Самолет шел на посадку, спускаясь с небес, словно по лестнице, и каждый раз, прыгнув вниз с одной ступеньки на другую, мягко покачивал холодными крыльями. Мы уже преодолели завесу облаков, где лайнер, поймавший в свои моторы завитки воздушного молочного коктейля, вздрагивал корпусом, усталым и покрывшимся слоем небесного льда. На горизонте всплыло огненным шаром солнце. Разливы изумительного пурпурно-оранжевого свечения плавно переходили в акварельную голубизну, которая сливалась вдали с мягким фиолетово-синим бархатом.
Самолет вздрогнул еще раз, подавившись случайно проглоченным облаком, и начал заваливаться на левое крыло. Молочный коктейль рассеялся, и под нами выплыли, словно собранные в детском конструкторе, геометрические фигуры, серо-бурые участки земли, расчерченные вдоль и поперек замысловатыми линиями: автодороги, тонко змеящиеся серебристые речки... Самолет шумно выдохнул, и стало слышно, как он, словно охотящийся коршун, выпустил свои лапы-шасси. Слева от нас заблестела полоска с двумя рядами огней, горящих белым призывным светом... Машина дернулась в небе очередной раз, и мы упали еще на одну воздушную ступеньку. Огни стали заметно ближе...
Горящий апельсин солнца вдруг куда-то исчез, а вместе с ним и вся акварельная красота рыже-голубого и удивительно теплого, весеннего заката. Лайнер прыгнул на взлетно-посадочную полосу, и на душе сразу стало необычно весело. Посадка. Самолет бежал по бетону, поскрипывая всем своим металлическим нутром и громко урча басистыми моторами.
Вопреки давно установившейся негласной традиции, никто не аплодировал пилотам. Пассажиры продолжали спать. Мы вырулили на участок аэродрома, предназначенный для выхода с трапа. Самолет еще раз шумно чихнул моторами и встал.
- Ну, и что мы с этим будем делать? - в недоумении зашли в салон два бортпроводника и стюардесса.
Делегация журналистов-международников (а далее по тексту просто м/ж) сладко дремала. Народ начал «квасить» еще рано утром в Бакинской гостинице, едва собрав вещи к отъезду. Потом продолжил похмеляться во время завтрака, за которым мы не досчитались зам. главного редактора крупной центральной газеты. Исчезновение коллеги не осталось незамеченным, но найти м/ж не удавалось. Мобильный телефон не отвечал, и на стук в номер никто не отзывался. Потом оказалось: коллега спал мертвецким сном, но уже к обеду был «как огурчик» и даже при галстуке, зачем-то завязанном поверх свитера.
Небольшая «просушка» делегации из России состоялась на официальном приеме у Президента Азербайджана А. Алиева (к счастью, в президентской администрации существовали строгие правила протокола, так что мои коллеги успели принять человеческий облик.) Среди вопросов прозвучало и предложение присвоить Баку звание города-героя. Встречу ведущих российских м/ж, в числе которых превалировали главные редактора и генеральные директора изданий, снимали все азербайджанские телеканалы.
На обеде в знаменитом бакинском ресторане "У причала" коньяк и водка вновь шли стаканами. И все равно бутылок не хватило.
- А можно еще водки, за деньги? - осведомился один из м/ж и потянулся за пузатым портмоне.
- Не положено! - вежливо ответил официант.
- Но мы - не просто журналисты, а элита российской прессы.
- Элита - термин, относящийся к крупному рогатому скоту, - вполголоса заметила я. Но моя патологическая трезвость только раздражала м/ж. Как посмела она пропагандировать трезвость? Бред какой-то! Мираж! Глупость, да и только!
Но вернемся к путешествию. Закончив обед, толпа м/ж пошла бессмысленно шататься по улицам. Но ни исторические ценности, ни культурные достопримечательности их не интересовали. Отоварившись пыльными латунными азербайджанскими вазочками в сувенирной лавке, м/ж решили, что программа исчерпана. Больше делать в Баку нечего, а значит, надо где-то убить время до отлета в Москву. Для этой цели был выбран пивной бар поблизости от гостиницы, где стаканы тепловатого местного пива заедались мелкими задохлыми креветками. За пивом велись «статусные» разговоры о том, насколько жизнь во Франции, Швейцарии, Италии и Америке дороже, нежели в Баку, и как каждый из «статусных» м/ж это почувствовал на своей шкуре, выбрасывая за границей сотни баксов направо и налево.
Потом обсуждали, чем деловой костюм за две тысячи долларов из шерсти лучше костюма за «штуку» долларов из шелка, и можно ли летом на приемы ходить без галстука. Померявшись друг с другом своей крутизной, все руководители политических изданий сошлись на том, что серьезный бизнес в Баку «с этими дикими нефтяниками» делать невозможно.
Вот и все Баку. А что вы думаете, нам дали его рассмотреть?
Из гостиницы к автобусу, идущему в аэропорт, народ вышел, уже шатаясь. Видимо, в номерах были допиты все початые бутылки - «не оставлять же, в самом деле!». В автобусе рядом со мной случайно оказался редактор газеты, которую я периодически читала. Я сделала ему комплимент по поводу его издания.
- Спасибо, но я не работаю с женщинами, - как-то странно отреагировал он. - А впрочем, если вы не против, то давайте увидимся... послезавтра в ресторане «Петрович» в шесть вечера. Идет? - он вручил мне свою визитку. - Позвоните на мобильный!
Я решила дождаться, когда мой собеседник слегка протрезвеет. В магазине «беспошлинной торговли» м/ж отоварились бутылями с сорокаградусной жидкостью. Денег на самые дорогие и престижные напитки не жалели. Сумки вмиг наполнились коньяками «Хенесси», «Наполеон» и «Камю» по сотне долларов за бутылку, шотландским виски, американским джином.
- А текила у вас какая? Американская? А мексиканской текилы, настоящей, с кактусом и гусеницей, нет? - то ли шутя, то ли всерьез, с трудом выговаривая слова заплетающимся языком, обратился один из политологов к продавцу и, услышав ответ, выругался:
- Ну вот! Ни черта нет! А еще «Дьюти фри» называется!
Так, с чемоданом в одной руке и кульком позвякивающих бутылок в другой, м/ж вваливались в самолет. Для многих м/ж к тому времени уже серьезной проблемой стало погружение в салон: одни спотыкались возле люка, другие ударялись о его края частью тела, отвечающей за интеллектуальные действия. Бортпроводники терпеливо помогали пьяненьким м/ж зайти в салон с минимальным количеством синяков.
Мы летели спецрейсом с военного Чкаловского аэродрома из Москвы и на тот же аэродром прилетали, с прежним экипажем. Один лишь факт того, до какой степени способны «надраться» перед полетом главные редактора и генеральные редактора международных политических изданий, привел экипаж военных летчиков в изумление.
- У нас было много нештатных ситуаций, но такой... - потом на таможне делился со мной бортпроводник. - Ни в одной инструкции не говорится, что делать в этом случае!
- Господа-товарищи журналисты! Если вы сейчас же не прекратите шуметь, бродить по салону и... пить коньяк, то нас через пять минут оставят без взлетной полосы, и мы с вами тут будем куковать еще три часа! - в сердцах прокричал капитан корабля.
Но это не подействовало. Пьяненькая «элита» продолжала свое пошатывающееся броуновское движение по салону.
- Это военный самолет! Немедленно займите свои места и пристегните ремни! - уже жестче рявкнул капитан.
Народ послушно плюхнулся по креслам, но пить не перестал. Дорогой коньяк лился рекой. Я была на всю крепкую мужскую делегацию единственной молодой журналисткой, и шквал нескромных алкогольных предложений обрушился на мою несчастную голову. (После этой статьи навряд ли меня вообще пригласят в «серьезную» поездку с м/ж.) Одни, потрезвее, звали меня в ресторан «обсудить деловой проект». Другие, хватившие лишнего, откровенно говорили, чего им, собственно, надо и в каком конкретно виде. Как же! Генеральные директора, скупившие под свои пиаровские проекты целые этажи! Этим тугим кошелькам все дозволено! Мои уши от стыда покрывались пунцовыми пятнами.
- Вы же не сможете выйти из самолета! - отчаянно крикнула я в адрес этих статусных самцов, но мой голос потонул в шуме моторов.
Коллеги отмахивались от моей «заботы», как от жужжания назойливой мухи, и вновь тянулись к пластиковым стаканчикам. Кое-кто, впрочем, после стаканчика протягивал руку и в моем направлении:
- Ну, за любовь и здоровый секс!
Стюардессы пошли по салону, развозя горячий обед. Один из м/ж задел рукой, ворочаясь во сне, лоток с тушеной картошкой своего соседа, и она большим жирным пятном заляпала чистый синий ковер в проходе между креслами.
- Это ничего, - добродушно заметил сосед. - Главное, чтоб он блевать не начал.
Глядя на эту красочную картину, я пыталась ответить на вопрос: почему и зачем мои коллеги пьют, доходя до состояния, в котором они не способны даже к «поросячьему визгу»? Ответ давал, как мне кажется, Л. Толстой: «Люди безнравственных профессий пьют для того, чтобы заглушить в себе совесть».
Ясное дело, что этот конфликт между желанием назвать себя четвертой властью и объективной невозможностью быть ею переживался самолюбивыми «перьями» крайне болезненно. Многие начали пить и в самом деле для того, чтобы заглушить в себе шизофреническое расщепление личности на две части, одна из которых ради мешка с деньгами покорно ложилась под олигарха, а другая «размахивала знаменами», крича на всю страну о правдивой журналистике, вскрывающей настоящие гнойники и нарывы общества.
Обед в самолете почти никому из м/ж не понадобился - народ храпел, пуская пузыри и сопли от удовольствия.
Когда же самолет коснулся земли Чкаловского аэродрома, обнаружилось, что разбудить некоторых злополучных м/ж невозможно. Тряска за плечо, подергивание за ухо и даже умывание минеральной водой ни к чему не приводили.
- Нам надо срочно отогнать самолет в ангар, а в салоне - люди, - забеспокоился бортпроводник.
Тут с одного из главных редакторов упали очки, и я неловко попыталась водрузить их на место.
- В очках сны видны лучше! - неловко улыбнулся летчик.
Кое-как растормошив нескольких м/ж, экипаж самолета помог им спуститься с лестницы с минимальным количеством падений. А там уж их ждали водители с персональными машинами. Но двух руководителей центральных политических изданий разбудить так и не удалось.
- Самолет надо срочно убирать с полосы, - по-военному отчеканил бортпроводник, как будто от меня что-то зависело, - а я не могу этого сделать, пока тут, в салоне, спят... журналисты.
Но сон м/ж был беспробуден.
Через пару минут взору видавших виды таможенников предстала странная картина: девушка в легкой куртке (единственная трезвая - я), отороченной мехом, и с репортерской сумкой держала в руках несколько развернутых паспортов.
Их быстро проштамповали, потому как уважали лаково-красочные и пустые внутри издания коварных представителей четвертой колонны власти.
***
Не потому ли современная «цивилизованная» журналистика настолько вся выхолощена, настолько скучна и однообразна? В ней уже не находится места самому красивому и сложному жанру - «рассказу в газете» - жанру очерка, да и профессионалов, способных работать в его стилистике, почти не осталось.
Говорят, раньше вся журналистика была тоталитарной, потому как ее контролировала компартия. Но с приходом к власти «цивилизованных» политиков якобы западного менталитета журналистика оказалась в кризисе, который ей при самом жестком тоталитарном режиме и не снился. Раньше газету покупали не только для того, чтобы ознакомиться с новой информацией, но и чтобы почитать любимых авторов. Сегодня полностью уничтожена авторская журналистика. Умер жанр очерка.
Профессиональные критерии стали настолько размыты, что для того, чтобы назвать себя журналистом, сегодня требуется всего два качества: близость к телу держателя издания и способность написать слово «корова» без орфографических ошибок. От некогда богатой стилистической палитры остались всего два полюса: черного политического пиара и желтой порнографически-скандальной прессы. Самоокупаемые издания ограничиваются двумя темами: «С кем спят звезды эстрады» и «Как маньяки расчленяют свои жертвы». Я глядела на пьяного «в зюзю» собрата по перу, и мне было стыдно, что я (молодая! перспективная!) тоже связана с этой профессией! Поэтому мне захотелось крикнуть ему в лицо: «Журналист! Бросай пить! Очнись от пьяного бреда!» Но я тогда этого не сделала. Я кричу сейчас, когда он протрезвел и может хоть что-то соображать, когда вышел бездарный и бездушный его заказной материал с шикарными полноцветными фотографиями на выборочной лакировке: «Почитай свою статью сам... в наказание! Зачем ты кормишь этим бредом людей?!»
Передел медиа-рынка не прекращается, перемалывая в своей камнедробилке старые и новые издания, сводя влияние некогда громких газет к нулю.
Самая потрясающая сцена в том злополучном рейсе развернулась, когда мои элитарные коллеги заползали в крутые джипы, а я торжественно вручала им проштампованные на таможне паспорта и поздравляла с успешным пересечением российской границы. Как им удалось просочиться через границу, как их пропустили через таможню военного аэродрома, они до конца, разумеется, так и не поняли. Но искренне поблагодарили меня за содействие своими слегка заплетающимися языками.
- Ваши вещи давно в машине, - на всякий случай проинформировала я м/ж.
- И это тоже твоя заслуга? Ух, ты! Наша дорогая... рабочая лошадка!..
«Да, тяжело быть м/ж, - с иронией думала про себя я. - Уж лучше быть просто лошадью».
|
|
