Сказать по правде, до поры я не завидовал, во всяком случае со страшной силой, успехам современного Китая. Ну, шьют одежду – но не Гуччи, машины делают – но не «БМВ», и даже наш старый истребитель СУ не могут толком собрать по нашим же чертежам. Как говорится, «духу того нет!» Свой технологической, научной и другой культуры – без чего этим азиатам, даже со всем их трудолюбием, сидеть в хвосте у «бледнолицых братьев».
Зависть пришла с неожиданной стороны – когда я случайно услышал по радио молодого китайского пианиста и композитора по имени Ланг Ланг. Он играл 2-й фортепьянный концерт Рахманинова, и мне сперва даже показалось что играет сам Рахманинов – настолько абсолютным было попадание во все те ноты, что кроме него не подчинялись никому. И когда прозвучало затем это неизвестное мне раньше имя, я кинулся к Интернету – что за экзот?
Ему сегодня всего 28, но он уже для знатоков – мегазвезда. О его собственных сочинениях в очень китайском духе на классической основе я не берусь судить: должны по законам жанра отстояться сколько-то во времени. Но по поводу его игры уже сомнений нет. Это прямой прорыв всей Азии в той сфере, где она не достигала прежде первенства. Азиатские скрипачи и пианисты порой дивили их технической муштрой, как при игре в пинг-понг; но в музыке быть только виртуозом мало. Тут нужен еще и «тот дух», что берет за душу и превращает музыку из бесцельно сложных обезьяньих упражнений в хлеб насущный.
Ланг Ланг ушел от азиатских виртуозов на дистанцию огромного размера. Технический порог им давно пройден и забыт; технически играет как не знающая слова «сбой» машина – но не в машинном отнюдь духе! Он ставит себе самые высокие задачи – и в их решении побивает самых великих мастеров. Если сравнить с тем же автомобилем, творит нечто совершеннейшее, чем «Мерседес» и «БМВ».
Шопен писал, что его надо играть тихо, и жаловался, что все дубасят его пьесы в три раза сильней. И дело тут не в общей силе звука: местами он сам просит брать его аккорды что есть силы, но какие-то пассажи – шепотом, только тогда они звучат вовсю. Но даже таким асам как Рихтер, Генрих Нейгауз, Артур Рубинштейн этот шепот не давался: тише – получалось просто менее выразительно, и они играли «громко».
Перед Ланг Лангом, я думаю, Шопен снял бы шляпу: в его ми-минором концерте юный китаез надыбал именно такое пианиссимо, что звучит с силой, прежде недоступной никому. Но и это – лишь один прием из многих, путем которых Ланг воссоздает шопеновский шедевр. Каждую из тысяч ноток он отработал с уму не поддающейся скрупулезностью, а потом соединил все в потрясающее целое.
Он миновал и такой исполнительский порок – нарочитую «оригинальность» с целью казаться кровь из носа «не как все». И в музыке, и особенно в театре дурная ломка авторского замысла – сейчас самый расхожий способ отличиться при неспособности дойти до настоящей глубины. Но Ланг каким-то чудным, как гигантский радиолокатор, ухом ловит дух и ноту композитора – являя сам оригинал, а не свою наглую версию.
Кстати, только один такой наглец – Рахманинов – преуспел в игре всего на свете с гениальным подломом «под себя». Но его пример, как признано наукой, беспримерен; и, судя по всему, Ланг Ланг, учившийся играть в Китае, с блеском прошел и эту истину. Он позволяет себе вольности – но с громадным, обязанным огромной внутренней культуре, тактом. Когда иностранец поет по-русски Чайковского или Мусоргского, обычно больше или меньше режет слух его акцент. То же нет-нет слышно и у инструменталистов чужих школ, играющих русскую музыку с каким-то недобором ее понимания. Но Ланг играет так концерт Рахманинова, словно не только родился и жил в России, но и готов отдать жизнь за нее!
Вот это называется в самом высоком смысле Гражданин Мира – тот, кто способен внимать всем языкам Земли. И эта его планетарность, неведомая прежде азиатской школе, конечно, не может не рождать жгучую зависть. Вся наша Консерватория после его исполнения Рахманинова должна, по чести, застрелиться! Не наш игрок играет нашего кумира так, как нашим и не снится! В его исполнении Чайковского слышен русский дух и Русью пахнет; в его Шопене слышен сам Шопен. Тогда как, скажем, тот же Рихтер гениально исполнял Бетховена и Гайдна, но полностью не совпадал с Шопеном. Юный же сын страны, замыслившей завоевать весь мир, прорвал и эту свойственную многим корифеям ограниченность.
И все это, разумеется, недаром и неспроста. В статье «Крушение гуманизма» Блок дал такое определение: цивилизация – это культура, оставленная духом музыки и обреченная этим на загнивание и гибель. А серьезный музыкант не родится под забором – как сирота, который по восточной поговорке «сам себе перевязывает пуповину». Он своей пуповиной должен соединяться с рассеянным вокруг жизненным духом – иначе нипочем не наскребет нужного для восхождения до мировых высот потенциала. В сегодняшней России, с которой и понятие «цивилизация» плохо вяжется, этот дух обрезан полностью.
Есть, теми же словами Блока, «имя», за которое мы еще держимся, утратив право на него – «как вырождающийся аристократ держится за свой титул». На этих старых, все слабеющих дрожжах еще восходят кой-какие творческие звезды – но едва взойдя, тотчас сбегают за рубеж. В стране, скукожившейся в нефтяной придаток, никто не даст им ни копейки, хоть будь они как три Ланг Ланга – в которого влил свои соки и свой творческий порыв Китай.
У нас убита напрочь технология воспроизводства гениев, заряжающих их духом всю страну на дельный труд. Наоборот, процвел так называемый отрицательный отбор: вверх идут не те, кто лучше, а кто ниже и подлей. Кто нужен власти не затем, чтобы просвещать и поднимать народ – а разлагать и опускать его для увековечения ее бесплодного господства. Дирижер Гергиев, самый мелькающий сегодня, мелькает в силу чего угодно, но не музыки, которую играет неопрятно, с кучей ляпов – для светских понтов, а не для ума и сердца. То же самое – замылившие телеглаз Спиваков и Башмет, набившие свои смычки делать бездушное красиво для дремучих нуворишей – и задушевное «чего изволите» для властного паркета. А не паркетный, но могучий дирижер Светланов был незадолго до его кончины выметен, как сор, из лучшего оркестра страны, им же созданного. В довольно сложной музыкальной сфере эта катастрофа не так видна неискушенной публике; ясней ее показывает наш немузыкальный АвтоВАЗ. Почему при всех вливаниях в него он не способен выпустить порядочный автомобиль? Потому что тот же отрицательный отбор приводит к его руководству не мастеров своего дела, не Ланг Лангов, а угодливую дрянь, автомобильных Спиваковых и Башметов. Но конкурировать тогда с другими странами по производству, где вверх берут Ланг Ланги, бесполезно.
Первым из наших музыкантов эти косые правила отбора понял Ростропович. Думаю, он не был сроду политическим хлыщем, а был великим виолончелистом, входившим вместе с Рихтером и Ойстрахом в первую тройку советских игроков. Но музыканты – люди вообще не самых честных правил, порой готовые оправдывать их творчеством любую гнусь. Яркий пример – великий Вагнер, паскудно вытерший ноги о своего тестя Листа, выведшего его из грязи в князи. И Ростропович кинулся лизать демократический анал и вытирать паскудно ноги об Россию, поняв, что на плаву здесь можно оставаться только так.
И все-таки даже не эти низости, сопровождавшие всегда высокое искусство, главное. Сама жизнь происходит на стезе борьбы добра и зла, высокого и низкого – было бы духу идти этой стезей! Но этого-то духу и не стало в нынешней, подсевшей на нетрудовую нефть России! А в Китае, судя по его Ланг Лангу, этот дух кипит и брызжет через край. Сам факт того, что там созрел такой отборный плод, говорит о мощном выстреле не только обезьяньих производств, но и побивающего мировую планку духа.
Этот победоносный дух подтянет за собой и их автопром и авиапром – как это было после Великой Октябрьской революции в России. Тогда мы в самой лапотной, разваленной дотла стране с валютой в виде печных поленьев имели только этот же голый дух, кипевший в наших Есениных, Багрицких, Маяковских, Пастернаках. И он живо оброс никак не ожидавшейся всем миром самолетной, танковой, тракторной, электрической и прочей плотью.
Кстати, примерно то же, что я говорю здесь о Ланг Ланге, писал Запад о Рихтере во время его первых гастролей за границей. Ошеломленные противники восприняли его космическую игру именно как боевую мощь Советского Союза! Трудовой Китай через его Ланг Ланга поучил, можно сказать, код доступа в высшую мировую культуру. Страна, родившая на своем еще недавно голом фортепьянном поле пианиста, способного сыграть на своих клавишах весь мир, и все остальное обязательно догонит. И перегонит. И ей станет по плечу не только освоение передовых автомобилей – но и наших зауральских территорий, на которые сородичи юного гения уже глядят как на свои.
Ну а наш ничем не подкрепленный изнутри «титул» под такой, прежде всего культурной внешней агрессией будет неизбежно побит. Как только донести это понимание до слепоглухих сограждан, которым еще не забытое нашествие на нас захватчиков в 41-м не урок? Новые захватчики, по-новому вооруженные, уже у нас на пороге – а мы и в ус не дуем! И если не очнемся, на страницах будущих учебников истории о нас останется какая-то пара страниц, если не абзацев. Де был такой народ, работал, воевал, писал хорошие стихи и музыку, но потом на все это забил – ну и его, как следствие, под звуки перехваченной у него музыки, как скот, забили. И забыли.
|
|
