Дети поражения

На Украине опять «майданят». Тысячи человек снова выходят на площадь, митингуют, ходят с флагами, поют песни - в общем, занимаются политической борьбой в своем понимании. То есть тем же, что делали в приснопамятном 2004 году - только в этот раз речь идет не о борьбе за избрание Ющенко против Януковича, а о борьбе за вступление Украины в ЕС. Конечно, до массовости 2004 года этот «майдан» не дотягивает, и вообще неизвестно, принимают ли его власти Украины всерьез, но тем не менее, отбрасывать его существование нельзя.

Я не буду, в отличие от огромного количества российских граждан, рассказывать про «руку Госдепа» или «оранжевую революцию». Напротив, можно сказать, что очередной «майдан» в Киеве свидетельствует о серьезном кризисе в этой стране, о том, что власти ее теряют поддержку населения - но это-то как раз общеизвестно. Более интересно то, что существует определенное число украинских граждан, которые могут перевести скрытый протест в его открытую форму, выступить против власти. Это гораздо более важно.

Но еще более важно то, какую форму имеет этот протест.

• Во-первых, можно отметить, что сама цель протеста: борьба за евроинтеграцию - не просто имеет мало общего с реальными проблемами украинских граждан. Она вообще имеет малое отношение к реальности. В реальности никто, разумеется, Украину в Евросоюз принимать не собирается. Речь шла только о соглашении об «ассоциированном членстве». Это довольно специфический продукт евробюрократии, который имеет малое отношение к вступлению в Евросоюз, как таковому. На самом деле ассоциированное членство далеко не всегда гарантирует подобное. Турция имеет ассоциированное членство с 1987 года. И ничего. Взамен за этот непонятный статус государство отдает значительную часть своего суверенитета, прежде всего экономического, той же самой евробюрократии, для которой далеко не всегда развитие «ассоциированного члена» имеет приоритетное (или сколь-либо какое вообще) значение.
• А во-вторых, данный протест с самого начала имеет ту самую форму, которую уже традиционно называют «майданом». То есть смесь митинга, карнавала и пикника. Многие левые считают «майдан» эффективной формой ненасильственной борьбы. Но реальная эффективность его под вопросом. В 2004 году «майданники» сумели провести Ющенко в президенты страны, но проблемы, реально волнующие украинских граждан, при этом решены не были. Жизнь простых украинцев, которые и выступали главной ударной силой на Майдане 2004 года, лучше не стала.

Таким образом, нынешний киевский протест, при всей его внешней привлекательности, никак не может рассматриваться как эффективная форма достижения гражданами своих благ. Наши левые, которые приводят украинские «майданы» в пример, никак не хотят замечать отсутствие социальных требований на них. В самом деле, жизнь украинцев далеко не сахар, так почему же столь «эффективную»- с точки зрения многих - форму борьбы не использовать для прямой социальной борьбы? Почему многие готовы выступать с поддержкой «ассоциированного членства» в Евросоюзе, но не выступают, скажем, против повышения цен на услуги ЖКХ?

На самом деле, подобные протесты имеют место не только на Украине. Россия тоже имела свои «майданы», правда, несколько менее карнавальные, и менее эффективные. По сути, российские «антипутинские» протесты 2011-2012 годов представляли собой подобные «майданы» (это слово употребляется не для уничижения протестов, но для того, чтобы выразить особую их форму), только с определенной российской спецификой. Речь идет о движении «за честные выборы» и «против жуликов и воров», в общем, о пресловутом «болотном протесте». Равно как «майданную форму» имеют большинство политических акций, связанных с Навальным. Главное отличие от украинских событий тут в том, что власть реагировала гораздо жестче, и эффективность их была ничтожна по сравнению с событиями на Украине. О причине подобного я писал много раз и повторяться не намерен.

А вот общие черты протестов в обеих странах являются довольно интересными. Например, в случае с киевским «майданом» участники его прямо заявляют о том, что их борьба лежит практически параллельно реальным интересам:

«Можно много говорить о том, какие существуют экономические выгоды от Таможенного союза и ассоциации с ЕС - но сейчас не это важно! Сегодняшний Майдан - это не про выгоды, это про цивилизационный выбор. Это выбор из двух цивилизаций, из двух миров. С каким-то из них - нам не по пути».

То есть, даже при условии, что евроинтеграция не принесет реальных выгод гражданам, более того, если она принесет с собой только потери - как уверяют многие сторонники Таможенного союза - то все равно она является приемлемой. Потому что - «цивилизационный выбор». Равно то же можно сказать про протесты в России - несмотря на все, речь в них шла о том же «цивилизационном выборе». Действительно, «честные выборы» - это хорошо, но в рамках борьбы за реальные права граждан они мало что меняют. И речь даже не о том, что «Партия жуликов и воров» является в любом случае самой популярной политической силой: 20% поддержки населения она имеет, за счет чиновников и «ментов», военных и т.д., что превышает поддержку любой политической силы в стране; О Путине, которого поддерживает не меньше трети населения, и говорить нечего.

Речь идет о том, что реальной экономической и, следовательно, политической силой в стране периферийного капитализма является только силы, связанные с мировой экономикой (продажа нефти и газа и т.п.). И, следовательно, все претензии на то, что со сменой персон что-либо изменится, смешны. Единственное, что может быть действенным в данном случае, - это упорное продавливание своих интересов. Давление на государственный механизм с целью создать хоть какое-то противодействие огромным финансовым возможностям компрадоров. Забастовки, митинги и т.п. Агитация с целью увеличить число своих сторонников, и как следствие, увеличить силу давления. Причем верно это не только для народных, рабочих движений, но и для мелкобуржуазных сил, которые в странах периферийного капитализма испытывают те же проблемы.

Но этого нет. Вместо этого четко выраженная потребность в том, чтобы сменить одних «хозяев» на других. Януковича на Ющенко. Путина на Навального. Вступление в ЕС, как антитеза Таможенному союзу тут тоже выглядит как смена «хозяина», так как о реальных благах мало кто задумывается.

И вот как раз эту особенность данных протестов нельзя считать случайной. Почему люди, нашедшие в себе силы и смелость выступить против государственной власти, неожиданно, вместо требований своих прав, начинают бороться за смену хозяев? Почему столь мало популярны, скажем, социальные лозунги, зато столь популярны разного рода персоны? Причем в странах со столь противоположной, как кажется, политической культурой, каковыми, по обывательскому мнению, являются Украина и Россия.

Явление это крайне сложное. Несмотря на то, что обе страны могут казаться очень различными, они имеют больше общего, чем кажется на первый взгляд. И Украина, и Россия возникли после самой большой геополитической катастрофы XX века - распада СССР. Тут нет смысла рассуждать, в чем выиграли и в чем проиграли граждане в данный момент. Важно понять - с самого начала формирования этих государственных образований они формировались в особой ситуации. Страны жили тем, что «утилизировали» все, что осталось от СССР. От прямой продажи советского наследия за рубеж до возможности на два десятилетия не вкладываться в инфраструктуру. От эксплуатации советской дорожной сети и электростанций до наличия масс учителей и врачей, позволяющих поддерживать приемлемый уровень жизни населения. Мы и сейчас еще не понимаем, как велико было наследство СССР и как велико оно остается и по сей день.

Но «утилизационная экономика» имеет свои базовые отличия. Во-первых, при ней размер общественных благ не возрастает, а убывает со временем. Если при «нормальной» экономике с каждой «итерацией» возможности для граждан повышаются, то при «утилизационной» - падают. И пусть нас не смущает понятие «экономический рост» и прочие заявления экономистов - это означает только то, что значительная часть советского наследства была очень сильно недооценена. Например, образование: если в тех же 1990-х годах основную часть вузов составляли бывшие советские, где учили советские преподаватели, которые готовили специалистов, востребованных в той же Европе, то теперь это не так. «Новорусские» (и «новоукраинские») студенты, в отличие от «совковых» физиков, математиков и биологов, на Западе не так нужны (но по традиции считают себя конкурентоспособными).

Но и в чисто экономическом плане «утилизационная экономика» имеет «обратную форму». Вначале, сразу после того, как грандиозный «раздербан» общего «пирога» только начинался, граждане имели огромное количество возможностей для того, чтобы «прийти к успеху». Кто успел к разделу - тот и успешный. «Олигархом может стать каждый!» - этот лозунг в 1990-х хорошо сдерживал общественные возмущения. Ну, хорошо, многим стало понятно, что путь в олигархи им не светит: этот путь почему-то сильно коррелировал с прежним вхождением в советскую номенклатуру. Но, тем не менее, успех «на локальном уровне» был практически осязаем. Когда сосед или одноклассник становился «крутым бизнесменом», неожиданно приобретал «Лексус» и строил коттедж, возможность подобного для всех казалась реальной.

Тут нет ничего странного - ведь для структуры классового общества требуется наличие некоторой части элиты - и не столь важно, откуда она возьмётся. Пусть даже из одноклассников и соседей. Но, тем не менее, следует понимать, что численность этой элиты не может быть сколь угодно большой. И после того, что правящие классы были «вчерновую» сформированы, путь «наверх» для большинства оказался закрыт. Более того, в связи с тем, что структура общества сохраняла остатки прежнего, бесклассового устройства, дальнейшее развитие классообразования в условиях периферийного капитализма могло идти только по пути снижения возможностей для основной массы населения, которое должно привести к тому бесправию и нищете, что имеет основная масса населения стран третьего мира.

Но пока еще о значительном снижении уровня жизни говорить нельзя. Прежде всего, потому, что самые крупные советские системы, гуманитарное, вроде образования и здравоохранения, или технические, такие, как дороги, трубопроводы и линии электропередач продолжают работать, что избавляет государство от необходимости инвестиций. Да и граждане пока имеют, например, свое жилье, в подавляющем большинстве оставшееся от «прежней власти». При этом даже небольшая зарплата еще не превращает людей в нищих, подобных жителям большинства периферийных стран. Но при этом перспективы развития для большинства абсолютно туманны. Вернее, их просто нет.

Особенно туманны они для молодежи. Как раз те люди, что пришли «в жизнь» после того, как основная собственность была «переделена», оказались в ситуации, когда не существует никакой разумной стратегии развития. Что делать, к чему стремиться? Никто этого сказать не сможет. Пути наверх через раздел общенародной собственности, для молодежи не существует. Олигархами им никогда не стать - у олигархов есть свои дети. У президентов и губернаторов - то же самое. То есть никаких открытых путей наверх для молодых людей нет. И это при том, что именно в молодом возрасте человек наиболее честолюбив и активен.

Поэтому все действия, совершаемые современной молодежью, давно уже являются чистым ритуалом. Учатся где-то - не все ли равно где, ведь это стратегия, которая не ведет никуда и, в конечном счете, навязана родителями. Когда-то вуз гарантировано вел «наверх». И в условиях, когда будущее неопределенно, следование старым стратегиям кажется единственно возможным явлением. Но из молодых людей уже мало кто связывает свое будущее с образованием.

Возникла парадоксальная ситуация: современная молодежь материально живет, может, и лучше своих сверстников лет 40-50 назад (за счет отказа от инвестирования в инфраструктуру и депопуляции населения), но никаких новых возможностей для себя она объективно не имеет. Эти люди выросли уже в условиях периферийной экономики, и ничего другого для себя не видели. Возможно, они имеют пример родителей, которые встретили «большой раздербан» как время надежд, но объективно ничего от этого не получили.

Это - дети поражения. Дети «утилизационной экономики», которые не могут представить себе ничего другого, кроме как жить в условиях, когда единственная возможность - получать крошки со стола «главных приватизаторов». Они не могут представить себя реальной политической силой, силой способной менять общественные устои или, хотя бы, могущей заставить общество выполнить свои требования.

Именно отсюда идея о том, что «надо менять хозяина». Вышедшие на «майдан» не могут даже представить того, что они способны заставить власть сделать шаг навстречу их потребностям, дать те блага, которые нужны. Нет, на это способен только «хозяин». Именно под «хорошим хозяином» они подразумевают Евросоюз, который, по идее, и способен «дать по шапке» местной власти. Или, в российском варианте, Навального, который сразу же накажет «нехороших» чиновников, посадит всех «жуликов и воров» и ликвидирует попилы и откаты на местах. Как не странно, и основная масса «путинисткой молодежи» исповедует ту же идею, только в роли «хорошего хозяина» для них сам Путин. Впрочем, скорее исповедовала, потому что «бескорыстных путитистов» день ото дня все меньше.

Рассматривать верность стратегии «выбора хорошего хозяина» не имеет смысла, так как понятно, что для любого «хозяина», то есть правящей элиты, блага и потребности народа имеют самое последнее значение. Задача хозяев - решать свои проблемы, а массы тут только инструмент и источник средств. И неважно кто: «Донецкие», «Питерские», Евросоюз или Навальный станут это делать. Реальные потребности народа лежат не в этом.

Но для того, чтобы суметь их добиваться, необходимо преодолеть тот комплекс поражения, который сейчас господствует над людьми. Особенно молодыми. Тем более, что именно молодежь по естественным причинам, является основой любой политической борьбы. Но в условиях, когда любые возможности изменения мира представляются фантастикой, когда единственной возможностью изменить свое положение подчас представляется смена работы (та же самая «смена хозяина») или даже эмиграция, реально сделать это очень тяжело. Тем не менее, следует работать в плане того, чтобы вернуть людям будущее. Если они поверят в то, что будущее есть, то смогут выйти из ложной парадигмы «хороших и плохих хозяев».