В поисках аналогии между деятельностью радикальных организаций царской России и современными радикалами, мы не можем пройти мимо личности Бориса Савинкова. Этот человек возглавлял Боевую организацию партии социалистов-революционеров, занимался тем низким и подлым делом, которое в наши дни именуют «терроризм». Историки до сих пор ведут спор о том, какую роль в управлении Боевой организацией играло охранное отделение. Известно, что в ее руководстве был как минимум один провокатор - Евно Азеф, суды над сотрудничавшими с Департаментом полиции рядовыми членами имели постановочный характер и от ответственности они как правило уходили. Но был ли провокатором сам Савинков?
Типичный герой своего времени
Борис Викторович Савинков родился 31 января 1879 года в Харькове, а покончил жизнь самоубийством 7 мая 1925 года. На момент гибели ему было 46 лет. 29 августа 1924 года Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила его к расстрелу. И тот же Верховный Суд ходатайствовал перед Президиумом ЦИК СССР о смягчении приговора. В результате расстрел заменили на 10 лет лишения свободы. Однако свободу террорист Савинков так и не увидел. Он бросился с высоты пятого этажа здания Всероссийской Чрезвычайной Комиссии на Лубянке и погиб. Что же подтолкнуло «бывшего» террориста к такому шагу?
В начале августа 1924 года Борис Савинков был завлечен в СССР в ходе операции ОГПУ «Синдикат-2 и арестован в Минске. Вместе с ним в руки правосудия попали любовница Любовь Дикгоф и ее муж. На суде террорист заявил следующее:
«Я, Борис Савинков, бывший член Боевой организации Партии социалистов-революционеров, друг и товарищ Егора Созонова и Ивана Каляева, участник убийств Плеве, великого князя Сергея Александровича, участник многих террористических актов, человек, всю жизнь работавший только для народа, во имя его, обвиняюсь ныне рабоче-крестьянской властью в том, что шёл против русских рабочих и крестьян с оружием в руках.
Был ли Савинков, на счету которого столько жизней случайных жертв (при взрывах гибли люди из толпы), чистым и морально безупречным человеком? Терроризм — это страшное зло. Появился он не в наши дни, и традиция убивать царей, королей, видных государственных деятелей берет начало с незапамятных времен. Терроризм подлежит безусловному осуждению, так как в результате террористических актов гибнут ни в чем не повинные люди, но и наносится ущерб общественной морали.
Много написано о своеобразной «этике» террористов. Признания в любви к человечеству в целом сочетались с планированием и осуществлением беспрецедентных по жестокости акций. Это не удивляет. Скорее поражает нас в жизни террориста Савинкова то, что несмотря на огромный резонанс после спланированных и осуществленных с его участием террористических актов, диверсий, убийств, ему довольно долго удавалось уходить от ответственности. Так что для «своих людей» у царского правосудия были особые отноешния: принцип неотвратимости наказания на них не распространялся.
Кто вы, господин Раскин?
В охранном отделении было принято давать агентам условные имена. Их у одного агента могло быть несколько - в каждой полицейской части и в каждом отделении секретная переписка велась под разными псевдонимами. В 1906 году в редакции журнала «Былое», редактором которого был Владимир Бурцев, появился сотрудник Департамента полиции Михаил Бакай. В личной беседе он сообщил Бурцеву, что в руководстве партии эсеров есть агент охранного отделения, известный как Раскин.
По словам Бурцева, агент Раскин был принят в состав ЦК партии эсеров в 1905 году «или около». Это соотносится с деталями биографии именно Савинкова, а не его непосредственного руководителя по Боевой организации — Евно Азефа.
В июне 1903 года Савинков бежал из вологодской ссылки в Женеву, где вступил в партию социалистов-революционеров. Он поучаствовал в осуществлении убийства министра внутренних дел В.К. Плеве 15 (28) июля 1904 года в Петербурге на Измайловском проспекте около Варшавского вокзала. Исполнил это убийство Егор Созонов, бросивший самодельное взрывное устройство в карету чиновника, а руководил подготовкой преступления Евно Азеф, как потом выяснилось, провокатор охранного отделения. Другим преступлением, в планировании которого участвовал террорист Савинков, стало убийство великого князя Сергея Александровича Романова 4 (17) февраля 1905 года. Он был взорван с помощью самодельного взрывного устройства, которое бросил Иван Каляев. За это преступление схваченный на месте террорист был осужден и казнён через повешение.
Сам Савинков был рад успеху и ехидно отозвался о смерти жертвы: «Наконец Великому князю пришлось пораскинуть мозгами». Удивительны обстоятельства расследования этого преступления: сообщников Каляева выявить не удалось, а личность самого преступника была установлена только через полтора (!) месяца после ареста. Более чем странная позиция Департамента полиции. В отчетах Николаю II свежеиспеченный министр внутренних дел Булыгин утверждал, что делается всё возможное для «расследования преступления и отыскания виновных лиц», но на деле было сделано всё, чтобы ответил за убийство только его непосредственный исполнитель - террорист Иван Каляев.
Что же заставило Департамент полиции так оберегать Азефа и его заместителя Савинкова? Очевидно, для этого были серьёзные основания. Историки предполагают, что охранное отделение выгораживало людей, руками которых осуществлялась политика «управляемого хаоса» - Азефа, Савинкова и других из руководства Боевой организацией партии эсеров.
Сам Савинков вел себя нарочито небрежно, даже в тех ситуациях, когда по свидетельству современников за ним наблюдали филеры (служба наружного наблюдения) полиции. Зная о том, что полиции известно про подготовку покушения на генерала Чухлина в Севастополе, за два дня до террористического акта Савинков не предпринял для того, чтобы защитить свою жизнь, ровным счётом ничего. 12 мая 1906 года он остановился в гостинице Севастополя, использовав при регистрации фальшивые документы подпоручика в запасе Суботина. 28 июня 1906 года Чухлин был взорван на собственной даче.
Савинков был арестован, предан суду и приговорен к смерти через повешение. Этот приговор Савинков встретил с поразившим современников равнодушием. Вскоре, в ночь на 16 июля 1906 года он бежал из тюрьмы, где ожидал исполнения приговора. Помогло ли в реализации этого плана бездействие (содействие) полиции и ее охранного отделения, нам неизвестно, но выводы вполне очевидны...
Можно предположить, что под условным именем Раскин в документах охранного отделения подразумевался именно агент охранного отделения Борис Савинков, а не кто-либо иной.
Расходный материал для несостоявшейся революции
Во время подготовки покушения на генерала Чухлина Савинков назаначил встречу с террористкой Рашель Лурье. Она должна была доставить в Севастополь мешок со взрывчатым веществом. Свидание было запланировано в центре города 14 мая 1906 года - прямо на Приморском бульваре. Учитывая, что Савинков знал о ведущемся за ним наблюдении, можно сделать вывод о том, что в этом случае он действовал именно как провокатор - если бы девушка явилась, она бы сразу попала в руки охранного отделения.
Известно, что Борис Савинков в Петербурге жил на широкую ногу. Он собирал вокруг себя людей из студенческой и артистической среды, любил шиковать и обедал в дорогих ресторанах. За полтора года активной деятельности он вместе с Евно Азефом истратил около 80 тысяч (!) царских рублей золотом. Где он брал эти деньги?
Если про Евно Азефа известно, что он взаимодействовал с полицейскими начальниками Л.А. Ратаевым, А.А. Лопухиным, С.В. Зубатовым и А.И. Спиридовичем, то разумно предположить, что и у Бориса Савинкова был свой «куратор». Если принять за основу версию о том, что от казни террориста спасли работники охранного отделения, можно допустить сотрудничество Бориса Савинкова с Петром Дурново, который с 1905 года был министром внутренних дел Российской Империи. Возможно, через это сотрудничество было реализовано решение устранить попа Гапона, который тоже был провокатором охранного отделения, и перешел дорогу своим хозяевам.
После неудавшегося покушения на Петра Столыпина (взрыв дачи на Аптекарском острове 12 (25) августа 1906 года) с 1 сентября 1906 года дела о террористической деятельности стали рассматривать военно-полевые суды. В тот же день перед судом в Петербурге предстали родные сестры Мария и Наталья Александровы, содержатели конспиративной квартиры эсеров, которых в тот же день приговорили к смертной казни через повешение. Приговор они встретили ликованием: «Значит мы повторим судьбу декабристов - это так замечательно». Осужденных в тот же день вывезли за город и повесили - времени на обжалование приговора предоставлено не было. Чтобы скрыть это дело и не вызывать гневную реакцию у общественности, был организован постановочный суд над агентами охранного отделения Натальей Климовой и Надеждой Терентьевой. Этот процесс освещался прессой. После ожидаемого вынесения смертного приговора обеим подсудимым, им было предоставлено время «на раскаяние», в печати в появилось «Письмо перед казнью» Натальи Климовой, очевидно, написанное под диктовку кого-то из охранного отделения. В 1907 году обеих женщин помиловали, а ночь с 30 июня на 1 июля 1909 года из Московской Губернской тюрьмы осужденные бежали, помощь в этом им оказала надзирательница А.В. Тарасова.
Таким образом и Борис Савинков, и Евно Азеф, и их соратники по псевдо-террористической деятельности были просто игрушками в руках охранного отделения. Весь радикализм в их исполнении был обречен на провал с самого начала. Демонический образ выдавал в лице Бориса Савинкова не революционера, а безжалостного убийцу: «Сухое каменное лицо, презрительный взгляд; небольшого роста, одет с иголочки; не улыбается, веет безжалостностью». С этой безжалостностью он убивал царских министров и членов семьи Романовых, и точно так же отдавал в руки охранного отделения свои соратников, которые слишком много знали.
Мостик в современность
На постсоветском пространстве радикализм стал обыденным. Но если присмотреться внимательно, то за новыми лицами просматриваются образы негодяев из прошлых эпох - в какие бы одежды эти радикалы не одевались и какие бы маски не носили. Термин «гапонинг» постепенно входит в политический лексикон современности. Хватит ли нам критики и терпения, чтобы верно осмыслить происходящее?
|
|
