"Сегодня я — гений", — эти слова записал в свою записную книжку Александр Блок ровно сто лет назад, закончив вчерне текст своей поэмы "Двенадцать". «Двенадцать» — какие бы они ни были — это лучшее, что я написал", — повторял он позднее.
Чёрный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, ветер –
На всём божьем свете!
Так начинается поэма. А написание её, по признанию автора, началось со строчки "Уж я ножичком полосну, полосну!". Поэму поругивали красные – потому что во главе дюжины красногвардейцев автор поставил не кого-нибудь, а Исуса Христа (именно по-старообрядческому написанию – Исуса, а не Иисуса). Поэму люто ненавидели белые – потому что вслед за Христом с красным флагом шли двенадцать красных апостолов. Адмирал Колчак говорил как-то за чашкой чая (если верить мемуаристу): "Горький и в особенности Блок талантливы. Очень, очень талантливы… И всё же обоих, когда возьмём Москву, придётся повесить…". Зинаида Гиппиус с иронией писала, что Блок, мол, боится, что к нему в дом вселят красногвардейцев. "Жаль, если не вселят. Ему бы следовало их целых двенадцать!".( Свернуть )
Так — негодует всё, что сыто,
Тоскует сытость важных чрев:
Ведь опрокинуто корыто,
Встревожен их прогнивший хлев!
Иван Бунин разобрал и высмеял поэму по косточкам, особенно язвительно оттоптавшись на "народных" стихах про проститутку Катьку:
Ах, ты Катя, моя Катя,
Толстоморденькая!
Гетры серые носила,
Шоколад Миньон жрала,
С юнкерьём гулять ходила,
С солдатьём теперь пошла?
(Любопытно, кстати, что первоначально про Катьку в поэме говорилось, что она "юбкой улицу мела", но юбки в 1917 году носили короткие, и поэтому автор охотно принял замену, предложенную его женой Любовью Дмитриевной: "Шоколад Миньон жрала").
Бунин: "Исторія с этой Катькой кончается убійством ея и истерическим раскаяніем убійцы, какого-то Петрухи, товарища какого-то Андрюхи... Бедный убійца, один из двенадцати Христовых апостолов, которые идут совершенно неизвестно куда и зачем, и из числа которых мы знаем только Андрюху и Петруху, уже ревёт, рыдает, раскаивается, – ведь уж так всегда полагается, давно известно, до чего русская преступная душа любит раскаиваться...
Из-за удали бедовой
В огневых ея очах,
Из-за родинки пунцовой
Возле праваго плеча,
Загубил я, безтолковый,
Загубил я сгоряча… Ах!
В этой архирусской трагедіи не совсем ладно одно: сочетаніе толстой морды Катьки с «бедовой удалью ея огневых очей». По-моему, очень мало идут огневыя очи к толстой морде. Не совсем, кстати, и «пунцовая родинка», – ведь не такой уж изысканный ценитель женских прелестей был Петруха!".
Николай Гумилёв говорил, что Блок в поэме "вторично распял Христа и ещё раз расстрелял государя". Гумилёв сказал автору, что окончание поэмы с Исусом ему кажется искусственно приклеенным, литературным. Блок ответил:
— Мне тоже не нравится конец «Двенадцати». Я хотел бы, чтобы этот конец был иной. Когда я кончил, я сам удивился: почему Христос? Но чем больше я вглядывался, тем яснее я видел Христа. И тогда же я записал у себя: к сожалению, Христос.
Потом Блок записал ещё: "Если бы в России существовало действительное духовенство, а не только сословие нравственно тупых людей духовного звания, оно бы давно «учло» то обстоятельство, что «Христос с красногвардейцами»".
Другой знакомый, большевистских взглядов, как-то встретил Блока на улице у плакатов со словами "Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем" и "Революцьонный держите шаг! неугомонный не дремлет враг!". Оба текста были взяты из поэмы "Двенадцать".
— Признаюсь, для нас радость и неожиданность, что и вы вошли в нашу борьбу, — сказал он Блоку.
— Да, — смутился Блок, — но в поэме эти слова произносят или думают красногвардейцы. Эти призывы не прямо же от моего имени написаны...
Поэма Блока — об этом редко вспоминали в советское время — была впервые напечатана 3 марта 1918 года в газете партии левых эсеров "Знамя труда". Именно с этой партией для Блока во многом была связана его поддержка революции, и крушение левых эсеров в июле 1918-го он воспринял как конец самой революции. Хотя от написанного не отрекался...
Несколько цитат Льва Троцкого о Блоке и "Двенадцати": "Блок не был поэтом революции. Погибая в тупой безвыходности предреволюционной жизни и её искусства, Блок ухватился рукою за колесо революции. Плодом этого прикосновения явилась поэма «Двенадцать», самое значительное из произведений Блока, единственное, которое переживёт века."
"У Блока нет и тени попытки благочестиво посахарить переворот. Наоборот, он берёт его в самых грубых — и только в грубых — его выражениях: стачка проституток, убийство Катьки красногвардейцем, разгром буржуйских этажей… и говорит: приемлю, и вызывающе освящает всё это благословением Христа — или, может быть, пытается спасти художественный образ Христа, подперев его революцией."
"Красногвардеец из ревности убивает Катьку… Возможно это или невозможно? Вполне возможно. Но такого красногвардейца революционный трибунал, если бы настиг, приговорил бы к расстрелу. Революция, применяющая страшный меч террора, сурово оберегает это своё государственное право: ей грозила бы неминуемая гибель, если бы средства террора стали пускаться в ход для личных целей."
"Ванька убивает Катьку из винтовки, которая ему дана его классом для защиты революции. Мы говорим: это попутно революции, но это не революция. Блок смыслом своей поэмы говорит: приемлю и это, ибо и здесь слышу динамику событий, музыку бури."
"Конечно, Блок не наш. Но он рванулся к нам. Рванувшись, надорвался. Но плодом его порыва явилось самое значительное произведение нашей эпохи. Поэма «Двенадцать» останется навсегда."
А вот не менее интересный отзыв о поэме Блока монархиста Василия Шульгина, прожившего долгую, почти столетнюю жизнь, и умудрившегося остаться монархистом и столыпинцем в Советском Союзе 60-х и 70-х годов. Он писал в конце жизни: "Я помню, как я возмущался в 1921 году, что у Блока рифмуются слова «Христос» и «пёс». Но теперь я думаю иначе: Блок был прав. В идеалистических мечтах «Двенадцати», отражавших тучу, которая надвинулась на Россию, было и блистание любви к ближнему, и зловещее завывание шакалов, пожиравших человеческие трупы…"
...Так идут державным шагом —
Позади — голодный пес,
Впереди — с кровавым флагом,
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз —
Впереди — Исус Христос.
|
|
