Игровое кино, как известно, действует на зрителя куда сильней документального, хотя цель и того, и этого одна: само это воздействие. И режиссеру, а точней продюсеру по большому счету все равно, в каком жанре добьется он успеха.
Документальный фильм пляшет от юридической правды факта; игровой – от правды жизни, воспринимаемой в духе «верю!» или «не верю!» До каких-то пор меж ними была более-менее определенная граница: скажем, Вьетнамская война в документальном плане – одно, а фильм «Рембо» – совсем другое. Мне он омерзителен его пафосом расстрела «от бедра» всего, что против интересов США, но я все-таки не забываю, что это – лишь кино. Но дальше документальный жанр все больше и бесцеремонней стал подменяться игровым. И та же западная версия последних событий на Украине, включая гибель Боинга – один большой художественный фильм, только объявленный документальным.
У нас крах документалистики зашел с конца 80-х – начала 90-х того века, когда ради свержения СССР хлынул под видом исторических открытий вал самой дикой лжи. Одним из его пионеров стал Виктор Суворов со своей книгой «Ледокол», внушавшей, будто зачинщиком Второй Мировой был не Гитлер, а Сталин. Де накануне у нас были пошиты миллионы «наступательных» сапог, создан «стратосферный» самолет-убийца с водородным двигателем внутри корпуса – и так далее.
Почему этот бред так нашумел? Советская идеология перебрала с целомудренной защитой от всего «не нашего», «морально и идейно вредного». Я помню, как один цербер из «Правды» вычеркнул в моей статье слово «икона»: «А то люди прочтут и будут у себя дома иконы вешать!» И вышло аккурат по Чехову: «Барышня не пила сроду водки, выпила на свадьбе рюмку – и с непривычки натворила черти что!»
От первого «запретного» глотка народ пришел в экстаз и, плюнув на советскую литературу, напал взахлеб на антисоветскую, чему помог и Запад, и лютая корысть своих дельцов. Разгромные статьи на «Ледокол» в «Известиях» и «АиФ», организованные явно для рекламы, сделали эту книгу бестселлером; мой друг-издатель озолотился на очередном ее стотысячном тираже.
Пошла такая же ложь по Бухарину – будто его под пытками склонили к самооговору; по Сталину, числу жертв ГУЛАГа, – и народ, охая и ахая, ей верил: ну не могут же врать все подряд! А вошедшие во вкус лжецы от исторической лжи перешли уже к текущей. Для борьбы на выборах возникли насквозь лживые пиар-команды, способные за деньги сделать черное белым и «из обезьяны президента». Знаменитые адвокаты, певцы, писатели, артисты за те же деньги стали готовы объявить святым любого взятого под стражу упыря…
Еще деталь. Как-то всегда считалась, что власть чаще всего недоговаривает или даже вовсе привирает, а уж оппозиция доносит до людей всю правду. Но у нас и это вывернулось наизнанку: такого дикого вранья, как у шакалящих по чужим посольствам протестантов, нет и в набившей всем оскомину «сурковской пропаганде»!
В итоге по вранью мы оказались впереди планеты всей. Таких продажных, как у нас, журналистов, депутатов и политиков, готовых вслед за одной задницей тут же лизать другую, едва ли где-то еще сыщешь. Вчера они орали: «Слава Ельцину, Лужкову, Березовскому, будь прокляты Сталин, Путин, Примаков!» – сейчас орут наоборот. Недопустимой стала одна честность: те немногие, кто замарались ей, схватили черную метку «неуправляемый» и были усланы с глаз вон. Документальный жанр при этом стал принципиально невозможен; все – от репортажей с мест до ток-шоу на ТВ – сделалось одним спектаклем.
Но Запад в этом деле лжи недолго отставал от нас. Всплеск его псевдодокументального кино пришелся на цветные революции последних лет в Египте, Ливии, Сирии и т.д. Главная ложь там: хорошая война «за демократию» лучше плохого мира без нее; США и их солдаты-убийцы в духе Рембо не могут быть судимы нигде в мире.
И события на Украине обернулись, на мой взгляд, каким-то решающим сражением меж двумя этими жанрами: документальным и художественным, правдой факта и силой вымысла. Россия оказалась на документальной стороне, а Запад ударился в известные всем постановки, выдавая черное за белое, сожженных бандеровцами одесситов за самоубийц. И наш народ, изголодавшийся по правде средь фальшивых выборов и прочего вранья, наградил за это Путина рекордным среди его коллег рейтингом – отчего, я думаю, те особенно его возненавидели. Однако мир все же стал горой за силу вымысла.
Поскольку что есть истина? Даже как христианский абсолют она не может быть одной для всей планеты из-за наличия других религий. У христиан в рай попадают за смирение, у мусульман – за убийство врага; иные веры вообще трактуют все иначе. Но все сходятся в одном – стремлении к лучшей доле для их стран. И в этой правде опередили всех США, добившиеся для себя, при помощи их Рембо в том числе, самых великих преимуществ в мире.
Но эта правда неизбежно ведет к новой мировой войне, к убийству ни за что всех, кто случайно оказался на пути мировых лидеров – что собственно уже и происходит! Первым источником смерти на земле после Гитлера стала Америка: если сложить всех убитых в развязанных ей после Нюрнберга войнах, будет что-то сопоставимое с числом жертв Второй Мировой. Доказывать ей свою правоту – все равно что разбойнику с большой дороги, которому не правота твоя нужна, а кошелек!
И христианский мир как бы застрял меж двумя этими правдами: христианской «не убий» – и американской, что чем больше убиваешь, тем больше тебя все уважают! Никто не хочет лично умирать, но и соблазн отжать чужое, повоевать с Россией до последнего, как говорится, украинца – тоже будь здоров!
Вот на такой чересполосице и зашла эта битва жанров: мы развернули свою призабытую уже документалистику, Запад – его гремучий Голливуд. И хоть за нами оказалась сила правды, за ним – не меньшая сила искусства. Любой же показ в конечном счете сводится для массового зрителя к этому «верю – не верю», и коль художественный фильм родит больше доверия, вся правда факта против этого бессильна. И в этой информационной битве, увы, не ставшей нашим Сталинградом, нас побивает киноиндустрия супостатов, это средство массового поражения умов.
Каков против нее наш арсенал в нашей деиндустриализированной стране? По сути – всего один талантище Путин, наше все. Но то, что это и все – и плохо! Как примадонна с норовом он хочет быть не только первым, но и единственным в нашем политическом театре – отчего нам страшно не хватает прочей армии талантов, способных вызывать это «верю!»
У правды есть одно великое достоинство – тот ее ощутимый, стойкий вкус, который не подделаешь. Простак решит, что говорить ее легко: просто не ври – и будет правда, но применительно к политике, к документальному кино, которое есть все-таки искусство, это не так.
Я ради выживания много занимался подлым выборным трудом и вынес из него одну твердую истину: никакая выдумка и клевета так не разит соперника, как правда. Но вытащить ее на свет – весьма нелегкий и затратный труд. Путем наемной агентуры вскрыть всю фактуру, найти такие неопровержимые, разящие слова, чтобы соперник онемел, а публика печенкой поняла, что так оно и есть.
Вот этого и не хватает нашей документалистике. Путин вещает здорово, но уже второй при нем вещун, то вводивший без ума, то отменявший ноль промилле, выглядит Петрушкой. Это, конечно, вздымает звезду Путина, но опускает всю страну. Журналисты и политики, живущие предательской оглядкой, не имеют тех настоящих слов и убедительности в тоне, с которыми уже не поспоришь.
И тут велик соблазн обратиться к той машине лжи, которая у нас накатана на так сказать внутренних линиях, выставив против их Голливуда свой Голливуд. Но это скорей всего даст еще пущий провал, поскольку во всей недалекой «сурковской пропаганде» нет мастеров, одаренных в нужной для победы в этом жанре мере.
Еще нас губит то, что правота в частном случае с Украиной не подкреплена нашей правотой в остальном. Ее и не может быть при так и не определенной идеологии и системе координат, позволяющей отличать правду ото лжи. Мы строим социальное государство – или вампирское? Наш бизнес, в переводе с английского «дело» – выпуск продукции или деланье денег любым воздушно-капельным путем? Наши олигархи – это поцелованные Богом праведники или чертово ворье? Эти вопросы у нас так и повисли в воздухе, родя в сердцах сумятицу, а не ту волю к победе, которая берет города.
Нашей политике, как и нашему документальному кино страшно недостает способных делать их живых идей, живых людей. Путин сказал: если убрать пройдох из власти, можно вообще без никого остаться; надо де заставить их работать. Но они никак не заставляются – и от них уже, сколько их ни тасуй, нового толку не будет.
Страстные и порядочные люди в такой большой стране как наша есть; невозможно, чтоб их не было. Но к власти допускаются одни пройдохи, кто не пройдоха – уже профнепригоден. И для тех незаслуженно задвинутых людей тогда два выхода. Либо как-то все же реализоваться в существующей стране и изо всех сил делать ее бизнес делом – либо валить страну, чтобы взойти уже на ее развалинах. Хорошо бы, конечно, если бы они взошли еще при Путине, поскольку кто будет за ним – при таких резервистах как Медведев, даже думать страшно. Может, придет такой, при ком и валить ничего уже не придется, само все рухнет.
|
|
