Когда Хрущев начал закупать зерно за границей, Черчилль сказал: "Я думал, что умру от старости, но теперь знаю, что умру от смеха". Применительно к сельскому хозяйству в целом эта ситуация сохраняется.
Помимо мяса, мы еще долго будем импортировать зерно, потому что это при Советской власти производили продовольственную пшеницу, — а сейчас её доля ничтожна, и без импорта так называемой пшеницы-улучшителя, пшеницы III класса, мы не можем делать привычный хлеб из того фуражного зерна, которое в основном производим.
В этом году из-за засухи собрано чуть меньше 72,5 млн.т. зерна, — примерно столько, сколько потребляем. Потеряно более 20% посевов, пшеницы собрано даже меньше, чем в кошмарном 2010 году.
Переходящие запасы прошлого урожая были 18,5 млн.т.. На деле меньше: часть украдена, часть погибла из-за плохого хранения. Ведь 30% хозяйств не имеет нормальных зернохранилищ и использует амбары, как при крепостном праве, а у некоторых и амбаров нет.
Полностью израсходовать нынешний урожай и отправить весь запас на экспорт мы не можем: надо иметь страховой запас, переходящий на следующий год, и семенной фонд.
Законтрактованный экспорт в середине года был порядка 14 млн.т.. Казалось, все просто: нужны своевременные (то есть направленные на пользу производителя, а не спекулянта-перекупщика) зерновые интервенции и временное ограничение экспорта. Ведь если, имея запасы зерна даже 18,5 млн.т., мы отправим на экспорт 25 млн.т., то дефицит зерна возникнет уже не только в отдельных регионах, но и в стране в целом, — с понятными последствиями.
Государство до последней минуты отказывалось даже от зерновых интервенций. Ведь либеральный фундаментализм считает ересью любое вмешательство в экономику, а уж ограничение спекуляций и вовсе неприемлемо. И сегодня наши перспективы грозны, так как государство не вводит цивилизованные, — подчеркиваю, цивилизованные, — ограничения экспорта зерна. Нельзя повторить ужас 2010 года, когда огульный запрет экспорта не просто обрушил в революции Северную Африку, но и нанес нашим производителям огромный и ничем не обоснованный ущерб, так как часть зерна могла пойти на экспорт, не нашла спроса внутри страны и в итоге сгнила.
При нехватке зерна для внутреннего рынка, экспорт надо ограничивать: нужна процедура введения временного ограничения, выделения и справедливого распределения квот на экспорт. Иначе ближние к тому или иному чиновнику будут экспортировать все, что хотят, а остальные не получат ничего. Механизм разумного квотирования отработан и на импорте, — в частности, мяса птицы, — и на экспорте, например, при распределении доступа нефтяных компаний к экспортным трубопроводам.
Этот механизм надо отработать заранее, так как, когда ограничения вводятся в режиме чрезвычайной ситуации, нет времени их продумывать, и они действительно наносят вред.
Однако я все больше убеждаюсь, что бюрократия служит не производителю, а, грубо говоря, спекулянту. И значительная её часть живет по принципу "чем хуже — тем лучше".
Гордясь экспортом зерна, надо помнить, что на самом деле это скрытый импорт мяса. Это результат фактического уничтожения животноводства. По советским нормам, для продовольственного обеспечения страны на человека надо производить тонну зерна в год. По массовым белорусским технологиям человеку достаточно 800 кг зерна в год, а по лучшим белорусским, за слабое внедрение которых Лукашенко нещадно клеймит его оппозиция, достаточно 600 кг. Но у нас задача самообеспечения хотя бы зерном даже не ставится.
|
|
