«КАРБОНОВЫЕ ЗАПОВЕДНИКИ»: МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ
Благими намерениями вымощена дорога в ад. Провозглашение ООН года минувшего «Годом Леса» звучит насмешкой не только в России. Как это ни странно, но и за рубежом стратегия защиты лесов оборачивается криминальными «разборками» и массовыми народными протестами! Хотя декларации изначально звучали самые, что ни есть благородные.
Эксперимент, затеянный США с «карбоновыми заповедниками» весьма полезен и для нас. В ходе журналистского расследования наш американский коллега изучил, как механизм международных «карбоновых кредитов» (или углеродных квот), «обкатывается» на базе стран Латинской Америки. Очевидно, что если Россия, под тем же предлогом «борьбы с глобальным потеплением», втянется в подобную игру, то дров мы наломаем немало.
Эксперимент по созданию «карбоновых заповедников» - что же это такое, по сути? Реальная попытка сохранить «зеленые легкие планеты» или же «крестовый поход» мировых энергетических монополий на территорию чужих государств, прикрытый религией «экологического мышления» и благородным предлогом «спасения живого леса»?
В теории все прекрасно и благородно: монополисты энергорынка, с представительствами в Нью-Йорке, Вашингтоне, Чикаго, Детройте подписывают договор с латиноамериканскими чиновниками, контролирующими земли, скажем, Бразилии. Тропические леса, произрастающие на этих землях, необходимы для сохранения комфортного для человечества, климата. Однако, на практике «карбоновые квоты» оборачиваются для местного населения глобальными бедствиями!
Спасение леса и борьба с потеплением через алгоритм «карбоновых квот» приводит к тому, что местное население лишается доступа к собственному лесу! (Теперь он принадлежит транснациональным энергетическим компаниям). За пару деревьев, срубленных на починку хижины, «Зеленая Полиция» способна отправить местных жителей в тюрьму, ведет себя столь нагло и жестоко, что люди вынуждены покидать родные дома и уезжать в поисках работы и куска хлеба подальше от «карбоновых заповедников».
Глобальное потепление продолжается. Карбоновые часы неумолимо тикают. Представители энергетических монополий, напоминают «собак на сене», (а правильнее было бы говорить «собак на лесе»), поскольку в благородном деле «защите природы» они всего-навсего ограждают забором чужие леса, и, одновременно, лишают народ к ним доступа! Существуют ли решения в данном вопросе? Об этом смотрите смелое журналистское расследование нашего американского коллеги Марка Шапиро.
А.Г.
@ Материал публикуется в рамках договора между CIR USA и АЖЭ СЖР.
FRONTLINE/World , TV broadcast - USA
TheCarbonHunterswas reported by Mark Schapiro, produced by Andres Cediel & co-produced by Daniela Broitman.
| Чтобы скачать файл, нажмите на ссылку: http://narod.ru/disk/44209579001.026a5b016830c8e112594f5d15dc3f94/brazil.avi.html |
Телевизионная программа «НА ПЕРЕДОВОЙ МИРА», США.
Фильм «ОХОТНИКИ ЗА УГЛЕРОДОМ»:
репортер Марк Шапиро,
продюсер Андрес Седейль,
сопродюсер Даниэлла Бройтман.
Оригинал фильма
http://www.pbs.org/frontlineworld/stories/carbonwatch/2010/05/the-carbon-hunters.html
STORY SYNOPSIS
CIR and FRONTLINE/World track the emerging market in forest carbon offsets. In this FRONTLINE/World segment CIR senior correspondent Mark Schapiro and producer Andres Cediel travel deep into the Atlantic Forest and the Amazon, where they discover what life is like on the other end of an offset deal.
Центр журналистских расследований и телепрограмма «На передовой мира» изучают развивающийся рынок углеродных квот. В этом эпизоде программы «На передовой мира», ведущий корреспондент центра журналистских расследований Марк Шапиро и продюсер Андрес Седейль отправляются в чащи лесов Атлантики и Амазонки. Там они исследуют, как живётся на другой стороне сделок с карбоновыми квотами.
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ФИЛЬМА «ОХОТНИКИ ЗА УГЛЕРОДОМ»
In a remote corner of Brazil's Atlantic coast, they say time is a fiction. This ancient forest is seemingly unspoiled by modern life -- beyond the reach of men, machines, and markets.
В дальнем уголке Бразильского Атлантического побережья говорят, что время – это выдумка. Этот древний лес, на первый взгляд, не испорчен современной жизнью – до него не дотягиваются ни люди, ни машины, ни рынки.
But a closer look reveals something very different happening here.
Но если приглядеться, то становится ясно – здесь происходит что-то совсем другое.
"I'm tracking a group of hunters," correspondent Mark Schapiro says, as he hikes deep into the forest. "They're after something that has become one of the hottest commodities in recent years -- and they think they can capture it with just a tape measure and a pen."
– Я следую за группой охотников, – говорит корреспондент Марк Шапиро, пробираясь в лесную глушь. – Они хотят добыть кое-что, недавно ставшее одним из самых дорогих товаров. И они надеются добыть это, используя только рулетку и карандаш.
The men Schapiro is following aren't after illegal game or even illegal logging. They want what is stored inside the trees: carbon dioxide.
Люди, за которыми следует Шапиро, не занимаются ни браконьерством, ни даже незаконной вырубкой деревьев. Им нужно то, что скрыто внутри деревьев: диоксид углерода.
"How much carbon would you think is in this tree right here?" Schapiro asks Ricardo da Britez, the chief forest scientist in this reserve, pointing to one of an endless line of trees.
– Сколько углерода, как вы думаете, вот в этом дереве?– Шапиро задает этот вопрос Риккардо де Бритезу, ведущему учёному-исследователю леса в этом заповеднике, указывая на одно дерево в бесконечном ряду других.
"I think it probably contains between 90 and 100 kilos of carbon," da Britez says. He oversees the carbon counting here, and his measurements are being followed closely by people around the world who are trying to figure out how to buy and sell this carbon on the international market.
– Я думаю, оно, вероятно, содержит от 90 до 100 килограммов углерода,– отвечает де Бритез. Он руководит подсчётом углерода в этих местах, за его измерениями внимательно наблюдают люди по всему миру. Они пытаются решить, как продавать и покупать этот углерод на международном рынке.
So if carbon is selling on the market for about $10 a ton, Schapiro asks, what is this tree worth on the carbon market?
– Тогда, если углерод продается примерно по десяти долларов за тонну,– спрашивает Шапиро,– сколько это дерево стоит на углеродном рынке?
"One dollar," da Britez says.
- Один доллар,- отвечает Бритез.
The math seems simple -- but who gets the dollar?
Вычисления выглядят несложными. Но кто получит этот доллар?
"The credits from that carbon," da Britez says," belong to General Motors."\
– Квоты за этот углерод,– говорит да Бритез,– принадлежат «Дженерал Моторс».
How did an American company end up owning the carbon in trees? It all started in 1991, when conservation groups identified this area, known as Guaraquecaba, as one of the most threatened eco-hot spots in the world.
Как же получилось, что углерод в деревьях принадлежит американской компании? Всё это началось в 1991 году, когда группы, работающие за сохранение природы, определили: в этой области, известной как Гуаракесаба, экологии угрожает одна из наибольших опасностей в мире.
The American group The Nature Conservancy tried for years to raise funds to protect this land, but the big money didn't start pouring into the region until fears began to rise about climate change. And it was a new reason to save the trees -- for their carbon -- that brought in three large American companies.
Американская группа «The Nature Conservancy» («Сохранение природы») годами пыталась собрать деньги на защиту этой области. Но большие деньги «потекли» в эту область только тогда, когда возникли опасения изменения климата. И новая причина сохранять деревья – ради их углерода – привлекла сюда три крупные американские компании.
"The companies were interested in carbon credits," says da Britez.
– Компании были заинтересованы в углеродных квотах, – говорит да Бритез.
Da Britez explains how, in 2000, American Electric Power, the utility giant, bought into an area the size of Manhattan. Then came the car company General Motors, and finally, Chevron Oil. The three companies invested a total of $18 million to preserve this forest. The Nature Conservancy brokered the deal through a Brazilian environmental group called SPVS, founded by Clovis Borges.
Де Бритез рассказывает, как в 2000 году гигантская энергетическая компания American Electric Power вложила средства в область размером с Манхэттен. Затем пришла автомобильная компания «Дженерал Моторз», и, наконец, нефтяная компания «Шеврон Ойл». Три компании вложили в дело сохранения леса в общей сложности 18 миллионов долларов. А организация «Сохранение природы» выступила посредником в сделке посредством бразильской экологической группы SPVS, основанной Кловисом Боргесом.
"We will purchase part of the land of the region and preserve these areas," Borges tells Schapiro. But the carbon credits earned from the land, he says, will belong to these companies.
– Мы приобретём часть земли в этой области и сохраним эти территории,– Боргес рассказывает Марку Шапиро. – Но,– добавляет он, – углеродные квоты, вырученные за эту землю, будут принадлежать этим компаниям.
What is a carbon credit? And why are so many people so interested in buying and selling something that didn't even exist five years ago? It's a question Schapiro has been traveling the globe to investigate. Before leaving for Brazil, he met with veteran Wall Street executive Tom Lewis, now the CEO of NYMex's Green Exchange.
Что такое «углеродная квота» (углеродный кредит)? И почему так много людей так заинтересовано покупкой и продажей чего-то такого, чего пять лет назад даже не существовало? Шапиро путешествовал по всему земному шару, чтобы исследовать этот вопрос. Прежде чем отправиться в Бразилию, он встретился с менеджером высшего звена, ветераном Уолл-стрит Томом Льюисом. В настоящее время Том Льюис работает генеральным директором Green Exchange, подразделения фьючерсной биржи NYMex.
"People often ask the question, what is the difference between carbon and other commodities? In many cases, it's exactly the same as other commodities. It trades precisely in the same way," - he says. "Globally, it's considered about a $300 billion market today. But the expectation is that within a decade that market could be between $2 and $3 trillion."
– Часто задают вопрос: в чём разница между углеродом и другими предметами торговли? В большинстве случаев это точно такой же товар, как и другие. Торговля углеродом происходит так же, как и торговля другими товарами,– говорит он. – Считается, что в мировых масштабах сегодня это рынок примерно на 300 миллиардов долларов. Однако предсказывают, что в пределах десятилетия этот рынок вырастет до величин от двух до трёх триллионов долларов.
Where would all that money come from? Climate legislation before Congress would, for the first time, force big polluters to reduce their emissions, or purchase offsets. One of the nation's biggest emitters is American Electric Power.
Откуда же возьмутся все эти деньги? Климатическое законодательство, рассматриваемое Конгрессом, может впервые обязать всех основных «загрязнителей» либо уменьшить эмиссии, либо выкупить компенсации. Одним из крупнейших «загрязнителей» в стране является American Electric Power.
"The theory that we have is really pretty straightforward," says CEO Michael Morris. "You give me a carbon credit, and I'll pass it along to my customers."
– В теории всё вполне незамысловато, говорит генеральный директор Майкл Моррис. – Вы даёте мне углеродную квоту, а я передаю её моим клиентам.
AEP is the largest operator of coal-fired power plants in the country. He told Schapiro that investing in cleaner technology is expensive and takes time, and the only way he would be able to meet emission targets would be to purchase carbon credits.
АЕР является крупнейшим владельцем угольных электростанций в стране. Моррис сказал Шапиро, что инвестиции в «чистые технологии» дороги и требуют времени, и что единственный способ достигнуть назначенного уровня эмиссий – это покупать углеродные квоты.
"We'll purchase credits; we'll be in the credit market, along with many, many other people," says Morris. "And so we need the kinds of things that will create credits in the most cost-effective way."
– Мы приобретём квоты. Мы выйдем на кредитный рынок вместе с многими и многими другими,– говорит Моррис. – И поэтому нам нужно нечто такое, что позволит создать карбоновые квоты наиболее экономичным способом.
The cheapest and most readily available offsets on the market these days are forests. And most of us, if asked, would say it sounds like a great plan: Save a tree, and soak up the carbon.
Самые дешёвые и доступные способы получения квот на рынке в настоящее время – это леса. И большинство из нас скажет, что это отличный план. Сохрани дерево, собери углерод.
But most of us don't live here. The people who do, look at it differently.
Но большинство из нас здесь не живёт. А те, кто живёт, смотрят на проблему совсем иначе.
"The land isn't even theirs; it's ours," says one farmer who lives between the GM and AEP reserves. "We're workers who live from the forest. They don't want human beings in the forest."
– Эта земля даже не их, она наша, –говорит фермер, который проживает между заповедниками, принадлежащими Дженерал Моторс и AEP. – Мы зарабатываем себе на жизнь благодаря этому лесу. А они не хотят, чтобы в лесу находились люди.
With all these new assets on the line, forest enforcement in Guarequecaba has been stepped up. A branch of the state military -- called the Green Police, or Força Verde -- has begun protecting the forest from the people who live there.
Из-за роста торговли углеродными квотами заметно усилилось принудительное сохранение леса в Гуаракесабе. Подразделение армии, именуемое Зелёной полицией, начало защищать лес от тех, кто в нём живёт.
Antonio Alves's land borders the GM reserve, and he has had multiple run-ins with the Green Police. On one occasion, he says his roof was leaking and he couldn't afford the materials to fix it. So he went out to find wood in the forest where he lives.
Земля, принадлежащая Антонио Алвесу, граничит с заповедником Дженерал Моторс. Алвес уже несколько раз сталкивался с Зелёной полицией. Однажды, рассказывает он, у него протекла крыша. Алвес не мог позволить себе купить материалы для починки. Поэтому он пошёл за деревом в лес, где он живёт.
"And then the two police officers showed up. One puts a gun right here," he says. "I looked at him and turned off my chainsaw. They handcuffed me right there."
– А потом появились два полицейских офицера, – говорит он. – Один из них приставил пистолет – прямо вот здесь. Я взглянул на него и отключил пилу. Прямо там они заковали меня в наручники.
"There is a law that you can't cut down a tree. It's not legal. But if you're not clear-cutting forest, just cutting three or four trees to build a house, I don't think it's a crime. They think it is."
– По закону нельзя срубить дерево. Это незаконно. Но если вы не устраиваете вырубки, а только срубаете три или четыре дерева, чтобы построить дом, – я не думаю, что это преступление?! А они именно так и думают!
Alves spent 11 days in jail for his crime, and has since moved away because of continued harassment by the Green Police. It's a complaint that's increased since the carbon reserves were established.
Алвес провел 11 дней в тюрьме за его преступление. С тех пор он переехал, поскольку Зелёная Полиция продолжала его преследовать. Жалобы подобного рода звучат всё чаще с тех пор, как были основаны «углеродные заповедники».
The Nature Conservancy declined to speak to FRONTLINE/World about this story. In public statements, they point to the jobs they've created in the reserve and their reforestation of degraded lands. They make no mention of those being displaced from the forest. And The Nature Conservancy's local partner, Clovis Burges, doesn't apologize for what they've accomplished there.
Организация «Сохранение природы» отказалась прокомментировать эту историю для программы «На Передовой мира». В сделанном этой организацией публичном заявлении указывается, что деятельность этой экологической организации в заповеднике создала рабочие места, и что в результате этой деятельности были восстановлены леса. О выселённых из леса людях в заявлении не упоминается. И местный партнёр «Сохранения природы», Кловис Бургес, не оправдывается за «достижения» организации.
"During our 17 years in Guaraquecaba, we were accused of everything," he says. "This is part of the process. We really were able to develop one project that can link the carbon with conservation. Maybe we are not right. We are trying to deal with something very tough, very hard. And we don't have enough time. We are running against time because destruction of nature is happening everywhere, very quickly."
– За 17 лет в Гуаракесабе в чём только нас не обвиняли,– говорит он. – Это часть процесса. Нам действительно удалось разработать один проект, который может установить связь между углеродом и сохранением природы. Может быть, мы не правы. Мы пытаемся работать с очень сложными, очень трудными проблемами. И у нас не хватает времени. Время работает против нас, потому что разрушение природы происходит повсюду – и очень быстро.
The stakes in Brazil are clear everywhere you go. Deforestation has made Brazil into the world's third-largest greenhouse gas emitter. For years, they looked the other way. But now Brazil is facing the problem head on.
Где бы вы ни оказались в Бразилии, проблемы очевидны. Из-за вырубок леса Бразилия занимает третье в мире место по эмиссии парниковых газов. В течение многих лет на это закрывали глаза. Но сейчас Бразилия борется с этой проблемой прямо и открыто.
"The police ahead of us have heard the guys we're going after may be coming down this road to escape as we go toward them," Schapiro says, as he heads out to the frontlines of deforestation with a team of federal agents.
– Полицейские, что находятся дальше перед нами по дороге, услышали, что те, кого мы ловим, могут направиться по этой дороге, пытаясь ускользнуть. Мы направляемся к ним,– говорит Шапиро. Он направляется на «передовую» вырубок вместе с группой федеральных агентов.
There they were: illegal loggers. Truck after truck, loaded with logs, all day and into the night. This was just one road in one corner of the Amazon, but it was a scene likely playing itself out across the country. The agents took stock of their catch.
Там они и были: нелегальные заготовщики леса. Грузовик за грузовиком, нагруженные брёвнами, весь день и даже часть ночи. Это была лишь одна дорога в одном углу бассейна Амазонки; но, вероятно, такие же сцены разыгрывались по всей стране. Агенты оценили свою добычу.
"A middleman will sell it to a mill for $1,000," one agent says about the price of one tree. In other words, a tree worth $1 on the carbon market could be worth a thousand times that to an illegal sawmill. Reversing these economics, the UN estimates, will take an immediate global investment of $25 billion. But who will pay for it? And to whom?
– Посредник продаст это на лесопилку за тысячу долларов,– говорит один из агентов, поясняя, сколько стоит одно дерево. Другими словами, дерево, стоящее один доллар на рынке углеродных квот, может стоить в тысячу раз больше на нелегальной лесопилке. По оценкам ООН, отказ от вырубок, «переворот» традиционной экономики, в глобальном масштабе потребует безотлагательного вклада в 25 миллиардов долларов. Но кто за это заплатит? И кому?
For centuries, foreigners have been coming to Brazil to extract its riches, many starting in the port city of Manaus. It's a booming free-for-all, at the gateway to the Amazon. But a local governor, Eduardo Braga, is turning the tables.
Уже многие века иностранцы приезжали в Бразилию, чтобы добывать бразильские богатства. Многие из них начинали с портового города Манауса. Этот город – гудящая вольница, врата, ведущие к Амазонке. Но действия губернатора города, Эдуардо Брага, меняют положение дел.
"If you come to an Amazonian and say, 'Well, give up all your jobs, all your economic base, because we need to save the trees,' they are going to reply, 'No, I need to feed my kids.'
– Если вы подойдёте к местным людям и скажете: «Ну-ка бросайте свои работы, всю вашу экономическую базу, потому что нам надо спасти деревья», то они ответят вам: «Нет, мне нужно детей кормить».
Braga is a savvy politician, and he is getting political traction by asserting control over his state's forests.
Брага – опытный политик, и он получает дополнительное политическое влияние, устанавливая контроль над лесами своего штата.
"Taking care of our forests is fundamental for our future generations," he says. "Our people are the guardians of the forest. And we need to be recognized and paid for the environmental benefits that the forest creates for rich countries, for the developed countries."
– Беречь наши леса необходимо для наших будущих поколений,– говорит он. – Наш народ – хранители леса. И нам нужно, чтобы нашу работу признали; чтобы нам платили за ту экологическую пользу, которую наш лес приносит богатым странам… развитым странам!
In the remote Juma Reserve, residents are actually paid not to cut down their trees. And any carbon credits generated from this preservation are supposed to come back to the community. Where do they get the money to do all this?
В дальнем заповеднике «Хума» местным жителям, действительно, платят за то, что они не вырубают деревья. И все углеродные квоты, производимые этим заповедником, должны возвращаться местному населению. Откуда же берутся деньги на всё это?
Braga made a deal with the Marriott hotel chain, which gave $2 million to kick this project off the ground. And Braga has been courting corporate sponsors to fund more than a dozen more reserves in the Amazon.
Брага заключил договор с сетью отелей «Мариотт»; компания, владеющая отелями, заплатила 2 миллиона долларов на то, чтобы запустить проект. И Брага разыскивает корпоративных спонсоров для того, чтобы финансировать ещё дюжину заповедников в бассейне Амазонки.
Juma is considered to be the model -- an experiment with a new strategy to protect the trees and pay the people.
«Juma» считается экспериментом – образцом новой стратегии, позволяющей защитить деревья и заплатить населению.
Families receive $25 every month through a program called Bolsa Floresta.
But for residents like Dalvina Almeida, it takes a two-day roundtrip journey by boat just to receive their stipend.
Каждая семья получает по 25 долларов в месяц в рамках программы Bolsa Floresta. Но местным жителям, таким как Дальвина Альмейда, для получения пособия приходится совершать двухдневную поездку туда-обратно по воде.
"We used to plant a lot," Dalvina's husband says. "When this became a reserve they told us that we could no longer plant in the forest. Everyone signed up for Bolsa Floresta. But Bolsa Floresta can't sustain my family."
– Раньше мы использовали деревья в большом количестве, – говорит муж Далвины. – Но когда эти места стали заповедником, нам сказали, что больше нельзя использовать лесные посадки. Все подписались на программу Bolsa Floresta. Но Bolsa Floresta не может содержать мою семью.
And some Brazilians dispute the very idea of relying on corporations to save the forests. Marina Silva is a senator from Braga's neighboring state. She grew up in the Amazon and is celebrated for slowing Brazil's rates of deforestation.
Также некоторые бразильцы осуждают саму идею, что в задаче сохранения леса можно полагаться на корпорации. Марина Сильва – сенатор из штата, соседнего со штатом Браги. Она выросла близ Амазонки и знаменита тем, что замедлила темпы вырубки леса в Бразилии.
She says that America needs to reduce its own emissions first, before Brazilian forests are put on the table.
Она говорит, что Америке сначала нужно понизить уровень собственных эмиссий, прежде чем ставить вопрос о бразильских лесах.
"Otherwise, we are going to transfer the problem one more time to the developing countries," she says. "And the developed countries are going to continue their same practices. The problem is not going to stop."
– Иначе проблема снова будет переложена на развивающиеся страны,– говорит она. – А развитые страны будут продолжать всё то, что делали раньше. Так проблему не решишь.
But carbon credits remain the key ingredient in the American strategy. At Copenhagen, the U.S. government pledged $1 billion to help bring the world's trees into the carbon market.
Но углеродные квоты остаются ключевой частью американской стратегии. В Копенгагене американское правительство обязалось предоставить 1 миллиард долларов на то, чтобы помочь привлечь все деревья мира на рынок углеродных квот.
And, anticipating a new energy bill in Congress, multinationals continue to buy up forests to offset their emissions.
И, предвидя новый энергетический законопроект в Конгрессе, многонациональные компании продолжают скупать леса, чтобы компенсировать свои эмиссии.
"You always hear this classic win-win line, and I've never really bought much into the win-win -- you win, I win, how can that be?" AEP CEO Morris says. "But at the end of the day, if you think about biodiversity and you think about the capacity of forests to do the things that they do and you know that they are a very effective carbon sink, it just makes sense. And protecting the current and remaining forests of the world and the deforestation effort, we think, makes a lot of sense."
– Вы слышите эту классическую «победоносную линию», говоря об этом, всё время используют это классическое слово, «беспроигрышный», – говорит генеральный директор AEP Моррис. – Я никогда особо не верил в это выражение: вы в выигрыше, я в выигрыше, как такое может быть? Но в конечном итоге, если подумать о биологическом разнообразии, и о способности лесов делать то, что они делают, и о том, что леса – очень эффективный поглотитель углерода, то получится – ведь дело действительно беспроигрышное для всех. И защита имеющихся и остающихся в мире лесов, и борьба с вырубками – всё это, мы думаем, очень разумно.
"We can't treat this problem like it is a business, a commercial relationship between countries," says Silva. "To talk about dealing with this issue just from the perspective of carbon credits is to skirt the responsibility we have to deal with the dangers our planet is facing."
– Эту проблему нельзя рассматривать как бизнес, как коммерческие взаимоотношения между странами, – говорит Сильва. – Если рассматривать этот вопрос только с точки зрения углеродных квот, то получится, что мы избегаем ответственности, и не хотим иметь дело с опасностями, угрожающими нашей планете.
оригинальный текст: Марк Шапиро
перевод: Андрей Школьников
|
|
