- Михаил Геннадьевич, из записи в Вашем «живом журнале» мы узнали о резком изменении формата работы «Скорой помощи» в России. Нам в Севастополе это кажется чем-то странным; Медведев, помнится, очень гордился улучшением ее работы, не могли бы рассказать подробней?
- Мне это кажется не странным, но безумным. Дело в том, что врач «Скорой», которую я по старой памяти привык называть «помощью», очень внятно объяснил, что он не оказывает медицинской помощи, а всего лишь обеспечивает перевозку, то есть готовит пострадавшего к перевозке и везет, а все решения о нужном или ненужном лечении, лекарствах и прочем принимает уже врач, в моем случае травмпункта.
То есть врач «Скорой» - не врач, а просто диспетчер.
- Но так вроде бы было всегда...
- Нет, я хорошо помню, что врачи «Скорой» оказывали первую помощь, давали лекарства - еще полтора года назад!
Понятно, что на ожог они должны иметь как минимум противоожоговые средства.
Сейчас на ожог младенца «Скорая» приехала со следующим набором лекарственных средств: ампула обезболивающего - раз, спирт (70 градусов, а не медицинский) - два, бинт - три. Все!! По словам врача, раньше был пантенол, но сейчас им его не дают, так как он не помогает при ожогах, начиная со второй степени. Что они делают при серьезных ожогах, признаться, спросить не сообразил - другим был занят. Похоже, спиртом мажут, как в гражданскую войну...
Причем ужас в том, что это был довольно пожилой, опытный и вполне разумный врач. Он приехал почти мгновенно - минут через пять после вызова. Но на ожог ребенка он просто бросил взгляд с расстояния метров полутора, даже не наклонившись, и поинтересовался, не появились ли волдыри. Посмотреть самому было, по-видимому, неинтересно, да и не важно: его дело - вколоть обезболивающее, чтоб ребенок не плакал, задубить, по его выражению, ожог спиртом и везти в травмпункт, и лишь если тот закроется по причине позднего времени - в ожоговый центр. А никаких решений по лечению он принимать не будет принципиально, это не его дело, по новым правилам реформы здравоохранения он просто диспетчер, как «врач общей практики».
Лечить же будет врач травмпункта, кто попадал - квалификацию, в общем, представляет.
Я надеюсь, что что-то понял неправильно, но он объяснил все очень емко и понятно.
- Может, они убедились, что травма не очень серьезна, и спешили на другие вызовы?
- Увы, они никуда не спешили в принципе.
Они с большим интересом поговорили о том, как непривитый ребенок пойдет в школу, со вкусом рассказали о столбняке и прочих опасностях - в общем, в свое удовольствие поучили жизни, после того, как объяснили, что медицинская помощь с их стороны ограничивается обезболивающим, спиртом и бинтом, так что пришлось их даже вежливо одернуть.
В чем они проявили подлинную виртуозность - так это в подсовывании на подпись еще не отошедшим от шока и думающим о судьбе близких, а не о бумажках, людям «Отказ от претензий». Вероятно, учитывая изменение характера их работы, актуальность этой задачи для них существенно повысилась.
А потом они долго-долго заполняли бланк, предусмотренный стандартом их деятельности, - на целый лист, может быть, даже с двух сторон, не разглядел. На бумаги ушло много времени - им некуда было торопиться.
Похоже, объем вызовов «Скорой» в связи с изменением характера ее работы - и, соответственно, очевидной бесполезностью целом в ряде ситуаций, где нужна именно медицинская помощь, а не транспортная, - просто сократился.
- Вы разозлились на них?
- В момент их визита я другим был занят. Потом - да, но не столько на них, а на правила, которым они подчиняются.
Знаете, я к врачам «Скорой помощи» привык относиться как к святым. Они помогали мне и моим друзьям, и это вправду была скорая медицинская помощь. Конечно, именно первая помощь - но все же медицинская. Они спасли жизнь, без преувеличения, многим близким мне людям. И сейчас я представляю этих людей и понимаю, что, случись с ними несчастье не много лет назад, а сейчас, они с высокой степенью вероятности были бы мертвы. Потому что, если я правильно понял врача, «Скорая» больше не лечит - она обеспечивает транспортировку.
Я очень хочу ошибиться, но и слова, и поведение приехавшего по вызову возможностей для двусмысленного толкования не оставляли.
|
|
