Между тем, в 1792-м году король Людовик XVI, оставаясь главой исполнительной власти, упорствовал с утверждением двух крайне необходимых для защиты революции декретов, принятых национальным собранием. Первый из них касался эмигрантов-аристократов, подбивавших иностранных монархов на интервенцию: "Если эмигранты не возвратятся к 1-му января, они будут признаны заговорщиками, судимы и приговорены к смертной казни". Второй декрет касался духовенства. Революция обязала всех священников принять гражданскую присягу, но не уклонялись от этого, и подбивали невежественную паству к бунту. Поэтому в декрете говорилось: "Гражданская присяга должна быть принята в восьмидневный срок. Те из духовенства, которые откажутся от присяги, останутся на подозрении, как бунтовщики, и будут находиться под присмотром властей. Если таковые найдутся в общине, где произойдут религиозные беспорядки, власти департамента имеют право удалить их с места жительства. Если они ослушаются, то подвергнутся тюремному заключению на год и более, если станут возбуждать других к ослушанию, то на два года. Община, в которую потребуется вооружённая сила, уплачивает все издержки на призыв оной. В существующих храмах дозволяется богослужение только оплачиваемое государством; если же найдутся лишние храмы, они могут быть куплены другими вероисповедованиями, но отнюдь не теми, в которых священники отказались принять присягу. Муниципалитеты отошлют в департаменты, а департаменты - в собрание списки священников, принесших присягу, и тех, которые отказались от неё, со своими примечаниями насчёт связи последних между собой и с эмигрантами, чтобы собрание могло принять меры к искоренению бунта. Собрание считает благодетельным явлением для народа хорошие книги, могущие просветить сельских жителей насчёт мнимо-религиозных вопросов: оно будет печатать их и награждать авторов".
Могут сказать, что второй декрет явно посягает на свободу совести и свойственен скорее для тоталитарных режимов. Но в то время, когда инквизиторские костры ещё были свежи у всех в памяти, - на это смотрели совершенно по-другому. Даже Александр Дюма, достаточно сочувственно относившийся к королевской чете, пишет, что наилучшим выходом для революции было бы не возвращать в Париж короля, пытавшегося сбежать за границу, а - помочь ему бежать как можно быстрее. "Следом нужно было выгнать всех аристократов, а за ними - и всех попов, и накрепко захлопнуть за ними дверь".
(Попробуйте-ка сейчас предложить выгнать из России всех попов...).
Поскольку король упорствовал с подписанием хороших декретов, народ 20 июня 1792 года пошёл на дворец Тюильри. Возлежавшая на пушке, которую возмущённые парижане тащили ко дворцу, Теруань де Мерикур велела навести орудие на ворота дворца - после чего их немедленно отперли. Толпа ворвалась во дворец, окружила короля и королеву, ругала и проклинала их, но не тронула. (Король, чтобы спастись, натянул на голову красный якобинский колпак). Но когда публика разошлась - король вновь отказался подписывать декреты.
Вот тогда уже настало время вмешаться ХОРОШЕЙ АРМИИ. (Мог ли 20-летний офицер ПЛОХОЙ армии сочинить "Марсельезу"?) Командир отряда марсельцев Барбару вызвал свой отряд в Париж. ("Мне нужны 500 человек, умеющие умирать"). 10 августа 1792 г. марсельцы (в действительности это были добровольцы из Авиньона), совместно с беднотой парижских предместий, захватили дворец Тюильри. Со стороны нападавших потери составили 3-4 тысячи человек, преимущественно простого народа (полезли раньше времени). Затем победители прикончили 700-800 аристократов. Но король с семейством, дабы спасти свои жизни, сбежал под защиту Национального собрания, заседавшего в том же дворце. Собрание тут же объявило о низложении короля (никакого другого выхода у него не было, хотя преобладали там конституционные монархисты). Что немедленно после этого сделал Людовик? Он потребовал себе обед, и прямо в ложе Национального собрания начал с аппетитом есть и пить вино. (Разве это не Медведев? А Путин - это Мария-Антуанетта).
Вот каким образом в ту историческую эпоху хорошая армия обеспечивала принятие хорошего законодательства. Власть должна бояться армии свободного народа. Чилийский президент Альенде принимал хорошие законы, но армия у него была плохая, в ней было чересчур много реакционного офицерства, которое Альенде не желал ни репрессировать, ни просто вычистить... И не стало в Чили хороших законов.
А какова была, например, Советская армия в эпоху позднего застоя и перестройки? Сильно ли она напоминала воинское братство свободных людей? Нет, - в ней солдаты, подобно гнусным рабам, красили по приказу начальников траву в зелёный цвет, а между собой установили свойственные рабам отношения дедовщины и педерастии. Как же, в таком случае, могли приниматься в перестройку хорошие законы? Такая же армия осталась потом и в России, и в других постсоветских республиках. В Украине армия совершенно небоеспособная, она может только стеречь рабов в столыпинском вагоне. Запуганные молокососы служат один год, и хотят только одного - вернуться по прошествии года до хаты в целости и сохранности. А мы хотим, чтобы принимались какие-то хорошие законы - хотя бы о том же языке...
|
|
