Недавно был в Берлине. Ожидал увидеть холодную имперскую архитектуру, что-то вроде угрюмого черно-белого триумфа воли (мужчины с каменными лицами, женщины с мясистыми ляжками), а увидел тихий, зеленый, слегка провинциальный, зато невероятно уютный город без толпы и пробок, застроенный немного бестолково – величественный немецкий ампир плюс архитектура США конца 50-х, стекло и металл, но может в этом явном пренебрежении стилевым единством и скрыто главное – этот город существует для людей. В отличие от Москвы, которая предназначена для застройщиков и забогатевших провинциалов.
Но если бы отличия состояли только в этом! Истории наших стран временами были мистически схожи, особенно своими неприглядными моментами.
Так вот, когда-то в Берлине была улица Принц-Альберт-штрассе, где в доме 8 располагалось здание Гестапо, куда временами захаживал любимый в народе Штирлиц. Теперь эта улица называется Нидеркирхнерштрассе, а на месте гестаповских застенков стоит музей «Топография террора». Раньше экспозиция располагалась просто под открытым небом тут же, рядом с Берлинской стеной, а теперь для музея построили специальное просторное здание. И это правильно, народ должен знать своих героев в любую погоду, а антигероев особенно.
Я ходил по просторным залам, рассматривал фотографии экспозиции "Берлин 1933-1945. Между пропагандой и террором", смотрел на людей. Некоторые фотографии я видел и раньше, но они все равно впечатляли. Люди тоже. Судя по разговорам, посетители были в основном местные, то есть немцы, было немного иностранцев, русских не было совсем, они в основном встречаются в дорогих магазинах на Фридрихштрассе, правда, это совсем рядом.
Посетители были задумчивы и сосредоточены, они молча переходили от стенда к стенду, смотрели на фотографии, некоторые вытирали слезы. Они смотрели на зверства, которые не так давно творили такие же немцы, возможно даже их родственники или родственники знакомых, и им было стыдно и страшно, это было видно по их опрокинутых лицам. Им было стыдно за то, что такое могли делать их соотечественники и вообще люди.
В античной трагедии это называлось катарсис, очищение страданием, это тяжелое, но с точки зрения истории позитивное чувство. Гарантия невозврата. А ведь в ту пору Германия тоже была великой страной. Империей. Немцы строили дворцы, каналы, корабли, самолеты и доступные автомобили, выпускали потрясающие товары народного потребления, снимали замечательные фильмы, которые потом назовут трофейными. И в том благополучном мире жили прямые родственники сегодняшних посетителей «Топографии террора», которые теперь не могут без слез смотреть на дела своих отцов и дедов. Это действительно очищение и гарантия. И потому у них невозможно представить телевизионную дискуссию на тему «Как вы оцениваете роль Гитлера в истории», в которой, вдобавок, выступал бы жизнерадостный внучок Риббентропа. А у нас все это возможно вполне. Хотя у нас тоже был террор, и у него была своя не менее впечатляющая география и топография.
Но и сегодня все олицетворяющие этот террор здания, включая Лубянку, прекрасно располагаются на своих прежних местах и по старому назначению, а вот музея нет. Что логично - музеи нужны для того, чтобы помещать в них свое прошлое, а если прошлое так и не стало прошлым, оно живет не в музеях, а на улицах и в душах. В этом случае развитие прекращается, а время, как в фильме «День сурка» начинает двигаться не вперед, а ползти унылыми старческими кругами. Это называется застой, стагнация, импотенция, ни к чему хорошему это не ведет, но именно это, увы, мы сейчас и наблюдаем вокруг.
От редакции: На самом деле с восточным Берлином произошло примерно то же, что с Москвой при Лужкове, только немного раньше - довелось застать. А насчет уютного и тихого города - автору посчастливилось не попасть вечером в Кройцбург, район, населенный турками. А то бы впечатления могли быть не столь благостными. И негры, отливающие прямо на углу Ку-дамм, тоже реальность современного Берлина. Но вопрос не в Берлине, конечно - это дело немцев.
Вопрос в отличиях красного террора от террора нацистского. А отличие коренное - то, что было преступлением террора большевиков, признавалось за преступление, за девиацию в первую очередь самими большевиками, потому что это было все же извращением основной идеи, а не ее целью и задачей. И о сталинском терроре узнали в первую очередь из постановлений съезда партии, а вовсе не от общества "Мемориал", образовавшегося существенно позднее. А нацисты как раз считали то, что мы сегодня называем преступлениями нацизма, делом доблести и геройства.
И то, что "красные" победили "коричневых", стало, в конечном итоге, источником нынешней свободы немцев. Привела бы красная идея и к свободе русских, если бы не поторопились, как библейский Исав, продать первородство за чечевичную похлебку. Ведь все, к чему пришли на исходе Советской власти, было уже сполна оплачено и кровью, и страданиями - а тут мы повели себя как кавказец в гардеробе из анекдота: "Чаевые возьми, пальто не надо!"
И вот тут как раз и нужен музей - честный, в котором было бы все - и преступления, и достижения, и история без прикрас. Музей-исследование, а не музей-агипоезд, неважно в чьих интересах, сталинистов или антисталинистов (удивительно, но они в чем-то очень похожи). Чтобы в первую очередь понимать, "как мы дошли до жизни такой".
Кстати, в Вене, которая, в силу того, что оказалась в зоне советской оккупации, не подверглась унизительной процедуре денацификации, есть замечательный еврейский музей, где есть очень толковая и абсолютно беспристрастная экспозиция, посвященная Гитлеру. Где венский художник Шикльгрубер представлен именно таким, каков, видимо был, а не как карикатура на человека и явление - и где можно понимать, как доброволец Первой мировой, храбрый солдат и хороший парень, в конце концов, вегетарианец и совершенно непьющий человек превратился в чудовище.
А у нас нет музея Сталина.
А.Б.
|
|
