Считает директор Института проблем глобализации Михаил Делягин. А синтез социальных, политических и демократических ценностей, по его мнению, – залог спасения и преображения России
В. Михаил Геннадьевич, я знаю, что недавно Вы участвовали в президиуме Института проблем глобализации, который Вы возглавляете, и что этот президиум был назван попечителями Института «чрезвычайным». Что стряслось?
О. Это не совсем точная информация. Чрезвычайный президиум только будет проведен, хотя и менее чем через месяц, когда утихнут некоторые эмоциональные выплески. Дело в том, что не все члены Президиума ИПРОГа осознали, что синтез социальных, патриотических и демократических ценностей, политическое выражение которого является залогом спасения и преображения России. Но руководство Президиума, к счастью, понимает, что «глобальный кризис» - всего лишь псевдоним перехода человечества в качественно новое состояние. Самый глубокий уровень - изменение самого характера нашего развития: от изменения окружающего мира к изменению собственного восприятия его. Такого не было на протяжении всей истории: это зияющая неизвестность.
На поверхности мы видим исчерпание потенциала рыночной парадигмы и неминуемое падение в глобальную депрессию в ближайшие семь лет. Эта депрессия будет страшнее прошлой: она породит войну, но война не поможет выйти из нее. Ведь Вторая Мировая война расширила тогдашние макрорегионы: из пяти осталось два, и монополии, загнивавшие внутри каждой из них, кардинально расширили пространство своей конкуренции. Сейчас рынок глобален, и расширять его для снижения степени монополизации просто некуда.
Поэтому мир будет разделяться на макрорегионы. Процесс уже идет: Россия - единственная страна «большой двадцатки», которая с осени 2008 года не усиливает протекционистской защиты своих рынков и производителей. Старая элита Европы, 11 лет назад не услышавшая предложения Путина об «энергии в обмен на технологии», сейчас готова реализовать его новое подобие, так как страшится Китая, США и исламской гранаты в своем желудке. Россия должна строить свой макрорегион, не стесняясь и не забывая, например, медленно исторгаемой Евросоюзом Греции. Углубление работы со старой Европой поможет нам избежать опасности превратиться в десерт на китайской тарелке.
Это сотрудничество должно учитывать и потребности Европы: вызванные кризисом нехватка денег и ужесточение регулирования создали потребность в финансовом офшоре. И мы можем создать его в Калининградской или Псковской областях – причем негодование европейских государств будет уравновешено благодарностью европейских элит. А мы, помимо материальных выгод, начнем восстанавливать финансовый суверенитет, понимая, кто кому, сколько и, главное, за что платит в Европе.
Но главное – вызванная депрессией социальная переструктуризация будет глубокой и тотальной. Она пугает всех по-разному. Сегодняшний основной исторический субъект – глобальный управляющий класс – теряет единство, группируется вокруг различных стратегий и дерется внутри себя, восстанавливая исторические возможности России. Он по-прежнему враждебно противостоит любой обособленности, в первую очередь национально-государственной, - создавая предпосылки объединения патриотов различных стран против этого класса и возникновения за счет этого качественно новой национально-освободительной борьбы, - а может, и войны.
В этой ситуации либерализм, превращающий государство из слуги народа в обслугу глобального бизнеса, утрачивает актуальность даже для своих сегодняшних хозяев, - и впервые за четверть века национального предательства становится уязвимым в нашей стране.
Сейчас необходимо услышать гул грядущих перемен. Чтоб скорректировать их в полезную России сторону, надо прежде всего выразить политически и идеологически тот синтез социальных, патриотических и демократических ценностей, который уже давным-давно, более десятилетия назад стихийно осуществил народ страны.
Необходимо отодвинуть в сторону вчерашние ссоры ради сегодняшних общих интересов. В частности, «красным» и «белым» давно пора примириться на основе интересов России, на основе давным-давно достигнутого обществом синтеза патриотических, социальных и демократических ценностей, на общем отторжении современного либерального фашизма.
И при этом надо понимать: вызываемая либеральной социокультурной агрессией деградация общества, его расчеловечивание неминуемо будет способствовать росту и распространению принципиально антинаучного, мистического сознания.
В. Кстати, о мистике. Не Вы ли с коллегами при посещении Псковской области передвигались там по каким-то очень странным маршрутам, напоминающим некие мистические знаки?
О. Да нет, что Вы, – какие дороги, такие и маршруты. А дороги там извилистые, это правда.
В. Но Вы участвовали в мистерии у Холма славы, где многие эксперты, как рассказывают очевидцы, передвигались очень странным образом, как будто образовывали какие-то фигуры, что это значило?
О. Не заметил такого. Может, кто-то просто от журналистов бегал? И, вообще-то, это была не мистерия, а торжественное собрание. Довольно скучное, между прочим. Там было много значимых людей, в том числе из-за рубежа. Правда, я ушел на важную встречу с середины, поразившись ветхости «скорой помощи» - еще даже не «РАФика», а фургончика-«УАЗика». Ему было не меньше 30 лет, и он составлял поразительный контраст роскоши представительских иномарок чиновников, полицейских и, похоже, священников. Вряд ли я вел себя так на мистерии, не находите?
В. В последнее время Вы замечены в работе самых разных аналитических клубов, в том числе диаметрально противоположных по своим симпатиям, - и либеральных, и патриотических, например. Чем это вызвано?
О. Аналитический клуб – место поиска знаний, а не пропаганды. Поэтому неважно, что думают его организаторы: важно, что знают его участники.
Бывает, конечно, и пропаганда. Но, знаете, Христос проповедовал среди фарцовщиков и проституток, - а чем я лучше, что считаю себя вправе брезговать? Кстати, я задал себе этот вопрос в 1997 году, когда либералы укорили меня за то, что я напечатался в газете «Завтра», и с того времени никто ничего так и не смог ответить. А хоть бы и смог, - не уверен, что в ответе будет что слушать.
Возвращаясь к аналитическим клубам: в их работе наиболее важно общение.
Например, на последнем аналитическом клубе, в котором я принимал участие, мне показались очень полезными обсуждения современной и исторической социальной инженерии, сравнительного литературоведения, политических аспектов творчества Уэллса и Моэма, социальной политики Третьего и национальной политике Четвертого Рейха, наркоторговле, методик составления психологических портретов и реальной дипломатии Второй Мировой войны. Ну, и по выводам Линдона Ларуша, которому как раз исполнилось 90 лет и который является идейным братом членов клуба, была отличная дискуссия.
В. А загадки Стоунхенджа вы там или, скажем, год назад случайно не прорабатывали?
О. Совершенно точно знаю, что нет, - потому что год назад был в Стоунхедже, участвовал в ближайшем городке – Сейлсбери, по-моему, - в работе президиума ИПРОГа, и никого посторонних там ни разу не встретил.
В. Но эти аналитические клубы как-то недемократичны, не находите?
О. Такое восприятие связано с особенностью русской культуры, ее глубинным демократизмом, который не вполне соответствует структурам нового мира, сочетающим конкурентность с иерархичностью. Интерференция элитных социальных вихрей, формально выглядящих как открытые системы, опирается на социальные сети с жесткими костяками и на традиционные вертикальные структуры. Традиционный для нас и для уходящего аналитического Запада демократизм в глазах нового, нарождающегося Запада, - не говоря уже о Китае, - иногда выглядит обескураживающей архаикой. А ведь для того, чтобы быть правильно понятыми, иногда приходится говорить на языке собеседников и в соответствии с их обычаями.
В. Один из клубов, в которых Вы участвовали, называют «кремлевским проектом» и указывают на то, что он создается для сопровождения и поддержки «кремлевских проектов, нацеленных на обеспечение интересов всего народа». Это соответствует действительности?
О. Зная участников клуба и структуры, которые они представляют, а в иных обстоятельствах и направляют, интерес Кремля в работе клуба был бы вполне оправданным. Но прямой информации у меня в данном случае нет.
В. Но указанная формулировка молчаливо подразумевает, что администрация президента осуществляет и проекты, направленные отнюдь не на благо всего народа.
О. Простите, но я говорю именно о Кремле, а не об администрации президента России. В предстоящие годы его место и сам облик будут трансформироваться в соответствии с изменением мира и корректировкой его глобальных функций. Это может начаться довольно быстро; назначение академика Глазьева советником президента Путина – первый сигнал.
В. Знаете, Ваши описания напоминают структуры наподобие средневековых орденов, на возвращение которых в мировую практику указывал, например, историк Андрей Фурсов.
О. Какая разница, на каких плечах возвращаться в мировую политику, из которой наша страна вычеркнута в результате четверти века национального предательства, если при этом мы не теряем себя?
Хотя клубы, с которыми я сотрудничаю, работают абсолютно открыто и полностью прозрачно; у некоторых даже есть свои сайты в Интернете. Это все странные выдумки. Все эти глупости о масонах и орденах… даже если некогда они и обладали каким-то влиянием – говорить о них сегодня так же странно, как не видеть разницы между фольклорными «жидомасонами» и еврейскими структурами глобального бизнеса и глобального управляющего класса. И вообще нелепо копировать то, что уже есть, нелепо без нужды копировать давно живущие сущности в эпоху, которая ведет речь об интеграции этих сущностей и их интересов.
Кроме того, абсолютно закрытое тайное знание в принципе, по самой природе знания не способно к развитию: оно неизбежно извращается и умирает. Это подтвердили и наши обсуждения некоторых исторических сюжетов, и именно это является главным, абсолютным вызовом, стоящим перед современным человечеством. С другой стороны, нет иного способа подчинить более сильного противника и встроить его в свою систему и логику действий, чем открыто и ясно, без утайки показать ему общее с собой и выгодное для него будущее.
Что же касается Андрей Ильича Фурсова, это выдающийся историк, за работами которого я внимательно слежу в последние годы, но указаний, о которых Вы говорите, не припоминаю.
В. А полезно ли для Вас участие в работе таких клубов?
О. Да, безусловно. Обычно удается значительно расширить понимание ряда проблем, углубить степень осознания картины современного мира, узнать некоторые исторические нюансы. Скажем, для меня лично буквально на прошлой неделе обрела окончательную историческую ясность фигура Андропова. Кроме того, тогда работа совпала с саммитом АТЭС, активность на котором президента Путина была настолько же выше всяких похвал, насколько ниже всякой критики была подготовка к саммиту.
В. Вы очень много критикуете Путина, а в январе 2005 года задолго до всех нынешних профессиональных оппозиционеров и вовсе публично призвали к его отставке, за что, насколько я знаю, довольно жестоко поплатились – и вдруг такие теплые слова. В чем причина?
О. Я не знаю, о чем Вы говорите, чем и как я тогда «поплатился». По-моему, вы ошибаетесь.
А причина в правильности некоторых его действий. Кроме того, любой руководитель такого уровня во многом является равнодействующей как внутренних, так и глобальных сил. Сейчас меняются все эти силы; глобальный управляющий класс разламывается, - и Путину, чтобы сохранить власть, придется не только меняться, но и делать принципиальный выбор, в том числе и способствуя изменению балансов сил – как внутри страны, так и в глобальном мире.
Кроме того, как бы жестко ни приходилось порой критиковать его и отдельные его действия, есть явления значительно более враждебные России и опасные для нее, чем ошибки – в том числе моральные – любого отдельно взятого человека. Не будем забывать, что иногда приходится совершать формально странные действия для того, чтобы чуть откорректировать фокус реализации интересов глобальных сил. В эпоху бирфуркации кошка не просто смотрит на короля – иногда ей приходится его делать. Хотя обычные кошки, как и люди, безусловно, предпочитают этому сметану.
|
|
