городов; на железных дорогах, на заводах, в продовольственном деле не было бы разрухи".
Троцкий: "Точно гранитная колонна обрушилась предо мною, когда пришла телеграмма о его гибели. На столике детей стояла его карточка, в матросской фуражке с ленточками. "Мальчики, мальчики, Маркин убит!" И сейчас помню два бледных лица, сведенных судорогой неожиданной боли. С мальчиками угрюмый Николай был на равной ноге. Он посвящал их в свои замыслы и в свою жизнь. Девятилетнему Сереже он рассказывал со слезами, что женщина, которую он давно и крепко любил, покинула его и что поэтому у него бывает черно и мрачно на душе. Сережа испуганным шепотом и со слезами поверял эту тайну матери. И этот нежный друг, который, как ровня, открывал им свою душу, был в то же время старый морской волк и революционер, насквозь герой, как в самой чудесной сказке".
Лев Львович Седов, сын Троцкого, не забыл друга своего детства, и позднее взял себе псевдоним «Н. Маркин».
А в Советской республике и позднее в СССР имя Николая Григорьевича тоже не забыли. В его честь назвали родное село, улицы, поставили памятник, отпечатали в 1968 году почтовую марку... Потому что, говоря словами Троцкого, "через него – через коллективного Маркина – победила Октябрьская революция".
А ещё жизнь Маркина даёт пример того, как революция широко распахивает все двери перед людьми из народа – вчерашний монтёр и матрос может стать одним из руководителей дипломатии или командующим флотилией. Если, конечно, он наделён характером и способностями, которыми обладал матрос Маркин.
|
|
