Латвию неудержимо рвет в еврозону. Она даже готова сдать свои полномочия, независимость и суверенитет. Так считает доктор экономических наук, директор Института проблем глобализации Михаил Делягин. «Вести Сегодня» связалась с российским экономистом, чтобы расспросить его о латвийском экономическом чуде, которое обеспечило нашей стране «аусвайс» в элитный евроклуб. В Латвии, признаться, этот феномен понимают далеко не все. Может быть, большое видится на расстоянии?
— Михаил Геннадьевич, почему Польша, Дания, Швеция не спешат расставаться со своей национальной валютой, полагая, что вступление в еврозону — это билет на «Титаник», а правительство Латвии спит и видит розовые сны полной и безоговорочной капитуляции перед Европой? Что за парадокс?
— Безусловно, всякий чиновник хочет снять с себя ответственность, и процедура выборов этого отнюдь не отменяет. Одна из второстепенных причин формирования Евросоюза — желание иметь возможность обвинять во всех бедах, в том числе и в собственных ошибках, «старшего брата». Это особенно существенно для маленьких стран, маленьких экономик, которые просто в силу масштаба не могут быть полностью самостоятельными.
Однако всякая интеграция ограничивает свободу. Введение евро означает введение внешнего валютного, а во многом — и финансового управления, причем это управление не будет учитывать интересы менее развитых и небольших, по европейским меркам, стран. Ограничение возможностей госуправления в валютной сфере — это, прежде всего, ограничение возможностей поддержки экономики при помощи ослабления валюты. Скажем, в 2009 году единственной страной Восточной Европы, продолжившей экономический рост, была Польша, девальвировавшая злотый более чем на треть. Социальная цена этого была страшной: я был там осенью, люди на улицах почти не улыбались. Но они чувствуют себя подавленными и в других местах, а польская экономика получила возможность дышать, и за счет этого в последующие годы благополучие было восстановлено, хотя и частично. Но там по крайней мере есть перспектива. Там есть промышленность, сельское хозяйство, строительство.
В Латвии, как и в Эстонии, ослабление национальной валюты, — единственный реальный способ поддержки экономики в условиях глобального кризиса. Я был в Риге с год назад: старательность персонала везде, во всех сервисах, повергла меня в ужас. Это была не обычная прибалтийская культурность (знаете, есть поговорка с советских времен, — конечно, исключительно туристическая, — «чтоб мы друг друга так любили, как нас в Прибалтике ненавидят»), — это было четкое понимание того, что вот если этот человек, то есть я, сейчас отсюда уйдет, то других денег уже не будет.
Конечно, страшная закредитованность населения именно в евро не позволяет ослабить валюту с той же легкостью, как в Польше, Казахстане, России или Норвегии. Но основные кредиторы — всего два шведских банка: ответственное правительство могло бы провести с ними переговоры о реструктуризации долга и добиться своего. Но меняющиеся руководители Латвии, как и Эстонии, не могут даже помыслить об этом. Они ощущают себя представителями своего народа, насколько могу судить, только по отношению к русским: в отношении же Европы они чувствуют себя младшими менеджерами, которых допустили на совет старших. Они неизлечимо больны «комплексом отличника»: желанием сдать экзамен на пять, совершенно не задумываясь о его сути и правилах.
Конечно, эта ограниченность, отсутствие кругозора обусловлена хуторской культурой, но огромную роль играет и желание подчиняться. Жажда иметь хозяина перевешивает в прибалтийских элитах и ответственность, и здравый смысл: просто раньше хозяева были в Москве, а теперь — в Берлине, Брюсселе и Стокгольме.
— Как повлияло на уровень жизни других стран вступление в зону евро? Мы знаем, что в Испании, Португалии, Италии, да в той же Эстонии все подорожало, люди стали жить хуже…
— Даже в Голландии при введении евро все цены подтянулись наверх. Скажем, кружка пива стоила гульден, а стала евро — почти вдвое больше. Но главное — не разовый рост цен, а ограничение возможности поддержки национальной экономики, о которой я говорил выше и которая проявляется лишь через несколько лет после введения евро. Для эстонского бизнеса два–три года все более–менее сносно — за счет снятия финансовых барьеров, активизации делового оборота. Еще через два года этот эффект закончится, а рынков как не было, так и не будет. Все станет только хуже, потому что цены будут все выше, а покупательная способность — все ниже. Такова цена выравнивания, господа!
— Учитывая, что в Латвии фактически нет промышленности, зато есть — высокий уровень эмиграции и безработицы, как поведет себя наша экономика после вступления в еврозону? Не окажемся ли мы в клубе самоубийц?
— Ваша экономика продолжит стагнацию. Просто, если сейчас у нее теоретически есть надежды, то после вхождения в еврозону этих надежд не останется. Вместе с тем сейчас в Латвию переходит значительная часть финансовых потоков с Кипра. Они поддержат экономику и на несколько лет придадут ей дополнительное оживление. Скажем, недвижимость в Риге и Юрмале повысится в цене. Но это будет результатом внешних изменений, а не собственного развития.
— Какие для нас существуют риски с учетом национальных особенностей экономики?
— Промышленность Латвии погибла не только из–за распада Советского Союза (как, скажем, в Киргизии) — она погибла еще и из–за осознанного отношения к ней националистических властей как к «пережитку колониализма». В результате Прибалтика экспериментально доказала, что фашизм, пусть даже в мягкой форме, экономически нерентабелен. Сегодня Латвия живет в значительной степени за счет российского транзита и продажи вида на жительство в Шенгенской зоне состоятельным гражданам России, Украины и Казахстана. При всем ущемлении прав местных русских, Латвия обеспечивает зарубежным «русским» значительно более высокий уровень законности, безопасности и личной свободы, чем режимы, существующие на их родине. Переход Латвии на евро не скажется на этих источниках доходов.
— Не удивляет ли вас как экономиста, что Латвия выполняет Маастрихтские критерии, один из которых снижение уровня инфляции? Каким образом снижается инфляция, если на один лат можно купить все меньше и меньше?
— Тут наверняка применяются обычные манипуляционные технологии статистического учета. Можно учитывать при оценке инфляции товары роскоши и редко приобретаемые товары длительного пользования, можно рассматривать как не дорожающие временно отсутствующие в магазинах товары, можно –преувеличивать количество населения, живущих в районах с низким ростом цен… Список большой. Скажем, в России официальные данные по инфляции занижаются, насколько я могу судить, в 2–2,5 раза; существенно занижаются они и в США.
— В «мировом рейтинге счастья», подготовленном для ООН американскими исследователями во главе с Джеффри Саксом, по качеству жизни Латвия заняла 106–е место в мире — на одну позицию выше воюющей Сирии, на 8 пунктов ниже Ирака, на 36 пунктов ниже Белоруссии и на 46 — ниже Литвы. За счет чего же у нас может расти ВВП? Нет ли у вас ощущения, что показатели «рисуют»?
— Безусловно. Технически показатели могут корректироваться в угоду высоким политическим целям — например, ради вступления в еврозону. Все профессиональные экономисты знают о манипуляционных технологиях надувания ВВП и прочей отчетности. Круче всех в этом отношении США, которые с июля минувшего года включают в свой ВВП даже расходы на НИОКР (Научно–исследовательские и опытно–конструкторские работы — прим. авт.) и интеллектуальную собственность, оцениваемую самим ее владельцем часто без связи с рынком. В результате они при помощи только одной статистической манипуляции завышают свой экономический рост на 3 процентных пункта. Есть и более простые технологии — например, оценка «теневого» сектора, масштабов самозанятости, ввоза наличных денег на территорию страны. Манипуляционных технологий надувания показателей великое множество.
— Каковы перспективы еврозоны на ближайшие годы? Кому с евро будет жить хорошо?
— Европейская интеграция носит колониальный характер. Это в Советском Союзе деньги в развитие республик вкладывались, и метро в Ереване строили, и в Риге его чуть не построили. А в Европе бизнес скупает все ему необходимое, остальное — закрывает и получает дешевую рабочую силу.
Еврозона выгодна вашей правительственной бюрократии, чтобы иметь повод сказать: «Многие обвиняют нас, что мы не справились с управлением. Но не виноватые мы — Брюссель сам к нам пришел!» Очень удобная «отмазка» бездействию, но при этом позволяет числиться в элитном евроклубе. Как только национальная бюрократия отказывается от своей валюты, она перестает быть властью и становится частью международного клуба. Для многих это розовая мечта: они получат кучу личных бонусов, а какую цену заплатит за это их страна, их не волнует.
Подобно тому, как Евросоюз — зона получения гарантированной прибыли для крупных корпораций его развитых стран, еврозона — регион получения гарантированной прибыли для финансовых корпораций этих стран. Финансовым структурам будет комфортно, народам и странам — нет, но кто интересуется их мнением в условиях демократии? Они имеют полное право выйти на улицу и побузить. Или эмигрировать. Или поменять одних политиканов, обслуживающих интересы крупного бизнеса, на других — точно таких же. Если же кто всерьез задумается об изменении этого порядка, он будет уничтожен: права правами, а извлечение прибыли — превыше всего.
|
|
